Александр Кожев - Введение в чтение Гегеля

• Название: Введение в чтение Гегеля
• Автор: Александр Кожев
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-026788-0

---

Итак, надо допустить третью исходную предпосылку «Феноменологии духа»: наличие многих взаимно пересекающихся Желаний, когда каждый желающий желает уничтожить, ассимилировать, сделать своим, подчинить себе чужое Желание как таковое. Эта множественность Желаний столь же «ни к чему не сводима», как и сам факт Желания. Допуская ее, уже можно увидеть, или понять («вывести»), каким должно быть человеческое существование.

Если, говорит Гегель, с одной стороны, Самосознание и Человек вообще суть не что иное, как Желание, удовлетворить которое может только факт признания другим Желанием его исключительного права на удовлетворение, то очевидно, что Человек может полностью осуществиться и раскрыть себя, т. е. достичь окончательного удовлетворения, только получив всеобщее признание. Так вот, если, с другой стороны, имеется множество этих самых Желаний всеобщего Признания, то очевидно, что Действование, ими порождаемое, не может быть — по крайней мере на первых порах — не чем иным, как Борьбой не на жизнь, а на смерть (Kampf auf Leben und Tod). Оно может быть только Борьбой, потому что каждый захочет подчинить себе другого, всех других, с помощью отрицающею, разрушающего действия. Оно будет Борьбой не на жизнь, а на смерть, потому что Желание, направленное на Желание, предмет которого — другое Желание, выходит за пределы биологических данностей, так что вызванное этим Желанием Действие не ограничивается ими. Другими словами, чтобы удовлетворить свое не-биологическое Желание, Человек должен рисковать жизнью. И Гегель говорит, что жизнь существа, не способного поставить жизнь на карту ради каких-то, не непосредственно жизненных целей, т. е. не способного рискнуть жизнью в Борьбе за Признание, в борьбе чисто престижного характера, не может считаться подлинно человеческой.

Значит, человеческое, историческое, сознающее само себя существование возможно только там, где проливают или, по крайней мере, проливали кровь, где вели войны ради славы. И под грохот одной из таких Битв заканчивал Гегель свою «Феноменологию духа», в которой он обретал самосознание, отвечая на вопрос «Что Я такое?».

Но очевидно также, что трех упомянутых предпосылок «Феноменологии духа» не хватает для объяснения возможности Йенской битвы. В самом деле, если бы все люди были такими, как я только что сказал, то всякая Борьба за престиж оканчивалась бы смертью, по крайней мере одного из противников. Это значит, что, в конце концов, в мире остался бы один-единственный человек, и его — по Гегелю — уже не было бы, он больше не был бы человеком, потому что человеческая действительность — это не что иное, как факт признания одного человека другим человеком.

Итак, чтобы объяснить факт сражения под Йеной, факт Истории, которую это сражение завершает, необходимо ввести в «Феноменологию духа» еще одну, четвертую и последнюю, исходную предпосылку. Нужно предположить, что Борьба заканчивается таким образом, что оба противника остаются в живых. Но такое возможно только при том условии, что один из противников уступает другому, что он ему подчиняется и признает его, не будучи сам им признанным. Нужно предположить, что Борьба заканчивается победой того, кто готов идти до конца, над тем, кто спасовал перед лицом смерти, не смог победить биологический инстинкт самосохранения (тождества). Говоря языком Гегеля, нужно предположить, что один из них будет победителем, и он станет Господином над побежденным. Или, если угодно, один из них будет побежден, и он станет Рабом победителя. Вот это различие между Господином и Рабом, или точнее сама возможность дифференциации будущего Господина и будущего Раба, и составит четвертую и последнюю предпосылку «Феноменологии духа».

Побежденный подчинил свое человеческое желание Признания биологическому стремлению сохранить свою жизнь; тем самым определилось и раскрылось — ему самому и победителю — его подчиненное положение. Победитель поставил на карту жизнь ради достижения яе-жизненной цели; тем самым определилось и раскрылось — ему и побежденному — его превосходство над биологической жизнью и, следовательно, над побежденным. Таким образом, различие между Господином и Рабом стало действительным в реальных победителе и побежденном и оно признано обоими.

Превосходство Господина над Природой, связанное с тем, что он рисковал жизнью в Борьбе за престиж, реализуется в факте Труда Раба. Этот Труд опосредует отношения Господина с Природой. Раб преобразует наличные условия существования таким образом, чтобы они соответствовали требованиям Господина. Преобразованная Трудом Раба Природа служит Господину, которому, в свой черед, нет нужды служить ей. Подчинением Природы занимается Раб: подчиняя себе Раба и заставляя его работать, Господин подчиняет себе Природу и тем осуществляет свою свободу по отношению к ней. Стало быть, жизнь Господина может быть полностью отдана войне: он воюет, но не трудится. Что касается Раба, то вся его жизнь — это Труд (Arbeit) на Службе (Dienst) у Господина. Он трудится, но не воюет. И, согласно Гегелю, только действия, совершаемые на службе у другого, могут быть названы «Трудом» (Arbeit) в собственном смысле слова, действием по существу человеческим и очеловечивающим. Сущее, действующее ради удовлетворения собственных инстинктов, которые в качестве таковых всегда естественны, не поднимается над Природой, оно остается естественно сущим, животным. Но действуя ради удовлетворения инстинкта, который не является моим собственным, я движим чем-то таким, что, по крайней мере для меня, не есть инстинкт. Меня заставляет действовать некая идея, не-биологическая цель. И именно такое преобразование Природы, обусловленное не-материальной идеей, является Трудом в собственном смысле слова, трудом, созидающим некий не-естественный, искусственный, очеловеченный Мир. Этот Мир приспособлен к человеческим Желаниям существом, которое показало и доказало свое превосходство над Природой тем, что рисковало жизнью ради яе-биологической цели — Признания. И только таким Трудом был произведен, в конце концов, стол, за которым Гегель писал свою «Феноменологию духа», и только он вошел в состав того Я, с которым он разбирался, отвечая на вопрос «Что такое я?».

Итак, лишь допустив четыре упомянутые посылки, как-то: 1) раскрытие наличного Бытия Словом; 2) наличие Желания, порождающего отрицающее Действование, которое преобразует налично-данное Бытие; 3) существование множества Желаний, которые могут направляться на другие Желания и становиться их объектом; 4) возможность дифференциации Желаний Господ (будущих) и Рабов (будущих), — лишь допустив эти предпосылки, мы поймем, как вообще возможен исторический процесс, как возможна История, которая в целом есть история Борьбы и Труда, приведшая в конце концов к наполеоновским войнам, к столу, за которым Гегель написал «Феноменологию духа», с тем чтобы понять смысл и этих войн, и этого стола. И наоборот, чтобы объяснить возможность «Феноменологии духа», которая была написана за неким столом и объясняла войны Наполеона, нужны четыре упомянутые посылки.[116]

Таким образом, мы можем сказать: Человек родился и История началась вместе с первой Схваткой /Lutte — Борьба/, которая привела к появлению Господина и Раба. Это означает, что — в своих истоках — Человек всегда либо Господин, либо Раб и что о Человеке можно говорить лишь там, где есть Господин и Раб. (Для бытия человеком нужны, по крайней мере, двое.) И всеобщая история, история взаимодействия людей между собой и их взаимодействия с Природой, — это история взаимоотношений между воюющими Господами и трудящимися Рабами. Следовательно, история останавливается в тот миг, когда исчезает различие, противостояние Господина и Раба, когда Господин перестает быть Господином, поскольку нет больше Рабов, а Раб перестает быть Рабом, поскольку нет больше Господина, но он не становится при этом Господином, поскольку Рабов больше нет.

Так вот, согласно Гегелю, именно в наполеоновских войнах и через их посредство — в частности благодаря сражению под Йеной — История заканчивается диалектическим снятием (Aufhebung) Господина и Раба. Так что Йенская битва имеет для Гегеля первостепенное значение. Доносящийся до его слуха шум убеждает Гегеля в том, что История завершается, либо уже завершилась, и что, стало быть, его концепция Мира тотальна, что его знание — абсолютно.