Александр Кожев - Введение в чтение Гегеля

• Название: Введение в чтение Гегеля
• Автор: Александр Кожев
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-026788-0

---

c) Гегель (р. 469, 2-й абзац— р. 472 /с. 359–361/)

С христианской точки зрения Наполеоном движет Тщеславие, он, стало быть, — воплощение Греха (Антихрист). Он — первый, кто осмелился на самом деле придать человеческой Единичности абсолютную (всеобщую) значимость. Для Канта и Фихте он есть das Bose: существо аморальное по преимуществу. Для либерального и толерантного Романтика он — предатель («предавший» Революцию). Для «божественного» Поэта — он всего лишь лицемер.

Но с точки зрения Наполеона, всеобще значимая мораль — это для всех прочих, сам он находится «по ту сторону Добра и Зла», он, таким образом, если угодно, действительно «лицемер». Однако не кантианскому моралисту судить его. Тем меньше романтическое Urteil /суждение/ вправе винить его в эгоизме и преступлениях, ибо всякое Действование эгоистично и преступно до тех пор, пока оно не возымело успех. А Наполеону его дело удалось. Кроме того, противники Наполеона не действуют против него, не разбивают его, и значит, их суждение о нем — чистое лицемерие, болтовня. Они суть чистое бездействие, иными словами, Sein, следовательно, Ничто: если Германия (немецкая философия) отказывается «признать» Наполеона, она должна исчезнуть как Volk /народ/. Ибо Нации (Besonderheit /особенное/), противящиеся всемирной Империи (Allgemeinheit /всеобщее/), будут уничтожены.

Но Гегель признает Наполеона и являет его Германии. Он верит, что может спасти ее (своей «Феноменологией»), сохранить в снятой (aufgehoben) форме в лоне наполеоновской Империи.

Итак, перед нами двоица: Вершитель судеб — Провидец, Наполеон-Гегель, Действование (всеобщее) и Знание (абсолютное). С одной стороны, Bewuptsein /сознание/, с другой — Selbstbewuptsein /самосознание/.

Наполеон обращен к внешнему Миру (общественному и природному): он его понимает, ибо действует успешно. Но он не понимает сам себя (он не знает, что он есть Бог). Гегель обращен к Наполеону: но Наполеон — это человек, Человек «совершенный», тотальная интеграция Истории. Понять его — это понять Человека, понять самого себя. Понимая (= оправдывая) Наполеона, Гегель завершает самопознание. Так он становится Мудрецом, «совершенным» фило-софом. Если Наполеон — это являющийся Бог (der erscheinende Gott), то являет (rdv&e — раскрывает) его не кто иной, как Гегель. Абсолютный дух = полнота Bewuptsein и Selbstbewuptsein, иначе говоря, реальный (природный) Мир, включающий в себя всемирное однородное Государство, воплощенное в жизнь Наполеоном и раскрытое /г6v6h/ в его сути Гегелем.

Однако: Гегель и Наполеон — это два разных человека; стало быть, Bewuptsein и Selbstbewuptsein еще разделены. Но Гегель не любитель дуализма. Будет ли снята эта последняя диада?

Это могло бы (и еще может!) произойти, «признай» Наполеон Гегеля, подобно тому как Гегель «признал» Наполеона. Надеялся ли Гегель (1806 год), что Наполеон позовет его в Париж, чтобы там сделать Философом (Мудрецом) всемирного однородного Государства, которому надлежало бы объяснять (оправдывать) — а возможно, и направлять — действия Наполеона?

Со времен Платона подобные мысли неизменно соблазняли великих философов. Но пассаж на эту тему в «Феноменологии» (р. 471, 11-я строка снизу — р. 472 /с. 360–361/) слишком (намеренно?) темен.[114]

Как бы там ни было, История закончилась.

Резюме курса лекций 1936–1937 учебного года

{Из Ежегодника Высшей практической школы за 1937–1938 учебный год. Секция религиеведения)

Мы изучили разделы В и С главы VI «Феноменологии духа», посвященные анализу диалектической эволюции христианского Мира от его начала до Гегеля.

Гегель усматривает начало и основание Христианства в идее Индивидуальности, открытой Рабом и неизвестной Миру языческих Господ. Индивидуальность — это синтез Единичного и Всеобщего, абсолютная или всеобщая ценность, воплощенная в единичном существе и этим существом, единичное бытие, обретающее в качестве такового всеобщую значимость, иначе говоря, бытие всеобще признанное. Только этот синтез, претворяясь в действительность в качестве человеческого существования, может дать Человеку окончательное Удовлетворение (Befriedigung) и сделать бессмысленным и невозможным как всякое бегство (Flucht) в потустороннее (Jenseits), к которому подталкивает его Вера или художественное воображение, так и любое подлинное превосхож- дение наличного Мира посредством отрицающего усилия, требующего Борьбы и Труда и созидающего новый реальный Мир. Человек, который воплощает Индивидуальность, достигает вершины исторической эволюции и тем завершает эту эволюцию.

Христианство предполагает, заключает в себе и раскрывает идею или идеал Индивидуальности. Но поначалу, Раб-христианин (который этот идеал и открывает, коль скоро он, лишенный всеобщей или общественной значимости, может наделять значением только свою отдельную или единичную личность) еще подвластен — почему он и остается рабом — языческим космологизму (или «натурализму») и универсализму своего Господина (наделившего самого себя «всеобщей» значимостью в качестве Гражданина, живущего в налично-данном Мире).

Таким образом, отдавая в ценностном плане предпочтение Всеобщему, Раб пред-ставляет (vor-stellt) собой Индивидуальность, которая образуется не в результате универсализации Единичного (обожествление Человека), а в процессе индивидуализации Всеобщего (Боговоплощение). И хотя значимость его личности не определяется больше местом (топосом) в налично-данном Космосе, которому он принадлежит по рождению, он видит эту значимость не в созидании человеческого Мира, устроенного здесь, на земле, им самим и для себя самого, а в устремленности к некоему «месту» (топосу) в божественном Космосе, также налично-данном, поскольку не зависящем от воли Человека. Иными словами, Христианство — на первых порах — есть прежде всего Религия. Индивидуалистическая антропология приходит в мир в форме персоналистической Теологии: поначалу Человек приписывает Богу, своему Господину, все то, чем он хочет, сначала неосознанно, быть сам, и что, в конце концов, он захочет и сможет сказать о себе. И поскольку Человек истолковывает себя в свете христианской Религии, он в своем заносчивом желании приписать абсолютную, или всеобще признанную, значимость собственной автономной и чисто человеческой единичности видит не идеал, подлежащий осуществлению (во имя удовлетворенности собой здесь, на земле), но зло, подлежащее искоренению (во имя потустороннего спасения Божественной благодатью). Открыв в гордости основу и движитель человеческого существования, христианская Религия усматривает в гордыне смертный грех, она будет искоренять его; гордость истолковывается ею как суета сует. Значит, пока христианская Религия будет господствовать в Мире, Человек не сможет удовлетворить свою гордость, осуществив в Мире идеал Индивидуальности, являющийся тем не менее источником и основным содержанием Христианства. Значит, для того чтобы осуществить Христианство, осуществляя в эмпирическом Мире антропологический идеал Индивидуальности, необходимо упразднить христианские религию и теологию, т. е. очистить новую антропологию от остатков языческой космологии и аксиологии Господина, освободив таким образом Раба от остатков его Рабства.

Пока Раб зависел от господствовавшего в Мире языческого Господина, он был отлучен от всеобщей значимости, свойственной Гражданину, и не мог добиться всеобщего признания своей личности, или единичности. С помощью Веры в Бога, абсолютного Господина, перед которым все люди равны (в своем абсолютном рабстве), Рабу удалось освободиться от своей зависимости от Господина-человека. Но живя в этой Вере, он еще не осмеливается придать своей человеческой единичности значимость, в которой ему отказывал Господин. Хотя над ним больше нет никакого реального Господина, он в душе все еще Раб и чувствует себя Рабом; он попал в Рабство к самому себе, считая себя Рабом Бога, сотворенного на самом деле им самим. Будучи Рабом самого себя он может освободиться и осуществить свой (христианский) идеал, но только освободившись от себя самого, переступив через себя, перестав быть тем, кто он есть. Но он есть тот, кто он есть, в своей Вере и посредством своей христианской Веры в абсолютного Господина. Стало быть, именно от этой Веры, от христианской Религии и от Мира, в котором они господствуют, и должен он освободиться, — от этой Религии Раба, которая, сотворяя Мир, в котором он порабощен, поскольку сам себя обратил в рабство, делает из него Раба, сохраняя в этом Рабстве прежнее языческое Господство.