Анита Мейсон - Ангел Рейха

• Название: Ангел Рейха
• Автор: Анита Мейсон
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: О войне
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00824-X

От автора исторического бестселлера «Иллюзионист» – роман о всепобеждающей страсти и той цене, которой может даться эта победа. Особенно если эта страсть – к полету, вы – женщина, а место действия – гитлеровская Германия…

---

– Симпатичная девушка, – сказал тот.

– Она самая лучшая.

– Все они самые лучшие.

Внезапно лицо Паувельса просияло.

– Вы приедете к нам на свадьбу? – спросил он.

– Да, если вы меня пригласите. И если поезда будут ходить.

– А на мою свадьбу приедете? – Нахального вида австриец подтащил к столу стул и уселся напротив меня, вытаскивая из бумажника свои фотографии. Все началось по следующему кругу.

– Вы не представляете, как много значит для нас ваш приезд, – сказал Паувельс. – Здесь чувствуешь себя как на краю земли.

– Это и есть край земли, – сказал австриец.

– Негоже так выражаться о наших будущих колониях, – сказал человек в серой полевой форме. Он улыбался, с легким укором. Я увидела, что он не в простой полевой форме, а в эсэсовской.

Летчики посмотрели на него с неприязнью, выразить которую вслух, похоже, никто не хотел.

Потом австриец вызывающе спросил:

– Что, явился проверять нас, Мейснер?

– Нет, – благодушно ответил Мейснер, – Я только что доставил донесение командиру. И решил поучаствовать в вечеринке. Вы не возражаете?

Он повернулся ко мне.

– Боюсь, вы попали в дурную компанию, – с улыбкой сказал он. Он часто улыбался.

– О, меня она вполне устраивает.

– Если тебе не нравится наша компания, пересядь за другой стол, – тихо сказал австриец Мейснеру.

Мейснер не отреагировал.

– Да ладно, не заводись, – сказал пилот бомбардировщика.

Паувельс неловко поерзал на месте и подвигал фотографии на столе.

– Потом можно будет спеть, – сказал он, – если Райнер принесет аккордеон.

Австриец встал и отошел в другой конец помещения.

Пилот бомбардировщика проводил его взглядом и посмотрел на меня.

– Извините, – сказал он.

Мейснер подался вперед и серьезно сказал:

– От этого не уйти, вы сами понимаете. За что, по-вашему, вы сражаетесь?

Лицо у Паувельса напряглось. Он поднял фотографию Хельги, зажав ее между большим и указательным пальцами, и сказал:

– Я знаю, за что я сражаюсь.

– Мальчишество, – сказал Мейснер. Он встал, щелкнул каблуками, легко поклонившись мне, и отошел прочь.

Пилот бомбардировщика состроил гримасу и принялся набивать трубку.

Пора поговорить еще с кем-нибудь, решила я.

Я принялась расхаживать по комнате, приветливо заговаривая со всеми, с кем только могла. Обстановка оживилась: на столе появился шнапс, принесли ящик пива (подарок генерала), и по рукам пошли темно-зеленые стеклянные бутылки без наклеек.

Примерно через час кто-то сказал, что надо бы отнести генералу кусок торта. Я вызвалась это сделать.

Он разговаривал по телефону. Стены в домике были тонкими, и я отчетливо слышала его голос. Стоя на крыльце, я услышала, как он сказал:

– Нет, вы зря так полагаете. Этот сектор находится под контролем военно-воздушных сил.

Я собиралась постучать, но что-то в голосе генерала остановило меня. Я стояла и слушала.

– Это только ваши слова. Думаю, у Гиммлера есть более важные проблемы, чем недозачищенный клочок земли за линией фронта.

Пауза, потом:

– К черту ваши еженедельные отчеты, майор. Я здесь пытаюсь вести боевые действия. Вы забираете моих людей для своих «домашних дел», вы занимаете мои линии связи, вы ограничиваете мне пространство для маневра, а теперь еще собираетесь выполнять свое задание в трех километрах от одного из моих аэродромов, прежде чем я отдал приказ о передислокации.

Я услышала шорох бумаг, передвигаемых на столе, а потом заключительные слова, произнесенные гневным тоном:

– Нет, я не отказываюсь сотрудничать с вами. Я не имею такой возможности, не правда ли? – Трубка с грохотом опустилась на рычаг.

Я подождала еще немного, а потом постучала в дверь. Генерал сидел за столом и хмуро смотрел на карту. Он поднял глаза и уставился на торт с таким видом, словно понятия не имел, что это такое.

Я вернулась к компании. Боль снова начинала кольцом сжимать мой череп; после крушения «комета» у меня случались такие мучительные приступы.

В домике звучала музыка. Райнер принес аккордеон. Мы пели народные песни, песни о любви и песни о родине, а за окнами сгущалась тьма и шел снег.

Райнер заиграл вальс, и кто-то пригласил меня на танец. Это казалось совершенно естественным, однако напомнило мне о том, на каком положении я нахожусь. Меня обхаживали, осыпали похвалами, угощали тортом и близко не подпускали к самолетам с самого момента моего приезда – и я начинала задыхаться. Я не взбунтовалась только потому, что видела, в каких ужасных условиях живут эти люди, и понимала, что мое присутствие поднимает им настроение.

Но мне ничего не стоило немного потанцевать; они явно заслуживали большего. Поэтому я кружилась по комнате в объятиях то одного, то другого, то третьего чисто выбритого летчика, каждый из которых хотел показать мне фотографию своей девушки, и даже не помышляла сказать, что им следовало бы приберечь торт и гирлянды для лучшего случая.

Меня пригласил мужчина в серой форме, и я обнаружила, что танцую с Мейснером.

– Боюсь, я пришелся не к месту в вашей компании за столом, – сказал он. – Извините, если поставил вас в неловкое положение.

– Вовсе нет, – сказала я.

– Они ведут себя вполне понятно, – сказал он. – Но по-детски.

Негодование поднялось в моей душе. Между мной и этими мальчишками установилась некая связь. Они вызывали у меня уважение, они были небезразличны мне.

– Не думаю, что вы вправе так говорить о них, – сказала я. – Они выполняют мужскую работу.

– Да, – согласился он. – Но части СС выполняют более трудную работу.

Я взглянула ему в лицо. Оно хранило спокойное и самонадеянное выражение. Я почувствовала острое желание поколебать это сознание превосходства – по крайней мере заставить Мейснера его объяснить.

– Трудная работа – это духовная оборона Германии?

Он не распознал цитаты. Не услышал иронии в моем голосе. Возможно, я выразила свои чувства не так ясно, как намеревалась.

Он посмотрел мне в глаза и сказал:

– Совершенно верно. Вы очень точно сформулировали.

– Но вы верите в дело, которое делаете? – запинаясь, спросила я.

– Конечно, – рассмеялся он.

– Тогда чем же ваша работа труднее той, которую выполняют эти люди?

Я задала вопрос из чистой враждебности, не думая. Лишь через несколько секунд, в течение которых он молчал, я поняла истинный смысл своего вопроса.

Мейснеру просто не пришло в голову, что я могу быть настолько тупой. Он решил, что я имею в виду совершенно другое.

– Извините меня, – задумчиво проговорил он. – Я едва не забыл, с кем я разговариваю. Да, вы все можете понять. Вы достаточно мужественны.

Мы вальсировали под яркими лампами и гирляндами. По коже у меня бегали мурашки. В горле стоял ком, который я не могла ни выплюнуть, ни проглотить. У меня было еще одно, ощущение: будто я села в поезд, с которого не могу сойти, который не остановится, покуда не довезет меня до конца разговора.

– Разве здесь дело в мужестве? – спросила я. Мне пришлось задать этот вопрос, он являлся частью неизбежного разговора.

– Конечно, – сказал Мейснер. – Мы вершим путь в одиночестве. Хотя нам оказывают практическое содействие, вся моральная ответственность ложится на нас. – Он пожал плечами. – Но даже такую минимальную помощь нам оказывают неохотно. Они сотрудничают с нами в отдельных операциях, как вам известно, и все же стараются от нас отмежеваться. Я не уважаю таких людей.

– А что, некоторые командиры отказываются сотрудничать с вами?

– Ну, они не могут отказаться, но некоторые хотели бы. Генерал фон Грейм, например… ах, мне следует следить за своими словами. Именно он пригласил вас сюда.

– Да. И уделяет мне много внимания.

– Он возил вас по аэродромам, показывал, что такое война?

– Я побывала на многих аэродромах и получила некоторое представление о войне.

– Настоящую войну ведут подразделения СС, – сказал он. – Но, разумеется, боевые действия другого рода тоже необходимы. Сначала нужно занять территорию.

Слова Мейснера прозвучали с ужасающей ясностью. Они звенели у меня в ушах, я никак не могла выбросить их из головы. Головная боль усилилась, и я предчувствовала близкий приступ дурноты, но не могла оставить этот разговор.

– Почему вы заставляете их раздеваться догола?

– Прошу прощения?

– Почему вы заставляете людей раздеваться догола, когда сгоняете в одно место?

– Так положено, – сказал он.

После нескольких тактов вальса я спросила:

– Это называется «домашними делами», так ведь?

– Откуда вы знаете?

– Генерал употреблял такое выражение.

Какой-то летчик приблизился к нам с намерением пригласить меня на танец. Мейснер помотал головой, и летчик отошел.

– Я могу показать вам войну, настоящую войну, если хотите.

Я почувствовала, как у меня округляются глаза.

– О, извините, – сказал он. – Мне не следовало…