Игорь Курукин - Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного

• Название: Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного
• Автор: Игорь Курукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03340-5

Иван Грозный давно стал знаковым персонажем отечественной истории, а учреждённая им опричнина — одной из самых загадочных её страниц. Она является предметом ожесточённых споров историков-профессионалов и любителей в поисках цели, смысла и результатов замысловатых поворотов политики царя. Но при этом часто остаются в тени непосредственные исполнители, чьими руками Иван IV творил историю своего царствования, при этом они традиционно наделяются демонической жестокостью и кровожадностью.

Книга Игоря Курукина и Андрея Булычева, написанная на основе документов, рассказывает о «начальных людях» и рядовых опричниках, повседневном обиходе и нравах опричного двора и службе опричного воинства. Читатели смогут представить облик и почувствовать атмосферу опричных резиденций, где происходили пытки и молитвенные бдения, пиры и потехи опричного «братства», узнать о значении зловещих символов — метлы и пёсьей головы и истинной подоплёке кровавых погромов и казней.

---

В опричнину могли брать не только целые уезды и волости, но и их куски, например часть Ржевского (другая была по-прежнему подведомственна земскому «Тверскому дворцу») и Клинского уездов, а также часть новгородской Шелонской пятины. Царь не раз распоряжался приписать к дворцовым волостям отдельные сёла и деревни опальных или просто чем-либо приглянувшиеся ему земли ни в чём не повинных владельцев. Так, в Углицком уезде он взял «в свою царскую светлость в опришнину» вотчину дворян Раковых. По челобитью самих «дворцовых мужиков» в Тарусе «в опришнину» попало поместье Т. Г. Хомякова, а к опричному дворцовому селу Чаронде Белозерского уезда были приписаны несколько деревень, принадлежавших Кирилло-Белозерскому монастырю. В опричнине же ведались земельные владения особо приближённых обителей. В жалованной грамоте опричному Симонову монастырю от 18 февраля 1566 года на село Дикое Вышгородского уезда говорилось, что монастырских людей судит сам царь или боярин «в опришнине». В 1565/66 году несколько сёл Шаровкина монастыря были отмежёваны «к опришнему городу к Белеву»{2}.

Сообщая в своем «Послании» о переселении костромских «детей боярских», Таубе и Крузе отметили, что те «должны были тронуться в путь зимой, среди глубокого снега», а «если кто-либо из горожан в городах или крестьян в сёлах давал приют больным хотя бы на один час, то его казнили без всякой пощады». Возможно, последнее утверждение является преувеличением, однако за известными опричными казнями разворачивалась масштабная трагедия: сотни семей бывших владельцев — не только князей Рюриковичей, но и обычных провинциальных дворян — выселялись на окраины либо в «иные города». По царскому указу они покидали свои обжитые владения и родовые усадьбы и вынуждены были отправляться в далёкие и незнакомые места, где предстояло заново устраивать свою жизнь. Даже если такой переселенец получал равноценное возмещение и не пострадал в опричные времена, то это не означало, что новые владения оставались за ним навечно.

Когда грозное время миновало, последовали обратные переселения; к тому же иные из поневоле переехавших стремились всеми правдами и неправдами вернуть свои родовые земли. Не случайно составители писцовых наказов первой половины XVII века предписывали чиновникам следить за тем, чтобы «которые вотчины у вотчинников иманы в опричнину и раздаваны были в поместья», не захватывались прежними хозяевами.

Если и для более поздних и спокойных времён формула «два переезда равны одному пожару» кажется справедливой, то трудно даже представить, в каких условиях совершалась эта процедура в XVI веке. Сначала в тихую провинцию являлся вестник несчастья — царский гонец. Такой вестник, как рассказывали новгородские мужики, привёз «заповедную грамоту и высыльную в великое говино (говенье, то есть пост. — И.К., А.Б.) в лети 7070 осмом (1570) году, а велили опришных высылать из жемщины». Затем по разбитым дорогам в распутицу, зной или мороз, на телегах или санях (на которых много не увезёшь) семьи «детей боярских» и их холопы с домашним скарбом тащились десятки и сотни вёрст в незнакомые места, где их никто не ждал. Измерить прямой ущерб от таких массовых переселений уже никто не сможет. Но дело не только в хлопотах, потерях и болезнях. Каково было отцу семейства сознавать, что родовое гнездо без всякой вины отбирается и переходит неведомо к кому? Кроме того, ему предстояло обивать пороги приказов, чтобы подавать челобитные, проходить верстание поместными окладами, получать грамоты и льготы на землю да ещё сплошь и рядом самостоятельно «приискивать» подходящее поместье, если он не хотел месяцами ждать полагавшиеся по царскому указу «деревни». Иногда дьяки так и заявляли просителям, а те потом говорили, что царь «велел против тое вотчины в ыных городех дати, где приищем». Нам известны жестокие подробности опричных казней, но источники не сохранили описания мытарств тысяч дворянских фамилий, вынужденных покидать родные места. Проблемы господ отражались и на крестьянах: кто знает, как будет себя вести новый хозяин и чего от него ждать?

В обычной российской неразберихе едва ли удавалось строго отделить опричных овец от земских козлищ. Удачливые новые опричники могли сохранить свои владения в земщине, а на новом месте захватить понравившееся имение «без государева указу». Но судьба улыбалась и кое-кому из земских — они сумели оставить за собой вотчины на землях, взятых в опричнину. К примеру, это удалось Андрею Тимофеевичу Михалкову. В наследство от тестя он получил два села в Костромском и Угличском уездах с условием заплатить долги и сделать вклады в Троице-Сергиев монастырь по душам тестя и двух его сыновей. «И те вотчины в опришнину были взяты и розданы в роздачю, — сообщал впоследствии владелец. — И я о тех вотчинах бил челом государю, что я за те вотчины по духовной тестя своего и шурьев своих дал по их душам 300 рублев. И государь теми вотчинами меня пожаловал и в грамоте велел написать, что те вотчины мне и сыну моему Ивану и в род неподвижно за мою за литовскую службу, что я был посылан в Литву». Из этого следует, что потерявший было вотчины Михалков не был опальным (иначе он бы их не вернул), а практика допускала изъятия из общего правила, запрещавшего земским владеть землями в опричных уездах. Опричники, в свою очередь, имели владения не только в составе государева «удела», но и в земских уездах. Так, в земском Рузском уезде вотчины или поместья были у опричников С. А. Черкасского, Г. Д. Ловчикова, В. П. Яковлева, Я. Ф. Волынского, О. ПМ. и Д. М. Щербатых и Д. Б. Салтыкова.

Кто-то из земских, как костромской служилый вотчинник Фёдор Протасьев, получал новые владения сполна, да ещё и в столичном уезде, и по-прежнему в вотчину. В январе 1568 года Протасьеву была дана грамота на владение «в Московской уезд во Жданской стан в половину деревни Медведкова Кортуновского, в половину селищя Солгина, в половину селищя Долгана, в полдеревни Гаврилкова на Медведкове враге, к ней же припущена в пашню селище Денисовское, в полдеревни Люлина на враге на Люлинъском, что была та половина деревень и пустошей в поместье за Васильем за Левонтьевым сыном Степанова, и Василей то поместье отказал, всем крестьяном, которые в тех полудеревнях и на полуселищях на Васильеве Степанова половине живут. Пожаловал есми теми полудеревнями и полуселищи Федора Григорьева сына Протасьева против его костромские вотчины, против пашни ста дватцати пяти чети, против села двусот тритцати пяти копен, к белозерской его вотчине ко штисот к пятинатцати четвертям, что ему дана против костромские ж вотчины. А по книгам московских писцов писма Ондрея Лодыгина с таварищи лета 7059-го в тех полудеревнях и на селищях на Васильеву Степанова половину пашни добрые земли восмьдесят пять чети да перелогу четырнатцать чети, и обоего пашни и перелогу девяносто девять чети с осминою в поле, а в дву по тому ж, сена двесте тритцать копен, лесу пашенного дватцать семь чети в поле, а в дву по тому ж»{3}.

Другие не могли этого сделать годами. Если учесть, что опричники наделялись землей по повышенным нормам, то сданных ими в казну поместий не хватало для раздачи всем высланным. Поэтому для наделения стали использоваться государственные («чёрные») земли. Так, в Каширском уезде «чёрные» земли раздавались «детям боярским», выселенным из Суздаля; костромичам достались «чёрные» земли во Владимирском и Ярославском уездах, что едва ли радовало местных мужиков. Если и этих территорий недоставало, власти использовали родовую собственность тех «детей боярских», которые продолжали жить в земских уездах и которых опричные переселения как будто не должны были затрагивать. Так, в 1567/68 году в Рязанский уезд был послан писец Степан Иванович Колединский, который отписал у местных вотчинников половину земель и раздал их в поместья «иных городов веденцом», то есть переселенцам, ведь иначе они не могли нести службу.

Недавно в Рязанском архиве был обнаружен документ, который позволяет судить о масштабах таких переселений. В 1568 году писец Кузьма Морин и подьячий Михаил Васильев составляли «отдельные книги» о наделении землёй костромских «детей боярских», переведённых в Бежецкую пятину Новгородского уезда. В них перечислены сотни дворянских родов: Алядиковы, Аминевы, Базаровы, Баскаковы, Батинские, Бестужевы, Бритвины, Буланины, Волынцевы, Грамотины, Дуловы, Елизаровы, Карцовы, Коптевы, Коробьины, Кричевы, Кушинские, Лихаревы, Львовы, Люткины, Немировы, Немчиновы, Нудомовы, Норины, Овцыны, Писемские, Ратковы, Рожновы, Строевы, Чашниковы, Щастинские, Шипиловы — всего 310 фамилий. Одни из них, даже переселившись, продолжали и позднее, в начале XVII века, служить (то есть участвовать в смотрах и собираться в походы) по Костроме; другие утратили связи с «городом».

Эти же книги показывают, что переселение было долгим и трудным делом: от времени взятия Костромы в опричнину до перевода костромских «детей боярских» в Новгородский уезд прошло около полутора лет. За это время многие землевладельцы успевали пройти все необходимые процедуры и получить царские грамоты на земли в Новгородчине. Испомещение провинциальных дворян происходило по государеву наказу, определявшему размеры их будущих владений: «…в половину окладов живущего, а другая пустая в Бежецкой пятине»; таким образом, они получали неравноценное возмещение.