Дмитрий Матяш - Выход 493

• Название: Выход 493
• Автор: Дмитрий Матяш
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4226-0128-8

Долгие годы они считали, что после ядерной войны уцелели, не утратив человеческий облик, только они — те, кто оказался в Укрытии. Но вдруг странный… очень странный гонец доставляет послание из другого города. Отправившие послание люди утверждают, что знают, как оживить мир. Но им самим не хватит на это сил — их осталось слишком мало.

Что делать? Покидать Укрытие или нет? Поверить в призрачный шанс на спасение верхнего мира? Неужели и в самом деле еще есть выжившие?

Или к ним попало послание мертвых? Или это чья-то хитрость и их пытаются заманить в ловушку?

Узнать правду можно лишь одним способом — преодолеть 493 километра, разделяющие города. 493 километра по аду. По зараженным землям, через разрушенные населенные пункты, по территориям, заселенным неизвестно кем. И поисковая группа, в которую вошли лучшие из лучших, отправляется в путь.

Однако знай они, что ждет их на этом пути, еще сто тысяч раз подумали бы, стоило ли покидать убежище…

---

Дмитрий Матяш ВЫХОД 493

Мы здесь одни, среди тысяч заплаканных глаз.
Это они смотрят в прицел на нас.
Слышишь, все ближе мертвых собак лай.
Целься чуть ниже… Стреляй!

Дельфин. Нечестно

Глава 1

Стахов как раз подкладывал в костер сухие поленья в надежде отогреть захолодевшие руки, когда привычную тишину заставы нарушил сначала едва различимый на фоне душевного потрескивания костерка, но постепенно нарастающий шум. Это возвращался с ночного рейда вояжерский грузовик, один из немногих, оставшихся в Укрытии на ходу. Узнать по звуку, чей именно экипаж возвращается, для Стахова не составляло никакого труда. Даже сквозь два металлических заслона, ограничивающих тридцатиметровый промежуточный шлюз, он определил, что это возвращался с рейда «Монстр» — когда вояжеры выжимают из двигателя все силы, спутать этот рев с каким-то другим мог либо новичок, либо совсем уж невнимательный вояка.

Поэтому, еще до того как «Монстр» успел подкатить свои шесть колес к наружному заслону шлюза и подать сигнал о прибытии, комбат нехотя поднялся от костра, похрустел шеей и, подойдя к откинувшемуся на мешки новичку, опустил свою тяжелую руку ему на плечо.

— Просыпайся, боец, — сказал Илья Никитич, с трудом подавив в себе желание схватить его за шиворот и как следует встряхнуть.

Парень, имени которого Стахов так и не запомнил, встрепенулся, будто получил пощечину, и вскочил на ноги, по привычке вцепившись обеими руками в автомат.

Мысль, что его подняли не по боевой тревоге, пришла не сразу. А вслед за ней в опьяненный сладким, необычайно цветастым сном мозг ворвалась и другая, от которой у него вмиг все сжалось внутри, похолодело, а кадык запрыгал как заводная игрушка: он заснул на посту! Нет, нет, только не это!

— Простите, Илья Никитич… товарищ командир, вторые сутки на ногах, — виновато вскинув глаза на Стахова, оправдывался юноша. — На минутку присел, и… — Он развел руками, не в силах добавить что-то еще.

Лицо командира на мгновение просветлело, как-то по-отцовски тепло блеснули глаза, даже подумалось, что он сейчас искренне улыбнется и скажет что-то успокаивающее вроде: «Да все нормально, малый, с кем не бывает». Но колючие брови тут же обратно поползли к переносице, глаза заблестели бесчувственной сталью, а лицо приняло прежний бесстрастный, хладнокровный вид.

— Сто раз, — тихим, изможденным, но властным голосом сказал он, глядя куда-то поверх белобрысой макушки. — На кулаках. А в следующий раз получишь еще один наряд. Понял?

Парень, пятнадцати лет от роду, браво вздернул подбородок и удовлетворенно улыбнулся, будто ему приказали не отжиматься на бетонном полу, а дрыхнуть дальше. Тут же, отложив оружие в сторону, он упал на кулаки и с ритмичным «уф-уф» принялся отрабатывать наложенную епитимью.

На самом деле Андрей в душе был рад, что именно такое наказание выбрал ему начальник заставы. И не без оснований — о стаховских методах расправы с нарушителями уставных инструкций ходили разные слухи. Совсем не грело быть выброшенным в промежуточный шлюз и оставаться там, в полнейшей темноте, по колено в грязной воде, из которой то и дело показывались толстые, скользкие червеобразные существа. Десяти минут этого удовольствия вполне хватало для того, чтобы обдумать свой проступок и сделать надлежащие выводы. Поэтому сотня отжиманий на кулаках новичку была не страшнее штопанья старых портянок. Трудно, разумеется, особенно когда заходит где-то за восемьдесят, но зато цел и в тепле.

Илья Никитич извлек из костра тлеющую головешку, подкурил самокрутку и посмотрел в противоположный конец заставы. Там, на горе из мешков, выложенных почти до потолка, размещался второй пулеметный расчет.

— Эй, на точке! — выкрикнул он, выпустив изо рта плотное облако сизого дыма. — Вы что там, тоже заснули на хрен?!

Из-за наваленных мешков тут же вынырнули две фигуры: одна повыше и покрупнее, а другая тощая, с копной неухоженных волос. Их лиц не было видно, свет от разложенного внизу костра туда не доставал, но даже неопытному новичку было понятно, что эти двое «на точке» тоже спали.

— Никак нет, товарищ командир батальона, — как можно бодрее ответил звонкий юношеский голос, принадлежавший тощей фигуре.

— Чай хлебаем, Илья Никитич, — дополнил второй, принадлежащий человеку постарше. — Не желаешь? Из термоса только, горячий еще.

— Из термоса? — голос Стахова заметно подобрел. — Можно и похлебать, если из термоса. Вояжеров только впустим сначала. — И, выдержав короткую паузу, добавил: — Каран, ты там за новичком следил бы лучше, а то дрыхнете небось оба.

— Не, не дрыхнем, — заверил его Каран. — А что, уже пришел вояж?

— Я ж говорю, блин! Чай они хлебают. — Стахов выпустил изо рта струю густого сизого дыма. — Хаким, обещаю — по тоннелям бегать будете, в полной выкладке и в противогазах!

Эхо его хрипловатого, прокуренного голоса отразилось от голых бетонных стен, и тут же, будто в ответ на вопрос Карана, снаружи донесся мощный звуковой сигнал: два коротких гудка, один длинный. Машина подошла к первому, верхнему заслону.

— Давай подымайся на точку, — скомандовал Илья Никитич Андрею, прищурившись то ли от дымящей в зубах самокрутки, то ли чтобы внимательнее рассмотреть прыщавое лицо подчиненного. Затем причмокнул, недовольно качнул головой и сплюнул — резвость молодого бойца, по его мнению, оставляла желать лучшего.

Парнишка, на ходу растирая закоченевшие кулаки, вскочил по выставленным в виде ступеней мешкам наверх и оказался в укрепленном гнезде, где его уже ждали разложенные на специальных подставках ящики с боеприпасами и неизменный компаньон — станковый пулемет Калашникова, задравший черное дуло в холодную серую твердь потолка. Там было темно и зябко, костер с недавно подкинутыми в него дровишками остался внизу, и новичку его теперь чертовски недоставало…

При слове «застава» воображение рисовало могучий, неподступный передовой пост, вставший на рубеже между жизнью и смертью. На самом деле северная застава представляла собой всего лишь ржавые двустворчатые ворота да пару пулеметных гнезд, прикрытых стеной из наполненных песком мешков. Застава держалась на честном слове, штопаные мешки то и дело рвались, просыпая на землю ценный песок, ворота слетали с петель, пулеметы клинило в самый неподходящий момент, а разное тварье с поверхности почему-то именно ее избирало для самых своих яростных, неистовых нападений. Почему-то твари с куда меньшим рвением и частотой атаковали южную или юго-восточную заставы, а все перли на северную. Может, чувствовали, гады, что хлипка северная застава, а может, и в другом было дело — кто ж разберет?

Покуда не поднят заслон — металлическая плита с непонятной обычным солдатам аббревиатурой N. P. S., отделяющая заставу от промежуточного шлюза, — могло казаться, что так тихо тут будет всегда. Что ничего страшного в несении службы на северной нет и волноваться не о чем. Что стена мешков выдержит натиск и сотни озлобленных валебрисов… Но стоит заслону приподняться хоть немного, и былое затишье превращалось в беспощадный шторм.

Потому и неудивительно, что желающих попасть в наряд на северную и днем с огнем не сыщешь и шли они туда, как на войну, прощаясь с родными и близкими. Исключение составляли лишь юнцы, желавшие доказать всем, и себе в первую очередь, что они «тоже могут», ну и непосредственно начальник заставы — командир батальона охраны Стахов Илья Никитич да еще его заместитель — Хаким Каранов. Этим двоим против воли приходилось заглядывать смерти в глаза в десять раз чаще остальных.

Стахов закрыл за собой скрипящие старыми, несмазанными петлями ворота, задвинул их на два засова и поднялся к новичку.

Сигнал снаружи повторился. Ох уж этот длинный… Это значило, что «Монстр» притянул за собой «хвост». Явление, конечно, отнюдь не редкое, особенно в последние дни, когда вояжеры делают по два-три выезда за ночь, но Стахов был почему-то уверен, что чаще всего эта махина тащит на себе всякую нечисть именно в понедельник и четверг, будь они неладны, в дни его дежурства. И сейчас, услышав этот длинный финальный сигнал, он ничуть не удивился. Странно было бы услышать только два коротких, такого подарка от судьбы ждать бесполезно. Особенно под утро.

— Тьма бы их поглотила, — зло прошептал Илья Никитич, доставая из ящика пулеметную ленту. — Каждый раз волокут за собой какое-то дерьмо, соплежуи хреновы! Патроны они берегут!

Новичок по имени Андрей украдкой взглянул на начальника заставы и пришел к выводу, что к концу смены тот уже смотрится не ахти. И хотя сегодняшнее дежурство выдалось даже чересчур тихим, Стахов выглядел так, будто единолично отбил наступление орды зомби. Сказывались то ли изнурение от последних дней, то ли еще что, но комбат сейчас казался ему совсем не тем человеком, с которым он заступил на дежурство двадцать часов назад. Тогда он величаво прохаживался по заставе широкими шагами, не давая уснуть ни ему самому, ни тем двоим, что боролись со сном на другой точке. Подбородок приподнят, плечи расправлены, спина прямая как гладильная доска, а глаза — лишь узенькие щелочки, следящие за каждым движением, за каждой тенью, возникшей в пределах заставы. Теперь же его лысая голова присыпана пылью, как у того бюста вождя из прошлого, которого однажды ради шутки прихватили с поверхности вояжеры, изуродованное шрамами лицо перекошено в ядовитой ухмылке, навевающей страха больше, чем приоткрытый заслон шлюза, а во взгляде вместо привычных требовательности и бдительности читались усталость и плохо скрываемая тоска.