Валентина Полухина - Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)

• Название: Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)
• Автор: Валентина Полухина
• Издательство: Издательство журнала "Звезда"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-7439-0105-8

Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.

Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.

Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.

Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995)). Редактор (совместно с Львом Лосевым) сборников статей: «Brodsky's Poetics and Aesthetics» (London: Macmilan, 1999) (русская версия: «Как работает стихотворение Бродского» (М.: НЛО, 2002)). В качестве гостевого редактора журнала «Russian Literure» (Амстердам) подготовила два специальных номера, посвященных Бродскому: «Brodsky Genres» (1995), «Brodsky as a Critic» (2000). Составитель «Большой книги интервью Бродского» (М.: Захаров, 2000, 3-е изд. — 2005), двуязычных сборников стихов Ольги Седаковой (1994), Олега Прокофьева (1995), Д. А. Пирогова (1995), Евгения Рейна (2001).

---

Он человек христианской цивилизации. Здесь он очень похож на Мандельштама. Я как раз писал об этом в статье о Бродском, что для него христианство — это не религия, а цивилизация. Я думаю, что быть евреем — это значит всегда быть евреем в каком-то отношении. Он был еврей, но когда ему говорили, что вы еврей и вы должны приехать в Израиль, он отказывался и, как известно, никогда в Израиле не бывал — именно потому, что он боялся, что там могут использовать именно эту сторону его личности.

Тем не менее в своих интервью он говорит, что предпочитает Ветхий Завет Новому Завету и иудаизм для него "более привлекателен, чем новозаветное христианство". Чем вы объясняете противоречие между этим признанием и тем фактом, что до конца дней своих он посвящал рождению Христа ежегодное стихотворение?

Я думаю, что в каком-то философском отношении Ветхий Завет ему был ближе. А как цивилизация, конечно, христианство синонимично западной цивилизации.

Вы в одном из ваших интервью с Бродским (1987)[72] спрашивали его в связи с Пастернаком о христианстве. Удовлетворил ли вас его ответ?

Иосиф не любил православие, потому что это государственная религия, такое своего рода раболепие. Он явно предпочитал протестантизм, где, как он говорил, у человека "Страшный суд с самим собой каждый день". Об этом он писал в эссе о Достоевском.

И еще одно раздвоение нашего поэта-Близнеца. Иосиф не был ни святым, ни жертвой. Однако именно эти образы навязывают ему критики. В чем тут дело?

Потому что в его биографии есть некий такой героизм, и мы в этом нуждаемся. Он же не любил говорить об этом суде. Он также говорил, что нельзя быть заложником собственной биографии. Я часто думаю об этом. Судьба может быть такая или иная, но человек сам отвечает за нее. Это было его изначальное отношение к своей судьбе. У Одена есть одно замечательное изречение: "Нас будут судить не по тому зеркалу, которое обнаружат при нас, а по тому, как мы его использовали, по нашему отклику на наше изображение".

Вы много занимались Маяковским и хорошо знаете его стихи. Видите ли вы нечто общее между поэтикой раннего Бродского и Маяковского?

Влияние или не влияние, но они очень похожи энергичностью стиха, ясностью высказывания, дидактичностью и т. д.

Однажды у нас был разговор о Маяковском, это было в поезде из Стокгольма в Гётеборг на книжную ярмарку в 1988 году; пожалуй, это было единственный раз, когда мы так долго говорили о нем. Он знал, что я занимался Маяковским и опубликовал переписку Маяковского и Лили Брик, а я знал, что он всегда плохо высказывался в адрес Маяковского. Здесь мы спокойно говорили о том, что в конце концов Маяковский — хороший поэт, хотя он написал массу плохих политических стихов.

Любопытно, что Бродский долгие годы дружил с Татьяной Яковлевой в Нью-Йорке, где его весьма почитали и любили. А как относились к Бродскому в доме Лили Брик?

Я не помню, чтобы о Бродском в ее доме говорили, но Лиля Брик ценила все талантливое, у нее был безукоризненный вкус.

Бродский активно сопротивлялся тому, чтобы люди копались в его жизни, настаивая, что все, написанное поэтом, и есть его истинная биография. Официальную его биографию писать запрещено. Но наше любопытство о жизни гениального поэта ненасытно. Как его удовлетворить, не оскорбляя его память?

Я не совсем понимаю, что такое "официальная биография". Видимо, для "неофициального биографа" не будет полного доступа к архивам. В любом случае надо быть тактичным. Все зависит от того, кто будет писать. В конце концов, будут писать несмотря на все запрещения.

А в это время люди, знавшие Иосифа, стареют и умирают. Будущие биографы начнут творить миф?

Я думаю, надо просить всех написать свои воспоминания и собрать это в архив. Я об этом думал даже при жизни Иосифа, когда встречался с его друзьями, я им говорил: "Пишите, пишите".

Я вижу этот свой второй том интервью с современниками Бродского тоже в какой-то степени как материал для будущей биографии поэта. И я рада, что в этой работе мне помогают распорядители наследства Бродского в Америке и в России. Я отдаю себе отчет, что я должна быть предельно тактична, но я одновременно исследователь творчества Бродского и должна задавать вопросы по существу, даже если они не всегда комплиментарны. Мне, например, важно услышать мнения людей на чудовищное непонимание творчества Бродского Солженицыным или Коржавиным[73]. Последний недавно опубликовал бездарнейшую статью о Бродском в "Континенте". Обе статьи весьма посредственные, но люди-то они известные и многими уважаемы. Стоит ли на них реагировать?

Мне выход из подобных ситуаций подсказал Роман Якобсон, он говорил, что с такими людьми не стоит полемизировать, надо своим примером показать, что ты прав.

В 1988 году Бродский сказал: "Я бы вернулся в Россию при одном обстоятельстве: если бы там опубликовали все мною написанное"[74]. Мы знаем, что когда все опубликовали, Бродский так и не вернулся. Обсуждал ли он с вами свое возможное возвращение?

Да, однажды мы даже устраивали ему поездку в Ленинград, потому что можно было без визы на один день приехать. Это верно, что он всякий раз придумывал новые извинения — то здоровье, то не хотел бы приехать туристом и т. д. Но последнее его объяснение было такое: "Моя лучшая часть уже там. Это мои стихи". Я думаю, что он прав, что не поехал, там бы его на куски разорвали.

Следует ли придавать какое-то значение тому, что российское правительство ни Горбачева, ни Ельцина не извинилось перед Бродским за суд и ссылку, за все страдания, причиненные ему советской властью?

Когда Солженицыну исполнилось восемьдесят лет, он был приглашен в шведское посольство в Москве. Как вы помните, с его Нобелевской премией были проблемы, и наши хотели как-то извиниться. Пригласили туда и Горбачева. У него был золотой случай подойти к Солженицыну и извиниться от имени своих бывших коллег, но он этого не сделал.

Между прочим, Иосиф рассказывал вам, как он встретился с Горбачевым в Библиотеке Конгресса?

Да, но насколько я помню, они не встречались. Иосиф его просто видел. Он мне сказал потом, что он чувствовал, что это идет человек, ведомый судьбой.

В моем присутствии Иосиф рассказывал несколько иную версию. Якобы секретарь вошел к нему в кабинет и сказал: "Joseph, there is somebody to see you" ("Иосиф, там кто-то пришел"). Открывается дверь и входит Горбачев. Иосиф сказал: "Глядя на него, я чуть не заплакал — на меня смотрела страница русской истории". Потом Горбачев спросил Бродского: "До меня дошли слухи, что вы не одобряете мою политику". На что Иосиф ответил, что он не имеет ничего ни за, ни против и надеется, что это взаимно. Я знаю, что у вас есть стихотворение, посвященное Бродскому. Не хотите ли его здесь опубликовать?

— Я написал его через несколько дней после смерти Иосифа. Оно было опубликовано в шведской газете "Svenska Dagbladet" 30 января 1996 года и по-польски в журнале "NaGlos" (1996)[75].

Феникс

Иосифу Бродскому

Не знаю, как случилось, что ты, Аполлон,

сумевший заставить каждую вещь вибрировать своей метафорой,

мог так влюбиться в Эвтерпу в роли

Тоски или Лючии ди Ламмермор.

Геннадия ли благодарить, который книгу писал о Мише,

но умер, не кончив свой труд о великой сопрано;

Вертумна вспомнить ли, твой итальянский друг,

который ознакомил тебя с Адриатикой и трамонтаной,

а потом упал бездыханный на мраморный пол…

Эти мысли приходят, когда слушаю божественный голос,

который врубал ты на полный напор в арендованном "вольво"

и который мне достался, когда ты осенью удрал отсюда —

так же как Roget's International Thesaurus, fourth edition,

который ты бешено листал во избежание истертого

переноса или чтобы найти неожиданную рифму на — ition.

Обо всем этом ты знаешь гораздо лучше меня: о песне и о музыке слов.

Решил я потревожить тебя совсем по другой причине: хочу

тебе рассказать о том, что случилось на следующий день

после того,

как в последний раз ты двинул свою руку в сторону сердца.

Ты, помнится, часто жаловался на то, что никогда не имел возможности

слушать ни Доницетти, ни Моцарта, когда бывал в Венеции:

в репертуаре был всегда Чайковский и Вагнер или какой-то французик,

хотя ты ехал туда каждый год, как только был свободен.

Знаешь, не поздно: на следующий день после того, как ты стал

своими поклонниками. С "La Fenice" случилось то же самое, что с тобой:

значит, вы находитесь теперь в тех же краях, ты и она: трюк Создателя,

который ты, как мне кажется, оценил бы. Но если я знаю тебя достаточно хорошо,

это для тебя не новость.[76]

Феникс

Иосифу Бродскому