Георг Гегель - Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

• Название: Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика
• Автор: Георг Гегель
• Жанр: Философия
• Год: 1956

Собрание сочинений в 14 томах.

Год: 1929-1959

---

Уже тотчас после рождения ребенка его тело представляется почти вполне организованным; только отдельные частности изменяются в нем; так, например, лишь позднее замыкается так называемое foramen ovale. Главное изменение тела ребенка состоит в росте.

В отношении этого изменения нам едва ли нужно напоминать о том, что в животной жизни вообще, — в противоположность жизни растительной, — рост не представляет собой какого-либо выхо- ждения из себя, какого-либо отрыва от себя, какого-либо созидания новых образований, но является только развитием организма и производит только количественное, формальное различие, относящееся как к степени силы, так и к размерам в пространстве.

Равным образом нам нет здесь надобности подробно разъяснять, как это уже было сделано в надлежащем месте в философии природы, что упомянутая выше законченность телесной формы, отсутствующая у растения и осуществляющаяся только в животном организме, — это обратное сведение всех членов к отрицательному, простому единству жизни — составляет основание возникающего в животном, а следовательно, и в ребенке, чувства самого себя.

Здесь, напротив, нам следует подчеркнуть, что в человеке животный организм достигает своей наиболее законченной формы. Даже в самом совершенном животном мы не замечаем того тонко организованного, бесконечно пластичного тела, которое мы видим у новорожденного ребенка. Между тем на первых порах ребенок оказывается гораздо более зависимым и беспомощным, чем животные. Однако его высшая натура обнаруживается уже и здесь.

О своих потребностях он сразу заявляет буйно, шумно и повелительно. В то время как животное немо или выражает свою боль стонами, ребенок выражает чувство своих потребностей криком.

Благодаря этой идеальной деятельности в ребенке тотчас же проявляется проникающая его уверенность, что от внешнего мира он вправе требовать удовлетворения своих потребностей, что самостоятельность внешнего мира по отношению к человеку ничтожна.

Что касается, далее, духовного развития ребенка в эту первую стадию его жизни, то можно сказать, что человек никогда не получает больше сведений, чем в это время. Ребенок постепенно осваивается со всеми разновидностями чувственного восприятия.

Внешний мир для него становится теперь чем-то действительным. От ощущения он переходит к созерцанию. Сначала ребенок имеет только ощущение света, посредством которого ему и открываются вещи. Это голое ощущение заставляет ребенка хвататься за отдаленные предметы как за близкие. Но благодаря чувству осязания 9t ребенок ориентируется в расстояниях. Так приобретает он глазомер, выносит внешнее за пределы себя. Равным образом и то, что внешние вещи оказывают противодействие, ребенок узнает в этом возрасте.

Переход от детского возраста к возрасту мальчика нужно видеть в том, что деятельность ребенка развивается в направлении к внешнему миру, — что, поскольку ребенок приобретает чувство действительности внешнего мира, он и сам становится настоящим человеком и начинает чувствовать себя таковым, тем самым переходя к практической тенденции испытать свои силы в этой действительности. К этому практическому отношению к действительности ребенок становится способным благодаря тому, что он приобрел зубы, научился стоять, ходить и говорить. Первое, чему здесь приходится учиться, это способность стоять прямо на ногах.

Способность эта специфически присуща человеку и может быть порождена только его волей; человек стоит только, поскольку он хочет стоять; мы падаем тотчас же, как только перестаем хотеть стоять; стоячее положение есть поэтому привычка воли к стоячему положению. Еще более свободное отношение к внешнему миру человек приобретает через ходьбу; посредством нее он снимает внеположность частей пространства и сам находит для себя свое место. Наконец, язык делает людей способными постигать вещи как всеобщие, способными достигать сознания своей собственной всеобщности, способными высказывать свое «я». Эта способность постигать свое собственное «я» есть в высшей степени важный момент в духовном развитии ребенка; с этого момента он начинает освобождаться от своей погруженности во внешний мир и делается способным к размышлению над самим собой. Сначала эта пробуждающаяся самостоятельность выражается в том, что ребенок начинает играть с чувственно воспринимаемыми вещами. Но самое разумное, что дети могут сделать со своей игрушкой, состоит в том, что они ее ломают.

Поскольку ребенок от игры переходит к серьезному — к учению, он становится мальчиком. С этого времени дети начинают делаться любознательными, в особенности к историям; для них получают теперь значение те представления, которыми они непосредственно не располагают. Но самым главным является здесь просыпающееся в них чувство, что они еще не есть то, чем они должны быть, и живое желание стать такими же, как и взрослые, среди которых они живут. Отсюда возникает стремление детей к подражанию. Если чувство непосредственного единства с родителями есть как бы духовное молоко матери, всасывая которое дети приобретают силы, то их собственная потребность стать большими и делает их большими. Это собственное стремление детей к воспитанию есть имманентный момент всякого воспитания. Но так как мальчик стоит еще на точке зрения непосредственности, то это высшее, до которого он должен подняться, представляется "92 ему не в форме всеобщности или дела, но в форме чего-то данного, единичного, некоторого авторитета. Всегда тот или иной муж является здесь идеалом, узнать который и подражать которому мальчик стремится; только таким конкретным способом ребенок, стоя на этой точке зрения, созерцает свою собственную сущность.

То, чему мальчик должен научиться, должно быть поэтому дано ему как некоторый авторитет и с силой авторитета; он чувствует, что данное в отношении к нему есть нечто высшее. Это чувство нужно бережно охранять при воспитании. Поэтому совершенным извращением дела нужно считать играющую педагогику, которая серьезное хотела бы преподнести детям под видом игры и которая предъявляет к воспитателям требование, чтобы они спустились до уровня детского понимания своих учеников, вместо того чтобы детей поднять до серьезности дела. Это играющее воспитание может для всей жизни мальчика иметь то последствие, что он на все станет смотреть с пренебрежением. Такой же печальный результат может получиться и вследствие рекомендованного непонимающими дела педагогами постоянного побуждения детей к резонерству; от этого они легко приобретают некоторую заносчивость.

Конечно, следует пробуждать самостоятельное мышление у детей; но нельзя достоинство предмета отдавать во власть их незрелого, поверхностного рассудка.

Что касается одной стороны воспитания, именно дисциплины, то мальчику нельзя позволять поступать по собственному желанию; он должен повиноваться, чтобы научиться повелевать.

Послушание есть начало всякой мудрости, ибо благодаря ему воля, еще не познающая истинного и объективного, еще не делающая их своей целью и именно потому еще не подлинно самостоятельная и свободная, а скорее еще неокрепшая воля допускает определение себя приходящей извне разумной волей и эту последнюю делает постепенно своей. Напротив, если позволить детям делать все, что им заблагорассудится, да еще сверх этого иметь глупость дать им в руки основания для их причуд, то мы будем иметь дело с самым плохим способом воспитания, и у детей возникает тогда достойная сожаления привычка к особой безудержности, к своеобразному умствованию, к себялюбивому интересу — корню всякого зла. По природе ребенок ни зол, ни добр, так как на первых порах он не имеет познания ни о добре, ни о зле. Считать эту чуждую знания невинность за идеал и стремиться к ней вернуться было бы нелепо; невинность эта не имеет никакой цены и весьма скоропре- ходяща. Скоро в ребенке проявляется своеволие и склонности к дурному. Это своеволие должно быть сломлено дисциплиной, этот зародыш зла должен быть ею уничтожен.

Что касается другой стороны воспитания, а именно обучения, то следует заметить, что разумно начинать его с самого абстрактного, что только может быть доступно духу ребенка. Таковы буквы. Они предполагают абстракцию, до которой не поднялись

{93}

целые народы, например, даже китайцы. Язык вообще есть та воздухообразная стихия, то чувственно-нечувственное, через все расширяющееся знание которого дух ребенка все больше возвышается над чувственным, единичным, поднимаясь к всеобщему, к мышлению. В приобретении этой способности к мышлению заключается величайшая польза первоначального обучения.

Мальчик доходит, однако, только до представляющего мышления; мир существует только для его представления; он узнает свойства вещей, знакомится с отношениями, имеющимися в природном и духовном мире; интересуется вещами, но не познает еще мир в его внутренней связи. Этого познания достигает только взрослый человек. Но в некотором несовершенном понимании мира природы, как и мира духа, нельзя отказать и подростку. Поэтому нужно считать ошибочным утверждение, будто мальчик еще ничего не понимает в религии и праве, что поэтому будто бы его не следует затруднять этими предметами и что ему вообще не следует навязывать каких-либо представлений, но предоставить его собственному его опыту и удовольствоваться тем, что он будет получать впечатления от чувственно воспринимаемой им действительности.