Георг Лукач - Литературные теории XIX века и марксизм

• Название: Литературные теории XIX века и марксизм
• Автор: Георг Лукач
• Издательство: Государственное Издательство Художественная Литература
• Жанр: Философия
• Год: 1937

Государственное Издательство Художественная Литература Москва 1937

---

Но вернемся к самой сути дискуссии. С точки зрения Маркса должен быть поставлен вопрос: какая трагедия может возникнуть на подобной основе? По Марксу, она заключается в следующем: "…Зикинген и Гуттен должны были погибнуть, потому что они и споем воображении были революционерами (последнего нельзя сказать о Гетце), и совершенно так же, как образованное польское дворянство 1830 г., стали, с одной стороны, проводниками современных идей, а с другой стороны, на деле представляли интересы реакционного класса"[40]. Это значит, что Зикинген не мог ввиду своей классовой позиции в качестве рыцаря действовать иначе: "Если бы on начал его иначе, то он должен был бы непосредственно, и притом с самого же начала апеллировать к городам и крестьянам, т. е, как раз к тем классам, развитие которых равносильно отрицанию рыцарства"[41]. Энгельс, разобравший эту сторону вопроса еще подробнее, чем Маркс, принимает на минуту наиболее благоприятное для Лассаля предположение, что Зикинген и Гуттен ставили себе целью освободить крестьян. Но тогда"…получается, — продолжает он, — то трагическое противоречие, что оба они стояли между дворянством, бывшим решительно против этого, с одной стороны, и крестьянами — с другой. В этом и заключалась, по-моему, трагическая коллизия между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления." (последняя фраза подчеркнута мной. — Г. Л.)[42].

Из всего вышеизложенного легко убедиться, что "задуманная коллизия", одобряемая Марксом, не имеет ничего общего с подлинной темой Лассаля и даже диаметрально противоположна ей. Остановимся подробнее на вопросе о крестьянской войне, взятой, как этого желал Лассаль, в связи с революцией 1848 года. Аналогия между этими двумя событиями вовсе не принадлежит самому Лассалю. Энгельс провел уже эту параллель в своем этюде о "Немецкой крестьянской войне" в "Обозрении новой рейнской газеты" (1850 г.). То, что Маркс и Энгельс в своей полемике с Лассалем то-и-дело возвращаются к вопросу о Мюнцере, вытекает из их отношения к революции 1848 года, то есть к буржуазной революции и к задачам пролетариата в буржуазной революции.

Энгельс показывает это при анализе позиции Мюнцера: "Самое худшее, что может случиться с вождем крайней партии, это такое стечение обстоятельств, при котором он вынужден взять в свои руки управление в эпоху, когда движение еще не созрело для господства того класса, представителем которого он является… Он неизбежным образом оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всему прежнему его поведению, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо… Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего собственного класса фразами и обещаниями, уверять его, что интересы этого чуждого класса являются его собственными интересами. Кто попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно"[43]. Энгельс таким образом показывает исторический характер трагедии Мюнцера. Объективные и субъективные факторы этой трагедии для него конкретно-историчны: как экономическое состояние и классовые отношения в Германии в 1525 году, так и неизбежные, но тем не менее ложные, трагические иллюзии Мюнцера относительно возможности социалистического переворота. Трагедия Мюнцера вытекает, как это доказывает Энгельс, из исторически обусловленной коллизии этих объективных и субъективных факторов. Для Энгельса она служит основанием для важных стратегических и тактических выводов, которые — разумеется, с необходимыми изменениями — применимы к другим ситуациям, отражающим более высокое историческое развитие, следовательно, также и к буржуазной революции 1848 года. При этом в центре его интересов, естественно, стояли правильная стратегия и тактика пролетариата в буржуазной революции и процессе перерастания последней в революцию пролетарскую. Конкретные выводы, которые Энгельс делает из трагедии Мюнцера, заключаются в критике иллюзий последнего относительно социалистического характера революции 1525 года.

Практическое значение этой критики обнаруживается с тем большей ясностью, чем сложней становится со временем революционная обстановка, ибо тем значительнее роль пролетариата в последовательном проведении буржуазной революции и тем актуальнее и конкретнее вырастает из этого завершения буржуазной революции возможность перерастания последней в революцию пролетарскую. Энгельсовская критика иллюзий Мюнцера относится поэтому к иллюзорному — к трагически-иллюзорному — в действиях Мюнцера. Но Энгельс ни в коем случае не предостерегает против принятия боя при наличии не "созревшего" положения. Его критика скорее направлена к тому, что из всякой ситуации, даже "не созревшей", должны извлекаться путем правильной тактики максимальные исторически возможные результаты. Поскольку Мюнцер действует решительно и геройски, он при всех своих неизбежно возникших иллюзиях — трагический герой. Но его трагедию не следует обобщать ни до степени трагедии всякой революции вообще (как это делал Лассаль), ни в смысле трагедии "не созревшей ситуации вообще" (как это делали Мартынов и Плеханов в отношении 1905 года).

Из истории партии известно, какова была позиция Мартынова накануне первой русской революции. Применение, которое Мартынов делает из энгельсовского анализа восстания Мюнцера, на первый взгляд, ведет его как будто бы в сторону, противоположную теории Лассаля. Лассаль якобы отвергает "компромиссы" в революции, наоборот Мартынов как раз призывает к "благоразумной реальной политике". Однако обе эти концепции сводятся к одному и тому же: они одинаково являются оппортунистическими извращениями революционной теории. В обоих случаях дух исторической конкретности сменяется идеалистической догматикой. И та и другая концепции отнимают у партии пролетариата возможность проявить свою ведущую роль в буржуазной революции и в процессе перерастания последней в революцию, пролетарскую. Лассаль выступает как противник правильной марксистской линии, оперируя "левыми" аргументами, Мартынов прямо извращает энгельсовскую критику иллюзий Мюнцера в сторону политики трусливого отступления перед перспективой победы в буржуазной революции 1905 года, трусливого отказа от участия РСДРП во временном революционном правительстве.

"Все содержание брошюры Мартынова, — говорит Ленин, — …сводится к размалевыванию "ужасов" этой перспективы"[44]. Энгельс при этом выводится "лжесвидетелем в пользу хвостизма". Дальше Ленин с величайшей ясностью показывает, в чем заключается извращение Мартыновым взглядов Энгельса: "Энгельс видит опасность в смешении вождем мнимо-социалистического и реально-демократического содержания переворота, а умный Мартынов выводит отсюда опасность того, чтобы пролетариат вместе с крестьянством брал на себя сознательно диктатуру в проведении демократической республики… Энгельс видит опасность в фальшивом, ложном положении, когда говорят одно, а делают другое, когда обещают господство одного класса, а обеспечивают на деле господство другого класса; Энгельс в этой фальши видит неизбежность безвозвратной политической гибели, а умный Мартынов выводит отсюда опасность гибели вследствие того, что буржуазные сторонники демократии не дадут пролетариату и крестьянству обеспечить действительно демократической республики… Энгельс говорит о политической гибели того, кто бессознательно сбивается с своей классовой дорог и на чужую классовую дорогу, а умный Мартынов, благоговейно цитируя Энгельса, говорит о гибели того, кто пойдет дальше и дальше по верной классовой дороге" [45].

Анализируя революции прошлого, Маркс и Энгельс всегда выводят из "несозревшей" ситуации те самообманы революционеров, заблуждающихся насчет действительного направления объективного, прогрессивно-революционного процесса, которые возникают как исторически неизбежные, ложные отражения этого процесса в сознании сторонников "крайней партии". Таков анализ якобинцев у Маркса и таков же анализ положения Мюнцера у Энгельса. Этот анализ дает одновременно основу как для исторического понимания (и художественного изображения) прошлых революций, так и для извлечения правильных политических уроков из истории революционного движения. Наоборот, абстрактно-схематический неисторический взгляд в духе Лассаля, Мартынова, Троцкого приводит на практике к самому грубому предательству интересов народных масс, а в теории преграждает путь к понимании революций прошлого. Это может проявиться, смотря но исторической конъюнктуре каждого данного оттенка оппортунизма, либо в идеализировании прошлых революций и затушевывании специфических различий между различными ступенями развития, либо в искажении, умалении, опорочении их подлинно революционного характера. Во всяком случае, здесь всегда разрывается историческая связь, охватывающая как родство, так и различие сравниваемых ситуаций.