Ольга Глазунова - Иосиф Бродский: Американский дневник

• Название: Иосиф Бродский: Американский дневник
• Автор: Ольга Глазунова
• Издательство: Нестор-История
• Жанр: Культурология
• Год: 2005

---

Вернемся к первой части строфы, к рассказу об ухмыляющихся послах, которые вместе с моджахедами отмечают свою победу. Почему сцена подписания договора вызывает у поэта гнев и презрение? Все довольны, все празднуют, и только Россия осталась ни с чем, для нее в Афганистане "нет ничего" в настоящем и "не видно ничего" в будущем, а значит, девять лет афганской войны прошли бесцельно и все жертвы были напрасны. В эссе, посвященном творчеству Роберта Фроста, при разборе стихотворения "Войди!" Бродский писал: "Наш дрозд влетает в лес, и вы слышите его музыку оттуда, Almost like a call to come in / To the dark and lament. (Почти как призыв войти / Во тьму и горевать). Если угодно, вы можете заменить "lament" (горевать) на "repent" (каяться): результат будет практически тот же" ("О скорби и разуме", 1994).

В стихотворении "К переговорам в Кабуле", в соответствии с рекомендациями поэта, можно "не видно" заменить на "обидно": эмоциональный взрыв сохранится, а его причина обретет вербальное выражение. Используя замечание Бродского относительно стихотворения Фроста, можно пойти дальше, прочитав в первой строке стихотворения "На смерть Жукова" ("Вижу колонны замерших внуков") "плачущих" вместо "замерших". Конечно, подобного рода замены относятся к разряду предположений, но предположений, судя по замечанию Бродского, вполне закономерных.

Несомненным при разборе стихотворения "К переговорам в Кабуле" остается одно — возмущение и боль, которые были вызваны подписанием соглашений по Афганистану за спиной России. Но, вполне вероятно, что чувства поэта были связаны не только с этим конкретным политическим событием. Возможно, за словами "нет ничего" и "ничего не видно" в стихотворении прочитывается горечь оттого, что некогда великая держава вынуждена отступать, что с ней уже никто не считается, а новые ее политики обеспокоены лишь собственными делами, которые они и улаживают в ущерб национальным интересам России.

Можно, конечно, оставить последнюю строфу стихотворения Бродского без комментариев, однако, исходя из того что поэт включил ее в стихотворение и прислал это стихотворение в российский журнал для публикации, наивно полагать, что она была случайной в его творчестве. Чем дальше исследуешь поэзию

Бродского, тем больше убеждаешься в том, что у него случайностей не бывает, а постижение смысла его стихотворений зависит исключительно от усилий исследователей и их желания добраться до истины.

В использовании Бродским предлога "благодаря" в сочетании с существительным "трахома" в заключительной строфе стихотворения тоже присутствует логический парадокс: более естественным в данном контексте было бы употребить предлог причины "изза", предназначенный для сочетания с существительными, имеющими негативное значение. Логическое несоответствие предлога существительному не может не обладать смыслом в контексте заключительного эмоционального "взрыва".

"Трахома" — воспаление — болезнь — переходный кризис, который переживала Россия после развала Советского Союза, не этого ли ожидали оппоненты коммунистического строя в течение долгого времени? Отсюда — предлог "благодаря", указывающий на то, что их чаяния наконец осуществились, однако радости, в представлении Бродского, это не принесло, потому что сопровождалось унизительными для страны событиями.

"Заклятый враг", о котором говорит поэт в предпоследней строке стихотворения, вряд ли соотносится с афганскими моджахедами: противоборство их Советскому Союзу было случайным, вызванным обстоятельствами явлением. Семантика прилагательного "заклятый" подразумевает противостояние длительное и по принципиальным позициям. "Глаз, что вырвал заклятый враг" и "мрак", который за этим следует, может рассматриваться и как итог подписания Пешаварских соглашений, и как положение, в котором оказалась Россия в переходный период истории.

Рассмотрим еще одно стихотворение Бродского "Подражание Горацию", которое было написано вскоре после "К переговорам в Кабуле" в 1993 году.

Судя по стихотворениям, которые относятся к этому времени ("Памяти Клиффорда Брауна", "Письмо в Академию", "Михаилу Барышникову", "Надпись на книге", "Новая Англия"), начало девяностых годов стало одним из самых трагических периодов в жизни Бродского. Однако мрачное восприятие поэтом своей судьбы никак не отразилось на его политических и гражданских взглядах. Стихотворение начинается с обращения:

Лети по воле волн, кораблик. Твой парус похож на помятый рублик.

Из трюма доносится визг республик. Скрипят борта.

Название "Подражание Горацию" никого не может ввести в заблуждение: летящий по волнам "кораблик", чей парус похож на "помятый рублик", а кормщиком является "Боря", однозначно соотносится с Россией. На пути к морю этот "кораблик" поджидают опасности, но поэт выражает уверенность в том, что все они будут благополучно преодолены.

В напутственном слове, обращенном к своей стране, Бродский пытается не столько предостеречь, сколько ободрить ее: "Лети кораблик, не бойся бури"; "Лети, кораблик! не бойся острых / скал". В последнем предложении поэт говорит о том, что продвижение ее на пути к "подлинно постоянной демократии" не будет гладким, но только так можно обрести свободу — "стать частью морю": "Но ты, кораблик, чей кормщик Боря, / не отличай горизонт от горя. / Лети по волнам стать частью моря, / лети, лети". В этом предложении в соответствии с рекомендациями Бродского "кораблик" можно заменить на "Россию" без ущерба для смысла и размера стихотворения.

* * *

В заключении надо отметить, что выводы, которые прозвучали в этой главе в ходе анализа стихотворений Бродского, вряд ли будут однозначно восприняты. Представления, которые уже сложились о поэте и его творчестве в эмиграции, не так-то просто изменить или поколебать, потому что они имеют давние корни и объективные причины для существования.

Андрей Битов как-то сказал: "Эмиграция — это оскорбление человеческого достоинства на всю жизнь". Каждый переживает это оскорбление по-своему, неизменным остается одно — болезненное отношение к тому, что произошло, и вполне естественная обида. "Ну как там в России, по-прежнему плохо, да?" — по словам Битова, этот вопрос нередко можно услышать в эмигрантской аудитории. Оказавшись выброшенным за пределы круга, к которому привык, человек пытается, часто даже не осознавая того, исправить допущенную несправедливость, получить хотя бы косвенное подтверждение, что "там" после его отъезда ничто не может измениться к лучшему.

Может быть, поэтому и за границей, и в России[211] так непоколебимы стереотипы одностороннего восприятия лирики Бродского и так охотно поддерживаются мифы о недоброжелательном и даже пренебрежительном отношении Бродского к стране, из которой он вынужден был уехать. Стихотворные же тексты поэта свидетельствуют совсем о другом.

Находясь в эмиграции, Бродский с повышенным вниманием и крайне эмоционально воспринимал все, что происходило в России — радовался успехам и болезненно переживал неудачи. Отъезд не повлиял на взгляды поэта, а значит, хотим мы этого или не хотим, нравится это кому-то или не нравится, в своих произведениях лишенный российского гражданства Бродский оставался гражданином той страны, которую он много лет назад покинул.

"ПУТЕШЕСТВИЕ В СТАМБУЛ"

В задачу данного исследования не входит изучение прозы Бродского. Однако для "Путешествия в Стамбул" следует сделать исключение. В ходе анализа становится очевидным отличие "Путешествия в Стамбул" от других прозаических произведений поэта. Свободное развитие сюжетной линии сочетается в эссе с обилием лирических отступлений и постоянными признаниями автора в субъективности, в надуманности того, что он излагает.

""Путешествие в Стамбул", — отмечает Петр Вайль самое, вероятно, уязвимое сочинение Бродского: с точки зрения историка, богослова, филолога, логика. Эссе, временами почти статья, едва не трактат, существует по законам лирического стихотворения"[212].

Жанровое своеобразие произведения во многом объясняет причины его неприятия. "Путешествие в Стамбул" является поэтическим диалогом, который автор ведет со своим подсознанием. За внешним гневнообличительным публицистическим пафосом скрывается метафорический, глубинный подтекст, который может быть выявлен, осознан только при обращении к нему на поэтическом уровне.

С точки зрения содержания, было бы большим упрощением сводить "Путешествие в Стамбул" к противопоставлению Востока и Запада. Еще большим упрощением было бы рассматривать эссе Бродского как гимн западной демократии, или как выражение недовольства

Христианством, обличение Ислама или русского (советского) авторитаризма. Размышления Бродского не укладываются ни в одну из перечисленных схем, потому что подобного рода схемы преследуют конкретные цели оправдания, восхваления или осуждения, в основе их лежит стремление оказать влияние на потенциального собеседника, склонить его на свою сторону, утвердить свою единственно-возможную точку зрения.