Ольга Глазунова - Иосиф Бродский: Американский дневник

• Название: Иосиф Бродский: Американский дневник
• Автор: Ольга Глазунова
• Издательство: Нестор-История
• Жанр: Культурология
• Год: 2005

---

В первой строфе стихотворения описывается восприятие настоящего: чернота "угля" вывернутой наизнанку прошлой жизни в сознании поэта превращается в "белокурый мрамор" воспоминаний. Неоднозначность представлений Бродского о том, что с ним происходит, выражается в тексте стихотворения с помощью нетрадиционных метафорических образов. Прилагательное "белокурый" в силу принадлежности к разговорнобытовому стилю, не сочетается со словом "мрамор", ориентированным на высокий стиль речи. К тому же в разговорном языке "белокурый" часто имеет пренебрежительное значение

(Сравните: белокурая бестия). Таким образом, чернота прошлой жизни в воспоминаниях поэта светлеет, но не становится белоснежной, приобретая желтоватый "белокурый" оттенок застывшего мрамора.

Обращение к изнанке — любимый метафорический прием

Бродского в эмиграции. "Вывернуть наизнанку" — значит вывернуть внутренней, нелицевой стороной, демонстрируя то, что ранее было скрыто. Сравните: "Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали. / Привет, оборотная сторона медали" ("Портрет трагедии", 1991).

Обозначение места действия ("и местность мнится северной") и упоминание гиперборея (холодного северного ветра) соседствует в первой строфе с образом капусты: "гиперборей, взъерошивший капусту". Трудно однозначно сделать вывод о том, что имел в виду Бродский. Возможно, этот образ возник у него как зрительная ассоциация, а может быть, в нем содержится намек на римского императора Диоклетиана (243 — между 313 и 316 гг.), который добровольно отказался от власти и удалился в деревню выращивать капусту.

Если в том, что с ним произошло, Бродский видит отголоски судьбы Диоклетиана, то, согласно его признанию, северный ветер не оставляет в покое выращиваемую им "капусту", хотя горизонтальный ландшафт и отсутствие живых людей вокруг поэта сами по себе не предполагают эмоциональных всплесков.

Юрий Лотман и Михаил Лотман рассматривают стихотворение "На выставке Карла Вейлинка" как "предельную обобщенность самых различных жизненных реалий": Почти пейзаж… <…> Возможно, это = будущее… <…> Возможно также = прошлое… <…> Бесспорно = перспектива. Календарь…" и т. д.

"Весь этот набор возможностей, сконцентрированных в одном тексте, одновременно и предельно абстрактном до полной удаленности из него всех реалий и парадоксально предельно сконцентрированном до вместимости в него всех деталей, и есть "я" поэта"[168].

Кейс Верхейл в статье, посвященной данному стихотворению, приводит отрывок из выступления Бродского, в котором поэт передает свои впечатления о живописи голландского художника: "Заметив, что полотна Виллинка[169] только поверхностному зрителю кажутся согласующимися с привычным контекстом сюрреализма таких художников, как Дельво или Магритт, он (Бродский О.Г.) продолжал: "Они — другое. В моих глазах это куда более великие, более ужасающие картины. В каком-то смысле я, мне кажется, узнал в этих пейзажах собственную скромную персону. Если бы я был художником, именно такое я и сделал бы на полотне.

Потому-то я и начал писать свое стихотворение. Его пейзажи — это в каком-то смысле аутопсия культуры, цивилизации. В его картинах есть что-то потрясающе посмертное. Они излучают ощущение изолированности и автономности. Автономность статуй, автономность зданий, автономность неба".

И далее: "Это как-то совпадало, рифмовалось у меня в голове с тем, что я сам вижу в этом мире. Чем больше я узнавал о жизни Виллинка, тем более мне становилось ясно, что он уже прожил мою жизнь."[170] (выделено — О.Г.).

Рассмотрим стихотворение Бродского строка за строкой, чтобы понять, что же скрывается за поэтическими образами, абстрактные сущности или размышления поэта о своей жизни. Во второй строфе стихотворения речь идет о будущем:

Возможно, это — будущее. Фон раскаяния. Мести сослуживцу.

Глухого, но отчетливого "вон!". Внезапного приема джиу-джитсу.

И это — город будущего. Сад, чьи заросли рассматриваешь в оба, как ящерица в тропиках — фасад гостиницы. Тем паче — небоскреба.

Исходя из текста, можно предположить, что поэт описывает то будущее, которое виделось ему в прошлом: "раскаяние", "месть сослуживцу", крик "Вон!", "внезапный прием джиу-джитсу".

Возникающие следом образы "города будущего", сада (Сравните: "город-сад" Маяковского как воплощение мечты), который "в оба" рассматривает автор, как ящерица в тропиках рассматривает "фасад гостиницы" (он же "небоскреб"), могут соотноситься с впечатлениями Бродского от первых дней пребывания в США.

По содержанию каждая строфа стихотворения делится на две части: 4 + 4 строки. Вторая строфа дает представление о двух вариантах будущего, которые в равной степени были доступны поэту в начале семидесятых: остаться на родине, "раскаяться" и все равно постоянно слышать крики "Вон!" или уехать в "город будущего".

В третьей строфе, которая начинается словами "Возможно также — прошлое", поэт описывает прошлое уже с позиций настоящего, рассказывая о "пределе отчаяния", об "общей вершине", о которой в эмиграции остались только воспоминания, о том, что в настоящей жизни он предпочитает мыслить категориями прошедшего времени ("глаголы в длинной очереди к "л""), так как уже ничто из того, что окружает поэта в реальности, не занимает его воображения ("улегшаяся буря крепдешина"): Возможно также — прошлое. Предел отчаяния. Общая вершина. Глаголы в длинной очереди к "л".

Улегшаяся буря крепдешина. И это — царство прошлого. Тропы, заглохнувшей в действительности. Лужи, хранящей отраженья. Скорлупы, увиденной яичницей снаружи.

Прошлое в представлении Бродского раздваивается на те воспоминания, которые помогают ему выжить, и на горькие размышления о том, к чему он пришел. Поэтому рядом с "царством прошлого", которое поэт воздвиг в своем воображении, присутствует совсем другой мир — мир настоящего, на который он взирает с беспощадной трезвостью. Описывая этот мир, поэт говорит об утрате интереса к тому, что происходит вокруг него (о "тропе, заглохнувшей в действительность"), о засыхающей "луже" отражений, об ужасе своего внутреннего "я" — "яичницы", которая увидела перед собой остатки своей скорлупы.

Четвертая строфа стихотворения повествует о "перспективе" будущего: Бесспорно — перспектива. Календарь.

Верней, из воспалившихся гортаней туннель в психологическую даль, свободную от наших очертаний. И голосу, подробнее, чем взор, знакомому с ландшафтом неуспеха, сподручней выбрать большее из зол в расчете на чувствительное эхо.

"Воспалившиеся гортани" (Сравните стихотворение Бродского "Ария"), "календарь" дней, неуклонно ведущих к смерти, к "психологической дали, свободной от наших очертаний", вот то, что поэт видит перед собой. Во второй части строфы Бродский говорит о своем отношении к будущему: взор молчалив, он не способен передать чувства, только голос может быть услышан, вот почему поэт намеревается "выбрать большее из зол" в расчете на то, что "чувствительное эхо" усилит эффект и приблизит его к трагической развязке. "Неуспех", который неизбежно будет сопровождать сделанный им выбор, не пугает автора: он уже давно с ним "знаком".

Таким образом, начало стихотворения "На выставке Карла Вейлинка" имеет четкую логическую структуру, охватывающую основные периоды жизни поэта:

I строфа — настоящее II строфа — будущее в прошлом (причина эмиграции)

III строфа — прошлое в настоящем (следствие эмиграции) IV строфа — будущее

В стихотворении поэт не просто описывает свою жизнь, он неизменно сообщает о своем отношении к тому, что с ним происходит, происходило или будет происходить. Как видно из текста, ничего абстрактного в его описаниях нет. Рассказывая о себе, поэт предельно откровенен и беспощаден.

Каждый человек хочет быть победителем, и Бродский вряд ли был исключением. Но не стоит забывать о том, что иногда победа влечет за собой трагические последствия — опустошение внутреннего мира автора и утрату самоуважения. И в этой ситуации выбор "неуспеха" является принципиальной позицией, более нравственной для художника, чем желание любой ценой понравиться публике.

В книге "Дело Бродского" Яков Гордин приводит отрывок из письма поэта, написанного 13 июня 1965 года в ссылке:

"Смотри на себя не сравнительно с остальными, а обособляясь. Обособляйся и позволяй себе все, что угодно. (Речь, естественно, шла о писании стихов, а не о бытовом поведении. — Я. Г.) Если ты озлоблен, то не скрывай этого, пусть оно грубо; если ты весел тоже, пусть оно и банально. Помни, что твоя жизнь — это твоя жизнь. Ничьи — пусть самые высокие — правила тебе не закон. Это не твои правила. В лучшем случае, они похожи на твои. Будь независим. Независимость — лучшее качество, лучшее слово на всех языках. Пусть это приведет тебя к поражению (глупое слово) — это будет только твое поражение"[171].

В пятой и шестой частях стихотворения Бродский вновь обращается к Пейзажу, трактуя это понятие с позиций живописи. Воспоминания о месте не имеют для поэта значения: "все, в рамку заключенное, частично мертво и неподвижно", но чувства, которые навсегда остались в прошлом (волнения — "зебра моря", страсть — "тигр", триумф — "овации спальни") невозможно забыть в новой жизни.