Владимир Родионов - Расовые мифы нацизма. Врага надо знать!

• Название: Расовые мифы нацизма. Врага надо знать!
• Автор: Владимир Родионов
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0112-1

Первое серьезное исследование расовой доктрины III Рейха. Глубокий анализ «мифа расы» и «мифа крови», сопоставление идеологии гитлеровского государства и его преступной практики. Неизвестные подробности «арийского проекта», вся правда о корнях и истоках нацизма. Секретные материалы эсэсовских архивов, прежде никогда не переводившиеся на русский язык. Без цензуры, купюр и дежурных проклятий — только факты, которые говорят сами за себя. Если мы не хотим повторения гитлеровского кошмара — нельзя закрывать на него глаза. ВРАГА НАДО ЗНАТЬ!

---

Аналогичная ситуация была и в граничащем на западе с Пенсильванией штате Огайо, столица которого, Цинциннати, была основана в 1788 г. немецкими переселенцами и до сих пор считается одним из самых «немецких» городов США, один из его исторических районов, 60 % населения которого в XIX в. составляли немцы, до сих пор носит название «За Рейном» (Over-the-Rhine) и популярен у туристов из-за многочисленных католических и протестантских церквей постройки позапрошлого века.

Иммигранты и их потомки в США еще долго помнили свои языки, говорили и учились на них. «1 млн. учащихся г. Цинциннати (штат Огайо) обучался на английском и немецком языках с 1839 по 1919 год. К 1880 году 80 % населения г. Сент-Луиса (штат Миссури) занималось на немецком, а в конце 80-х годов под давлением общественности стало проходить обучение на ирландском, французском языках и идише. Проведение подобной политики осуществлялось не без одобрения властей. Вильям Хэррис, глава департамента просвещения Сент-Луиса, выступал за билингвальное обучение, говоря в 1870-х годах, что «национальная память и стремления, семейные традиции, обычаи и привычки, моральные и религиозные установки не могут быть внезапно передвинуты или изменены без губительного ослабления личности».[135]

Читая в книге немецкого писателя Вилли Зайделя «Новый Даниил» (1920 г.) описание Цинцинати: «его население наполовину растлено путем смешанных браков или противозаконной примеси индейской и еврейской крови» и одобрительное цитирование отзыва о США в целом японца-путешественника: «that Irish-Dutch-Nigger-Jew-mess» («это ирландско-голландско-негритянско-еврейский беспорядок»),[136] понимаешь, насколько к тому времени в Германии, где Гитлер был еще мало кому известен, оказалась забыта ее история. Ведь в Пруссии дело обстояло точно так же, как в Штатах, — в ее городах жили потомки переселенцев из самых разных народов, еще долгое время сохранявших свою национальную идентичность и язык.

Если вспомнить наиболее заметную национальную группу — французских гугенотов, — то французский историк Шарль Вайс отмечает, что и при Фридрихе Великом, спустя 70 лет после переселения гугенотов в Пруссию, на их родном французском языке «говорили в Берлине, Магдебурге, Галле и еще более — в маленьких городах, где эмигранты жили более изолированно, чем в крупных центрах. Французские офицеры, взятые в плен в битве при Росбахе [в 1757 г. ], были очень поражены тем, что в стране, где они содержались в плену, жило множество их земляков из самых разных частей Франции, а также тем, что их язык повсеместно использовался в самых разных областях Прусского королевства, в том числе и немцами».[137] Однако, по его словам, в первой половине XIX в. во французской «колонии в Берлине, все еще насчитывающей около шести тысяч человек», «французский язык уже исчезает, на нем говорят лишь старики. Молодежь изучает язык, на котором говорили их предки, наравне с другими берлинцами, получающими образование. Но это уже не язык их матерей, не язык каждодневного общения. Смешанные браки и повседневное общение с немцами привели к постепенному смешению двух народов».[138] (Это подтверждает по своим детским воспоминаниям великий немецкий писатель Теодор Фонтане (1819–1898), чьи предки были гугенотами. Отец преподавал ему вместо учителя французский язык и латынь, говоря при этом, что «в доме моих родителей говорили по-французски».[139] Но для Теодора французский язык был уже иностранным.) Впрочем, уже позабывшие французский язык потомки гугенотов еще в начале XX в. продолжали ходить в берлинский Французский собор (построенный гугенотами в 1701–1705 гг.) и отдавали своих детей учиться во Французскую гимназию (основанную в Берлине в 1689 г.); таково, например, было детство последнего премьер-министра ГДР (в 1990 г.) Томаса де Мезьера, потомка эмигрировавшего в Берлин древнего дворянского рода из Лотарингии.

Впрочем, если потомки иммигрантов XVII в. к тому времени уже слились с немцами, то потомки переселенцев XVIII в. в то время еще говорили на своих родных языках, что заметил в 1870-е гг. Лависс: «В Западной Пруссии сразу бросаются в глаза призванные Фридрихом II швабы; их черные волосы, их темные глаза и стройное сложение резко разнятся с светло-русыми головами, голубыми глазами и дородностью уроженцев Севера».[140] «Швабский народный говор остался их родным наречием; на нем сложены те вольные песенки, которые они распевают по некоторым праздникам на лужайках для танцев или под окнами своих возлюбленных. Народные учителя негодуют против «этого ужасного языка», против этого Schwoabsch, как они говорят, передразнивая грубое произношение вюртембержцев; но дети переселенцев остаются ему верны, и если им нужно что-нибудь сказать друг другу по секрету при чужих, они смело говорят это вслух на своем старом наречии: сами народные учителя ничего в нем не понимают»[141] (швабский диалект и сегодня плохо понятен для немцев из других областей).

«Под самым Берлином лежит одна деревушка, представляющая для историка любопытнейший предмет наблюдения. В этой деревне, по названию Риксдорф, тысяч до семи жителей: часть ее заселена немцами, другая чехами. Чехи разделяются на несколько религиозных общин: на кальвинистов, на лютеран и на чешских братьев»,[142] которые поселились там еще в 1737 г. «Чешские братья говорят по-немецки, и проповедники их в силу королевских указов должны пользоваться в церкви этим же языком. Но братья не забыли чешского языка: они говорят на нем дома и преподают его в школах. Библию они читают по-чешски; псалмы написаны и поются на обоих языках»;[143] прочие чехи «не так суровы и фанатичны, как чешские братья, и не так сильно сохранили на себе печать своего происхождения. Однако и они не забыли своего языка. В Риксдорфе чехи на прощание говорят: «Z panem bohem», вместо немецкого «adie», а вечером, смотря по тому, по каким улицам гуляешь, слышишь то «gute Nacht», то «dobra пос».[144] (В 1920 г. Риксдорф уже под названием Нойкельн стал одним из районов Берлина.)

Как в таком народе с сильной долей эмигрантов среди предков и сильными традициями терпимости смогли появиться многочисленные поборники «чистоты крови и расы»? Надо вспомнить, что уже к концу XIX в. потомки голландцев и чехов, французов и поляков искренне считали себя «настоящими немцами», ведь это понятие в то время связывалось с патриотизмом, с общей культурой и языком, с трудом на благо их общей Родины. Своих предков мало кто помнил дальше дедушек и бабушек, к тому же бурная индустриализация разрушала «замкнутые миры» деревень и провинциальных городов, где еще сохранялись национальные языки и традиции потомков переселенцев, и разбрасывала людей по стране. Вместе с тем с развитием образования и литературы рос интерес к истории, который от средневекового эпоса (выразившийся в популярности опер Вагнера) перешел к древности, в это же время после публикации книг Е. Блаватской вспыхивает интерес к тайнам Индии. И вот уже на этой почве появляется исторический миф (так охарактеризованный одним из его творцов — А. Розенбергом) о древних арийцах и созданных ими великих цивилизациях, прямыми потомками и наследниками традиций которых и являются «настоящие немцы». Это отнесение к древности, культивируемое в том числе «сверху» (канцлер Вильгельм II весьма одобрял «арийские теории» популярного писателя Чемберлена), льстило людям, которые в них «открывали для себя» историю (хотя на самом деле они отказывались от своей настоящей истории и от своих настоящих предков ради вымышленной). Именно в этой истории черпались «законы чистоты крови», которую арии уберегали от смешения с темнокожими туземцами, обращенными ими в рабов.

Говорить о преемственности между Пруссией и Третьим Рейхом, как часто делают, в корне неверно. Этот тезис упорно навязывали, стараясь легитимизировать свою власть, сами нацисты. Геббельс, ставший в конце 20-х гг. гауляйтером Берлина, записал в 1931 г. в дневник: «Партия должна быть более прусской».[145] И всеми силами пытался создать впечатление этого. «В своем «сочинении» «Пруссия должна снова стать прусской» (1932) Геббельс писал, что нацисты преследуют в обновленном виде те же идеалы, к осуществлению которых стремились Фридрих-Вильгельм I, Фридрих II и Бисмарк».[146] Какие идеалы преследовали прусские короли и курфюрсты, было показано выше. Ничего общего с теорией и практикой нацистской нетерпимости у них не было, скорее наоборот. У нацизма нет исторической преемственности в Германии, и это важно помнить.

Нацистам же принадлежит теория о преемственности с Фридрихом Великим, которую приняли и противники фашизма в 30-е гг. Между тем, как отмечает историк А. Ермаков, в 90-е «ученые постепенно отошли от классового подхода и взялись за пересмотр старых оценок. Например, В. П. Прокофьев, который исследовал взаимоотношения армии и государства в истории Германии на протяжении X–XX вв., подверг критике концепцию преемственности прусско-германского милитаризма от времен Фридриха II вплоть до 30-х годов нашего столетия».[147]