Кассандра Клэр - Draco Veritas

• Название: Draco Veritas
• Автор: Кассандра Клэр
• Жанр: Фэнтези

Трилогия (Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas) о Драко Малфое - культовое произведение, написанное по мотивам книг Дж. К. Роулинг о мальчике-волшебнике по имени Гарри Поттер. Автор трилогии - знаменитая в фэндоме Гарри Поттера писательница - Кассандра Клэр (ее другие популярные произведения: трилогия "Смертельные орудия" и The Very Secret Diaries). Сюжет разворачивается вокруг отпрыска древнего колдовского рода Малфоев, главного противника Гарри Поттера в школе - Драко Малфоя

---

— Согласен, — голос Драко был ясен и тверд, как стекло. — Кстати, тут есть еще кое-что.

— И что?

— Я не был единственным, кому пришла в голову эта мысль.

— Эта мысль?

— Использовать её против него. Ну же, Джинни! У каждого есть своя слабость. Он отовсюду защищен — кроме нее.

— Что ж, коль скоро ты воспринимаешь любовь к кому-то как слабость… — резко начала она.

— Ну, естественно, — ответил Драко, словно она брякнула какую-то глупость.

— Мне кажется, ты начал говорить, как твой отец, — тихо заметила она.

— Думаю, что я вообще как-то много говорю, — перебил он, — не обращай внимания.

— Ты недооцениваешь Гарри. Он никогда бы не допустил, чтобы кому-то, о ком он беспокоится и заботится, нанесли вред. Если это называть слабостью, то у него их не меньше дюжины. Мой брат. Сириус. Хагрид. Ты, — Джинни положила руку ему на плечо, и его мягкие прядки скользнули по  ее кисти. — Получается, что с твоей стороны он тоже не защищен.

— О, нет, — отчужденно бросил Драко. — Думаю, он  бы пожертвовал мной вместе со всеми остальными.

— Драко…

— Он же герой, правда? Именно так они и поступают: приносят что-то в жертву ради всеобщего блага.

— Ты нужен ему, — возразила Джинни, и Драко поднял к ней глаза — ясного, серебристого цвета, незамутненного ни зеленым, ни голубым, ни серым оттенком.

— Гарри не нуждается ни в одном из нас по сравнению с тем, как он нужен нам; все дело именно в том, кто он и что он. Он — герой, а мы — его сотоварищи, его спутники — мы вращаемся вокруг того, что делает он.

— Ты думаешь, мы не нужны ему? А как же Гермиона?

— Он влюблен в неё, — произнес Драко. — И даже более… Ты знаешь, что во время распределения он чуть было не попал в Слизерин? И это, и многое другое — он все время, каждый день ощущает себя обманщиком, это у него накрепко засело в подсознании. А потому он всегда пытается победить, оправдать себя, потому он никогда не идет на попятный, потому он должен быть не просто хорош, а чертовски великолепен. Он боится того, чего мог бы достичь, не удержи он себя тогда. Но Гермиона… — однажды он сказал мне, что она видит его не таким, каков он есть, а таким, каким мечтает, чтобы он стал. И мир для неё куда лучше того, в каком мы живем, и Гарри в нем тоже куда лучше реального Гарри. Думаю, она осознает себя хранительницей всего того лучшего, что есть в нем. Она защищает его — не от мира, а от него самого… Я понятно говорю?

Джинни неожиданно осознала, что сидит и не сводит с Драко глаз.

— Боюсь, что да, — кивнула она.

— Но это как обоюдоострый меч, — продолжил Драко и взглянул на нее, их взгляды встретились. — Поскольку чем больше он чувствует, что не является тем человеком, каким она его считает, тем больше боится, что никогда таким не станет, и однажды она поймет это и бросит его. И заберет у него не только себя — что само по себе почти убьет его — но и это свое видение «лучшего Гарри», каким он всегда хотел быть. А это сделает то, на что не способен даже Вольдеморт.

—  И что же?

— Уничтожит его, — он рассеянно поправил выбившуюся из ее прически прядку. — Он думает, что может быть совершенным — только совершенным. Или никаким. И не понимает, что все мы должны преодолевать что-то плохое внутри себя, чтобы стать такими, какими хотим, от чего-то отказываться — и мы разочаровываем тех, кого любим. Ведь все зависит только от меры твоей любви, и иногда это может и не случиться — ты должен осознать, что без этих людей ты пустое место, и…

— Мы все еще говорим о Гарри? — тихо спросила Джинни.

Како-то мгновение Драко сидел молча и смотрел на нее — нежно, ласково, но тут же его глаза стали прежними, спокойными, словно кто-то захлопнул ставни, и он отшатнулся от нее.

— Прости. Я бредил. Сама понимаешь — кровопотеря. Ну, или еще что-то…

— Нет, — возразила она и потянулась ладонью к его руке, однако на полпути передумала и уронила ее на свое колено, — ты вовсе не бредил, твои слова вполне осмысленны, и я рада — я так волновалась о Гарри и Гермионе и…

— Тебе не стоит беспокоиться. Это твой Святочный Бал, и ты должна получать удовольствие от этой ночи.

Ей хотелось сказать, что она очень даже довольна, и эти несколько мгновений с ним в этой холодной ночи, наполненной горечью и ароматом роз, — лучшие за последние месяцы; ей хотелось сказать, что любит, когда он говорит с ней — как никто другой: словно не существует вопроса, перед которым бы она дрогнула, отказавшись докопаться до истины. В его словах никогда не было ни лести, ни покровительства — никогда, даже если он хотел напакостить.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Нет, но ты должна, — он смотрел в сторону, — Иди и красуйся с Симусом. Я от этого не умру.

Она поколебалась, глядя на него. Мгновение стало кристально-прозрачным и острым, как алмаз.

— Ты считаешь меня красивой?

Он опустил взгляд. Потом снова посмотрел на нее и заговорил — спокойным голосом, звучавшим куда искреннее, чем всякие восклицания:

— Ты так прекрасна, что на  тебя невозможно долго смотреть.

Повисла длинная, бесконечно длинная, острая и напряженная тишина — она взглянула ему в глаза — в них отражалась луна… Она вспомнила прикосновения его губ, вкус его рта — и сделала то, чего никогда не делала доселе: поцеловала его.

Сейчас, когда они сидели, они были почти одной высоты, ей не надо было тянуться вверх, чтобы поцеловать его — она просто наклонилась вперед. Она раньше никогда не целовала кого-нибудь первая, всегда целовали ее. Она поцеловала его, сама не в силах поверить, что сделала это. Но все так и было: его губы дрогнули, напряглись, и вдруг стали мягкими; он обнял и притянул ее к себе, так крепко, что застежка его плаща впилась ей в шею. Его пальцы скользнули по ее платью и коснулись ее кожи, обжигая ее огнем, от которого кровь запела в венах.

И все тут же кончилось. Он отпрянул назад так же быстро, как и прильнул к ней. Руки на ее плечах оттолкнули ее прочь так же решительно, как минуту назад привлекли к его груди.

— Нет, — произнес он дрожащим голосом и повторил, куда тверже и решительнее, — нет.

Он отпустил ее, он чувствовала, что лицо ее горит огнем унижения, а в  глазах вскипают слезы.

— Какого черта, Драко? — спросила она дрожащим голосом. — В какие игры ты играешь?

Он поднял голову, и лунный свет посеребрил его скулы и тени под глазами.

— Ты спросила меня. Я сказал, что ты прекрасна. Только и всего.

— Ты не  можешь говорить мне ничего подобного. Даже думать не можешь.

— Что я имел в виду, то и сказал. Это мой главный порок.

— Но почему? — слова сами срывались с ее губ. — Если я нравлюсь тебе, если ты говоришь, что я красива, — тогда почему?

Конечно же, он понимал, к чему она клонит. И отвел взгляд.

— Гарри ты тоже нравишься, он тоже находит тебя прекрасной. Почему же ты ему не задаешь этот вопрос?

— Потому что у него все по-другому, он влюблен, — начала она и прикусила язык. — Да ведь и ты тоже, правда?

Драко промолчал, с отчаянной яростью исследуя свои ладони, словно с трудом удерживая себя от того, чтобы стукнуть ее.

— Блез, — продолжила она. — Как ты можешь?… Она просто кошмарное создание. Драко по-прежнему смотрел в сторону. — Или не в нее? — шепнула Джинни. — Ну, конечно же, не в нее… — Она чувствовала, что без ножа себя режет. — Ты…

— Я не желаю говорить об этом, — отрывисто и резко перебил ее Драко. Его лицо снова стало непроницаемым. Он ведь захотел ее. Она не дурочка и не слепая, она знала, что он её захотел — однако он все равно оттолкнул ее от себя, да еще сделал это так спокойно… — Это бессмысленно.

Джинни присмотрелась к нему, и в ее голове неожиданно зазвучал голос Гермионы. Она сказала это много месяцев назад, когда Джинни призналась, что что-то чувствует к Драко, и пожаловалась на то, что он не отвечает ей взаимностью. Так что же сказала тогда Гермиона? «Это значит, что ты нравишься ему настолько, что он не хочет, чтобы ты строила в отношении него несбыточных планов. Ты должна это понять. Он не станет лгать, особенно о чувствах. Он болезненно честен». В конце концов, Джинни поняла, почему Гермиона охарактеризовала его именно так. Ей всегда казалось, что она чувствует всю боль, которую только может, огорчая Драко. Похоже, нет.

— Отсутствие смысла позволяет вложить туда любой смысл… — тихо сказала она.

— Нет, — твердо повторил он. — Нет, — он снова отвернулся к саду, залитому лунным светом, ярким, как кровь единорога. — Если мы не остановимся, ты меня возненавидишь.

— Я бы не смогла возненавидеть тебя, Драко.

— Ну, конечно же, смогла бы, — его голос был наполнен утомленной уверенностью. — И возненавидела бы. Ведь ты такая же, как я: секунды радости или половинка желаемого не приносят тебе счастья, мы бы начали бороться за него — ты и я — но все закончилось бы тем, что мы стали бы бороться друг с другом. Когда речь идет о ком-то вроде нас, на то, что идет неправильно, не машется рукой. Мы  бы буквально порвали друг друга на части, чтобы добиться своего. Мы не можем просто взять и забыть.