Куртис Кейт - Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой

• Название: Антуан де Сент-Экзюпери. Небесная птица с земной судьбой
• Автор: Куртис Кейт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0268-2

Антуан де Сент-Экзюпери, философ и математик, инженер и авиатор, поэт и воин, предстает в увлекательном жизнеописании Куртиса Кейта во всем блеске и разнообразии талантов. Автор не в ущерб захватывающему изложению, придерживаясь фактической точности, открывает новые черты в устоявшемся каноническом образе легендарного писателя. В повествование вплетен удивительно тонкий анализ произведений Антуана де Сент-Экзюпери, приводятся личные свидетельства, модные сплетни и легенды.

---

И хотя Одетт де Синети была старше Антуана больше чем на два года, пришел и его черед, и он проводил часы в ее обществе, читая ей наизусть поэмы и обсуждая с ней потрясающее новое изобретение – аэроплан. Сохранилась очаровательная фотография ее сестры Рене, танцующей старинный испанский танец павана с Антуаном в саду ее матери в Ле-Мансе. Рене – в пастушьем наряде Марии-Антуанетты (почти весь сделан из бумаги), а ее партнер – в парике XVIII века и жабо, нацепленном на его школьную форму, в то время как младший брат Рене Элизар, в парике и бриджах, проказливо выглядывает между ними.

«Антуан любил природу, – вспоминает Одетт, – и он мог долго разглядывать мотылька или бабочку. Очень сочувствовал всякому живому существу. Никогда не помышлял убивать животных, а если замечал птицу, прыгающую рядом, то обязательно спрашивал: «Скажите, о чем она думает прямо сейчас»?»

В небольшом альбоме Одетт, которые по моде того времени имели молодые барышни, Антуан записал ей два стихотворения. В одном («Смерть лебедя») описание предсмертной песни птицы, в другом («Крик охотника») – смерти оленя.

Вот громко слышен рог. Вот стихнул он вдали —
И стон, дрожа, несут леса за край земли,
А на траве, что вся в крови,
Олень – он умирает. Рог кричит: «Живи!» —
Гудит, поет… А человек, охотою счастливый,
Встает, глядит окрест – спокойно, горделиво.

Юноша далеко не Жерар де Нерваль или даже Ламартин. Но две заключительных строфы, описывающие охотника, гордо поднимающего голову («счастлив победить животное»), уже предполагают глубоко сокрытое чувство Сент-Экзюпери, которое проявит себя в описании победы над быком в знаменитой главе, посвященной мужеству, в «Планете людей».

Первое юношеское увлечение, кажется, воодушевляет его на поэтическое творчество, поскольку чуть позже, в том же 1913 году, Антуан решил выпустить частный журнал под названием «Эхо третьего», составленный из материалов, переданных одноклассниками. Тщательно переписанные на листы красивой бумаги, они склеивались вместе в небольшую книжку. Согласно воспоминаниям Клода де Кастильона, одного из иллюстраторов журнала, последний, в подражание тогдашним еженедельникам, даже популяризировал экстравагантные рецепты приготовления пищи и публиковал рекламные объявления, подобные вот такому: «Скажем «нет» ниткам и булавкам, поддерживающим ваши брюки. ПОКУПАЙТЕ фигурные скрепки!» Несколько поэм Сент-Экзюпери были включены в первый выпуск, который, как оказалось, стал и последним. «Он передавался из рук в руки, – вспоминает Макс де Виллутре, – и поскольку вызывал прилив веселья, а читался на занятиях, то тайна просуществовала недолго. Журнал был изъят на уроке аббата Деробера, который не выносил Сент-Экзюпери – подстрекателя, как он обычно называл этого ученика за мальчишеские шалости. Издание конфисковали, и мы никогда не увидели его снова. Никто не знает, что с ним сталось».

* * *

28 июня 1914 года эрцгерцог австрийский Франц-Фердинанд с супругой были убиты в Сараеве, и не прошло и полутора месяцев, как пять основных государств Европы оказались уже в состоянии войны. Это изменило жизнь континента: последствия военных действий ощутили даже в самых забытых его уголках. Прежде чем закончился август, убили дядю Антуана Роже де Сент-Экзюпери: он погиб, подняв в атаку пехотный батальон в Мессене. Двое из кузенов матери Антуана, Гай и Роже де Лестранж, чьей верховой ездой так часто восхищались жители Сен-Морис-де-Реманс, отправились на фронт верхом на своих лошадях и никогда не возвратились. Сама Мари, после окончания курсов Красного Креста в Ле-Мансе, была назначена старшей медсестрой в госпитале, устроенном на вокзале в Амберье. Едва тяжелые обязанности легли на ее плечи, пришло письмо от ее друга-скульптора, которого она сильно любила. «Я уезжаю на фронт, унося в своем сердце все, что так долго в нем покоилось». Она стояла вся в слезах, когда подошел начальник станции и сказал: «Мадам, поезд, полный раненых, вот-вот прибудет. Поступила просьба о носилках – случаи столбняка». Она больше никогда не видела своего друга-скульптора. Международная катастрофа, позже ставшая известной как Первая мировая война, началась.

Она задела Антуана, как и всех остальных. Он провел не очень счастливый предвоенный год в Ле-Мансе. Они с братом Франсуа жили у своей тети Маргарет на улице Пьера Белона, в милом доме времен Директории. Но на следующее лето все мысли о возвращении в Ле-Манс, который, впрочем, никто в семье особенно не любил, пришлось оставить. Вместо этого Мари де Сент-Экзюпери решила перевести обоих сыновей в другую школу иезуитов, расположенную ближе к дому: колледж Нотр-Дам-де-Монгре, расположенный в Вильфранш-на-Соне к северо-востоку от Лиона. Он понравился двум мальчикам не намного больше, чем колледж Сен-Круа в Ле-Мансе. После одного несчастного семестра мальчиков оттуда забрали.

Факт их пребывания там едва бы стоил упоминания, но сохранились воспоминания об этом кратком периоде в школе двух одноклассников Антуана, продолживших обучение и ставших впоследствии священниками. «Он не был первым в своем классе, не блистал и в учении, – рассказывал отец Луи Барджон Элен Элизабет Кран в 1951 году. – Он оказался хорошим малым, его все любили, но он особенно не выделялся среди остальных. Он был прежде всего мечтателем. Я помню его, обхватившим рукой подбородок, задумчиво не спускавшим глаз с вишневого дерева за окном. Мы называли его «Зацепи Луну носом». Я сохранил впечатление о нем как о скромном мальчике, который был оригинален, но не производил впечатление книжного червя. Все это перемешивалось со случайными взрывами радости, изобилием чувств. Антуан писал стихи. Я вспоминаю, прежде всего, одну его поэму о смерти лебедя, явно навеянную Ламартином. Стихи, конечно, были стихами подростка, полного романтизма и некоторой наивности. Но мы восхищались поэмой».

Албан де Шерфаньон, другой из его одноклассников в Монгре, позже вспоминал его как «очень одаренного мальчика, но, возможно, не очень последовательного в своей работе. Я вспоминаю, как… он писал эпические поэмы с большим воодушевлением, о войне и, особенно, о Вильгельме II, дополняя их карикатурами. Они были оригинальны и очень жизненны. Он имел экстраординарную способность сочинять и рисовать»…

Одна из этих поэм о кайзере сохранилась, в отличие от рисунков, которые первоначально иллюстрировали ее. В ней немецкий император изображен ликующим от созерцания Реймса в огне.

Вот маршал рядом с ним. Он грозно говорит:
«Что уцелело здесь? Ведь все вокруг горит». —
«Собор, о сир». – «А госпиталь?» – «Пылает». —
«А ваша армия, мой сударь?» – «Отступает».

Новость, что армия панически отступает, в то время как Реймский собор был сохранен, вызывает у кайзера приступ страшной ярости. «Измученному, ему предстоит ужасная ночь», и он приказывает начать бомбардировку.

И дрогнул рот. И побледнел, глядит в упор.
«Приказ: чтоб завтра был разрушен и собор!»

Эхо творчества Ламартина, как можно заметить, в данном случае уступило интонации героических битв Расина и Виктора Гюго, но нельзя сказать, что это благоприятно сказалось на результатах.

Школа, куда Антуана с братом затем перевели, называлась Вилла-Сен-Жан, во Фрибуре. Ряды преподавателей в лицеях и даже католических колледжах редели по ходу военных действий, и Мари де Сент-Экзюпери справедливо предчувствовала, что обоим ее сыновьям будет лучше под небом нейтральной Швейцарии. В отличие от Сен-Круа в Мансе и Монгре, находившихся в ведении ордена иезуитов, Вилла-Сен-Жан управляли отцы ордена марианистов, поддерживавшие тесные связи с известным колледжем Станислава в Париже. Многие из его преподавателей – начиная с отца Франсуа-Жозефа Киеффера, основателя школы, – были выходцами из Эльзаса, предпочитавшими скорее эмигрировать во Францию или Швейцарию, чем продолжать жить в пределах границ рейха кайзера Вильгельма. Эта мысль нашла отражение в книге, написанной на рубеже столетий и названной «Почему победа досталась англосаксам?». Французы все еще страдали от поражения во Франко-прусской войне, к которому добавилось унижение, испытанное в 1898 году в Фашода. Если британцы побеждали, а французы позорно проигрывали, то это объяснялось только некоторым превосходством в англосаксонской образовательной системе. Французские образовательные методики необходимо было обновить за счет контакта с другой культурой, и Фрибур, расположенный в зоне влияния двух языков (немецкого и французского), казался идеальным местом для эксперимента.

Само лечение, как часто случается, имело мало общего с первоначальным диагнозом. Сельский стиль в архитектуре построек Вилла-Сен-Жан (красные крыши цвета герани, ржавчина от гвоздей на деревянных наличниках и балконах) – дань публичным школам, таким, как Регби Мэтью Арнольда. Такие же спальни первого этажа с фарфоровыми кувшинами и ваннами в отдельных, отгороженных деревянной сосновой перегородкой клетушках (сорок клетушек на сорок постояльцев, каждая с кроватью, крепящейся к стене, и прикроватным столиком с ночным горшком в нижнем ящике). Но в остальном школа больше отражала приветливую индивидуальность своего основателя. Он был аккуратным, невысоким человеком с короткой стрижкой и, несмотря на возраст, чисто выбритым подбородком. Очки в металлической оправе, с которыми он никогда не расставался, не могли скрыть добрый свет его голубых пытливых глаз, и даже если отец Киеффер становился жестким в обращении, он оставался все таким же дружелюбно настроенным педагогом. Он верил в необходимость максимального контакта между преподавателем и учениками, независимо от того, сидел ли он за «немецкими» или «английскими» столами в столовой (по-французски, как предполагалось, говорили лишь за десертом или на игровой площадке). И сам он не стеснялся взять в руки ракетку по воскресеньям, проворно прыгая по корту в своей сутане. Его кабинет был всегда открыт для любого из учеников, если у того появились проблемы или обиды, которыми надо бы поделиться. Также не существовало высоких оград или заборов, отделявших школу и парк от окружающего мира, и любой прогульщик мог скрыться там, если бы захотел. Идея, как бы парадоксально она ни звучала, состояла не в требовании беспрекословной дисциплины, а в том, чтобы заставить полюбить школу и безболезненно ее принять. Идея нашла отражение и в школьном девизе, который Киеффер много лет назад вычитал у шевалье Байарда: «Со всей душой». Девиз позже вызывал ироническое восхищение Сент-Экзюпери в противопоставлении с «Быть Человеком» – патетическим стоическим принципом, свойственным всем школам иезуитов, где ему довелось учиться.