Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

• Название: Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Детская фантастика

Эта книга никогда не была предназначена для коммерческой публикации (в отличие от остальных моих книг — каюсь в гордыне…) Поэтому сюжеты и образы из неё могут встречаться моим читателям в других моих произведениях. Роман написан полностью, но, к сожалению, в те времена, когда у меня не было компьютера, и это занятие меня угнетает — переписывать с бумажных листов в файл. Тем не менее, перед вами — вполне самостоятельный роман. Точнее — первая его часть. Откройте его. Может быть, он вам понравится.

---

— Гадость, — признался я, через силу допивая то, что было в кружке. — Налей ещё, что ли?

Вторую я усадил, как компот, и она на вкус показалась мне куда приятней, хотя у меня начала плавно кружиться голова (тоже, кстати, не сказать, что неприятно). Лаури совершенно без эмоций разлил по третьей… и вдруг спросил:

— Ты кем хотел стать, Олег?

— Я? Военным, — немного удивлённо ответил я. Лаури поднял бровь:

— А, ну да, у вас же все мечтают стать военными…

— Ну, вообще-то это немного не так, — возразил я, отхлебывая из кружки. Чёрт, а штука-то приятная… — Но я всегда мечтал стать военным. Не ради славы, нет… понимаешь, я думал, что кто-то должен защищать свою родину. Понимаешь?

— Кажется, да, — Лаури покивал. — Знаешь, а я мечтал стать историком. Только, наверное, не стал.

— Почему? — искренне удивился я. Лаури покривился и печально вздохнул:

— Неперспективная профессия.

— История?! — поразился я. — Знаешь, история мне тоже нравится… Как это — неперспективная?

— А вот так. Родители хотели, чтобы я стал менеджером по информационным технологиям — это профессия с будущим…

— Тебе не кажется, что это глупо? — осведомился я. — Хотел стать историком, а стал этим… менеджером, потому что историком не перспективно. И что за жизнь у тебя будет?

— Да я понимаю, — Лаури отпил из кружки. — Мне иногда кажется, — он посмотрел в неё, — что тут, в этом мире, я чувствую себя лучше, чем там. Только не говори, что я пьян. Это правда. По крайней мере, тут можно решать самому, а там за тебя решает мир, в котором ты живёшь. Не такой уж хороший мир. У вас тоже так? В Союзе?

— Не знаю, — вопрос застал меня врасплох. — Я как-то не думал об этом никогда… Знаешь, — вдруг признался я, — у меня не получилось бы стать военным. У нас не берут в училища ребят с неправильным прикусом, а у меня ещё и картавость.

— Ничего себе правила у вас! — удивился Лаури. — Правильно, наверное, у нас всех вашей армией пугают… Но из тебя, мне кажется, получился бы хороший военный.

— А из тебя? — я допил и налил себе сам.

— Да… — он задумался, потягивая вино, потом признался: — Знаешь, это, наверное, сидит в каждом мужчине… Ты умеешь петь?

Хороший вопрос. Мы говорили вроде бы связно, но я серьёзно задумался над сказанным, пока ответ не оформился в слова:

— Умею, но так себе. А что?

Вместо ответа Лаури вдруг дёрнул по-английски — и очень даже мелодичным голосом:

— Старичина Зевс обзавёлся тёлкой.
Гера ни на грош в ней не видит толка!
— Знаю я, зачем муженьку телица!
Не хочу ни с кем первенством делиться!
За здоровье Зевса, за любовь к животным!
Как ни клялся шалопут:
Все, мол, в фермеры идут, —
Был супругою он вздут —
Урок наглядный вот вам!

Я засмеялся, отхлёбывая из кружки. Лаури подмигнул мне:

— Юный Адонис славился немало:
Всё же кой-чего парню не хватало;
Афродита зря бёдрами вертела —
Не расшевелить импотента тело!
Спи спокойно, малый — заслужил ты вышку!
Вепря подстрелить не смог —
И клыки вонзились в бок…
Эх, какую ж ты, пенёк,
Проморгал малышку!
Полюбил кентавр даму-лапифянку:
Заманить хотел на тихую полянку.
Шлюшка же ему (охай или ахай)

Фыркнула в ответ: — А пошлее ты на х…й! Ну, дальше там уже полный мат, — оборвал он себя. — Давай ещё выпьем.

Мы выпили ещё и опять разлили… Лаури откинулся на массивную спинку стула, а я попросил:

— Слушай, спой опять, а?

— Ладно, — он не стал ломаться. Несколько мгновений смотрел в стол, потом поднял на меня потемневшие внимательные глаза:

— Пусть в кубках пенится вино,
забудьте о былом.
Пусть будет то, что суждено нам на пути земном.

Забудьте кров, забудьте дом и тот зелёный холм,
где навсегда уже вдвоём уснули мать с отцом.

Забудьте мир, забудьте сон без страха и тревог.
Забудьте колокольный звон и из трубы дымок…

* * *

Танюшка проснулась от того, что кто-то шуршал занавесью у входа и время от времени страшным голосом взрёвывал по-немецки:

— Русланд! Дойчланд! — дикий хрип: —

Унд зиганд!

Русланд! Дойчланд!

Ди коммен цверден

Йе эррбанд! — или что-то вроде этого. Танюшка вскочила, схватив из перевязи охотничий кинжал. Чиркнула одной рукой "зажигалку", выбивая искру на фитиль — лампа загорелась.

Олега не было. Точнее — не совсем не было. Его не было в постели. Зато у входа он очень даже был.

Олег сражался с занавеской, пытаясь её наконец-то обойти, но путался в ней, как в лабиринте. Куда бы он не совался, в руках у него обязательно оказывался не тот, так другой край. Впрочем, Олега это, кажется, ничуть не смущало — он не выглядел рассерженным, а вполне энергично орал что-то на псевдонемецком, снова и снова повторяясь. Кроме того, он то и дело за эту занавеску цеплялся, как за последнюю надежду и вроде бы падал.

— Олег, ты чего? — сердито и удивлённо спросила Танюшка, бросая кинжал в ножны. — Рехнулся, что ли?

Олег осекся и, завозившись интенсивней, выпал в комнату — но не упал, вцепившись в кровать и пытаясь увидеть Татьяну, однако явно её не различая.

— Да ты же… — Танюшка вгляделась и обалдело ахнула: — Да ты же совсем пьяный!

— Ни-ка-да, — убеждённо сказал Олег и, потянувшись в пространство, рухнул на кровать ничком. Больше он ни одного движения не сделал — остался лежать, разбросав руки и ноги и громко дыша в меховое одеяло открытым ртом.

— Напился, — растерянно повторила Танюшка. Ей внезапно стало смешно — по-настоящему, не от нервов. — Ёлки-палки, да как напился! В сиську напился…

Хихикая, она обошла кровать и, перевалив Олега на спину, придержала его мотнувшуюся руку — чтобы не ударилась о край кровати.

— Вот алкашонок малолетний, — она задумалась. — Что же мне с тобой делать-то? Это ведь классический сюжет: пьяный муж приходит заполночь, его встречает верная и чуточку разгневанная жена…

Она засмеялась. Глаза Олега открылись:

— Плохо мне, а ты смеёшься, — неожиданно внятно сказал он и тут же вновь закрыл глаза.

Лицо у него было несчастным и обиженным, нижняя губа отвисла.

— Алкоголик ты алкоголик, — с нежностью шепнула Танюшка, присаживаясь рядом. — Ладно, давай раздеваться…

…Сказать, что у меня утром болела голова — значит, не сказать ничего. Когда я опрометчиво попытался встать (голова болела с момента пробуждения, но я сперва не придал этому значения), желудок вдруг прыгнул к горлу, пол поднялся дыбом, и я, опережая свою блевотину, грохнулся в него лицом. Кто-то рухнул мне на плечи и в радостном барабанном ритме начал загонять в затылок вибрирующий лом. Я не открывал глаз — боялся увидеть свои глазные яблоки лежащими на полу метрах в пяти от меня (показалось, что у меня лопнул череп). Во рту был вкус рвоты, но одновременно — сухо, как в пустыне.

— Плохо тебе?

— Та-а-ань… — застонал я, внутренне содрогаясь, — не шу-ми-и… Я, кажется, умираю… Что со мной?..

— Ты напился, как сапожник, — пояснила она, помогая мне подняться на ноги. — Иди сюда, умоемся… Вот так…

Ледяная вода вызвала у меня нервные сотрясения. Пока я с трудом возил полотенцем по ставшей неожиданно очень чувствительной коже, Танюшка что-то налила в кружку (я слышал звук) и сунула мне:

— Пей.

— Тань, меня стошнит, — пробормотал я, с опаской косясь на дымящуюся кружку.

— Пей, — голос Танюшки был непререкаемым.

В кружке оказался невероятно крепкий и несладкий кофе.

— Лаури принёс. Извинялся, — пояснила Танюшка, садясь на постель. Я сел рядом с ней и, аккуратно пристроив голову у неё на плече, закрыл глаза. — Олег, — тихо позвала она.

— Да? — я не открывал глаз, с наслаждением ощущая, как откатывает головная боль.

— Олег, ночью ты был такой…

— Что, страшный, что ли? — уточнил я.

— Нет, Олег… понимаешь… жалкий такой… беспомощный, совсем как будто не ты… Я хочу тебя попросить, Олег… Никогда больше не пей, хорошо? Если ты меня любишь.

— Обещаю, Тань — больше никогда, — негромко и серьёзно сказал я.

Игорь Басаргин
Эта подлая жизнь не раз и не два
Окунала меня в кровищу лицом.
Потому-то я больше не верю в слова,
А тем более — в сказки со счастливым концом.

Надо ладить с людьми! Проживёшь до ста лет,
Не сражаясь за некий "свет впереди"!
Четверть столько протянет сказавший: "Нет!"
Уж его-то судьба вряд ли станет щадить…

Если выжил герой всему вопреки
И с победой пришёл в родительский дом —
Это просто чтоб мы не подохли с тоски.
Это добрая сказка со счастливым концом…

Если прочь отступил победивший враг,
Или честно сражается грудь на грудь —
Не смешите меня! Не бывает так,
Чтобы враг отказался финку в спину воткнуть!

Если новый рассвет над шпилями крыш
И любовь обручальным сплелась кольцом —
Это просто чтоб ты не плакал, малыш.
Это добрая сказка со счастливым концом…

Если в жарком бою закричал: "Держись!"
И собою прикрыл подоспевший друг —
Это тоже всё бред. Ибо нас учит жизнь:
Не примчатся друзья, им всегда недосуг…

…Но зачем этот бред не даёт прожить,
От несчастий чужих отвернув лицо?!
Да затем, чтоб кому-то помочь сложить
Эту добрую сказку.
Со счастливым концом.

* * * * * *

В Скале англо-норвежско-испанский с редкими вкраплениями других наций контингент разместился не хуже, чем наши знакомые карпатские чехи. В природных доках со стороны моря стояли два драккара, а сами жилые помещения располагались в глубине скалы. Я даже удивился, до чего основательно они тут устроились. Нам без слов предоставили небольшую (так теплее в холодные зимние ветра), но даже обставленную комнату. и все, кажется, были искренне рады — даже незнакомые ребята и девчонки. Я бы, наверное, хотел тут остаться. Но… не хотел. А Танюшка просто молча согласилась с решением плыть на Азорские острова.