Владимир Малик - Посол Урус Шайтана

• Название: Посол Урус Шайтана
• Автор: Владимир Малик
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1973

Первый и второй романы историко-приключенческой тетралогии известного украинского писателя Владимира Кирилловича Малика о борьбе народа Украины против чужеземных захватчиков во второй половине XVII века.

---

Много лет длится это истязание побоями, голодом, холодом, одиночеством и темнотой. Когда закончится, одному аллаху известно!

4

— Все на этом свете имеет своё начало и конец. Не надо впадать в отчаяние, ага Якуб. Когда-нибудь кончится эта беда, — как мог утешал товарища по несчастью Звенигора.

— Как же, кончится… — В голосе меддаха зазвучала горечь. Но он сразу же перешёл на другое: — Ты мудрый, казак, и хорошо говоришь по-нашему… Откуда ты? Кто ты?

Звенигора задумался. Спокойный вопрос Якуба всколыхнул его душу, разбередил воспоминания. Перед глазами проплыли далёкое детство и юность. Казалось, все было только вчера: и родной дом, и ребячьи ватаги, и школа, и милые материнские руки, что ласкали его темно-русые кудрявые волосы, и скупая отцовская ласка, и звонкий смех маленькой сестрички Стеши…

Он долго не отвечал Якубу. Перебирал в памяти давно прошедшие картины, и все ему казалось интересным. Но будет ли оно интересным для Якуба?

— Мне сейчас двадцать четыре года, — тихо произнёс Звенигора. — Я вдвое младше тебя, ага Якуб. Со мной не случалось таких удивительных приключений, но и меня немного потёрла жизнь, помяла и кое-чему научила.

Детство моё прошло в Каменце на Подолии. Слышал о нем, наверно. Да и кто о нем не слышал? Это туда несколько лет назад ваш султан Магомет Авджи[48] привёл бесчисленные свои полки и бросил на приступ… Но об этом потом. До того злосчастного времени, когда янычары ворвались в город и сожгли его, он, как казалось мне, был наилучшим уголком на земле.

Наш дом стоял над стремительным Смотричем, на Карвасарах. Дом деревянный, но просторный, с множеством тёмных и потайных уголков, забитых старым хламом, среди которого я прятался от отца, когда мне надоедало помогать ему в мастерской. Отец мой был хороший мастер-резчик. Изделия его славились по всей Подолии, их охотно покупали даже в Польше и Турции. Это приносило отцу, как я понял позднее, неплохие заработки. Его выбрали цеховым старостой. И он, бывший бедняк-гуцул, подмастерье, выбившись в люди, задумал дать сыну образование. Сначала он отдал меня в бурсу, а потом в коллегиум[49]. Хотел видеть меня священником… Там учили меня закону божьему, поэзии, риторике, а также латыни… Однако я был непоседой и, хотя наука легко мне давалась, очень быстро понял, что это не моя дорога. Мне хотелось свободы, простора. Я мог часами стоять на плацу и наблюдать, как учатся фехтовать солдаты, как стреляют они из аркебузов[50] и самопалов[51]. Без конца мог слушать рассказы бывалых людей про войны, сражения. Мне и самому хотелось стать воином.

По соседству с нами жила богатая армянская семья. Варпет[52] Ованес Кероненц имел торговый ряд в городе и снаряжал большие караваны в Турцию. Он хорошо относился к моему отцу — не раз закупал у него большие партии готовых изделий. С его сыном Хачиком мы были друзьями. А так как Кероненцы забыли свой язык и говорили по-турецки, то и я научился от Хачика и удивлял старого Ованеса хорошим турецким произношением.

Очевидно, это и побудило его взять меня к себе на службу, после того как я убежал из коллегиума и заявил отцу, что ни за что не вернусь туда. Я сопровождал его вместе с Хачиком и слугами в поездках по Валахии, Болгарии и Турции. За три года я трижды побывал за Балканами. С Хачиком мы жили, как братья, делили и хлеб и соль. Вместе стояли за прилавком, вместе читали Ляали и поэта-султана, кровавого Магомета-завоевателя, вместе скакали на ретивых конях, с саблей на боку и пистолетами за поясом, когда сопровождали караваны старого купца…

Не знаю, кем бы я стал к этому времени, если бы однажды не зазвучал над городом набат. С юга двинулись несметные турецкие полчища. Сам султан явился под стены Каменца.

Пока ещё выходы из города были свободны, отец отправил мать, мою двенадцатилетнюю сестричку и дедушку, отца матери, в Винницу. А мне дал оружие, и мы пошли на городскую стену.

Началась осада.

Это был ад. Город оборонялся храбро, но не выстоял. Люди гибли, дома пылали в огне. На моих глазах полегли оба Кероненцы — старый Ованес и Хачик, а потом и мой отец. Я похоронил их на нашем дворе, где уже ничего не осталось, кроме головешек.

Вскоре янычары ворвались в Каменец. Что творилось! Под ятаганами падали и стар и млад. Женщин связывали и тащили в неволю. Воины погибали в бою.

Судьба была милостива ко мне. Хотя я дрался рядом с другими, не получил ни царапины. Вечером, когда пали последние польские знамёна и уцелевшие воины начали сдаваться победителям, я переоделся янычаром (их трупов было тоже достаточно вокруг) и прошёл через вражеский лагерь. К утру уже был далеко по дороге на Винницу.

По пути я всюду видел разорённые села и хутора, трупы людей: татары, как саранча, прокатились по нашему краю. Я понял, что единственный выход для нас — бежать на Левобережье, под власть московского царя.

Забрав родных из Винницы, я тронулся в путь. Мы шли ночами, прячась днём от татарских отрядов. Мать, Стеша и дедушка не переставая плакали по отцу и даже не понимали, куда и зачем я их веду. По дороге к нам приставали такие же изгнанники-беженцы, и, когда мы возле Черкасс перебрались через Днепр, нас уже было около сотни человек.

Левобережье встретило нас приветливо, как родных. Лубенский полковник выделил пустырь над Сулой, который назывался Дубовой Балкой, и мы там до осени поставили хутор. Вместе с дедом построили хату, распахали участок земли… Но, видно, не суждено было мне стать хлеборобом. Захотелось подержать саблю в руке. Да и время было очень неспокойное, жестокое.

Молодёжь шла в войско гетмана Самойловича. Я, оставив родных, подался в Запорожье, стал казаком. Ну, а оттуда уже судьба забросила меня сюда… Но об этом в другой раз. Должно быть, спать пора, ага Якуб. Сейчас на дворе ведь глухая ночь.

Гремя кандалами, они легли на холодный пол. Якуб ещё долго вертелся, вздыхал. А Звенигора закрыл глаза и сразу крепко заснул.

5

Прошла короткая зима. Бесконечные беседы узников сократили её ещё больше. Якуб умел так красочно рассказывать, что Звенигора, как наяву, странствовал с ним по безграничной Османской империи, заходил в тёмные сакли каратюрков и светлые просторные залы спахиев, в казармы янычар и в мрачные башни замков, бродил по шумным улицам и площадям Стамбула…

Так значительно меньше чувствовались голод и промозглая сырость подземелья, забывалось тягостное житьё и безрадостное будущее.

Однажды вместо глухонемого надсмотрщика на пороге появился Осман и громко крикнул:

— Эй, ты, неверная собака, выходи!

Звенигора встал, пожал Якубу руку и вышел во двор. Глаза больно резанул давно не виданный яркий солнечный свет. Звенигора зажмурился и поспешил стать в тень ореха, который уже покрылся молодой нежно-зеленой листвой.

Во дворе царила тишина. Осман куда-то исчез. Привыкнув к свету, Звенигора оглянулся вокруг. Во дворе никого.

Неожиданно с галереи прозвучал смех. Звенигора поднял голову и встретился взглядом с Гамидом, который разговаривал с молодым, монгольского типа человеком в дорогой одежде.

Лицо Гамида исказила гримаса гадливости.

— Фу, какая грязная свинья! — скривился он, глядя на казака. — Взгляни, друг Ферхад, на это чудище. Не человек, а зверь! Оброс, как гяурский поп! Ногти на пальцах даже завернулись. А разит от него так, что и здесь слышно. И эта падаль хотела меня убить!

— Ну что ж, убей ты его, — спокойно произнёс Ферхад, словно речь шла и вправду про какого-нибудь зверя.

— Убить мало! Смерть врага приносит наслаждение только тогда, если ты видишь его муки и страх, искажающий его лицо. Запах вражьей крови пьянит, как старое выдержанное вино! Я приберёг этого гяура к твоему приезду, ага Ферхад, чтобы потешить тебя необычным зрелищем… Эй, Осман, открывай клетку!

Звенигора ещё не знал, что приготовил для него Гамид, однако почувствовал в его словах смертельную опасность для себя. Оглядев двор и галереи, он убедился, что Гамид и его гость были единственными зрителями.

Значит, затеяна кровавая потеха. Чтоб не застали врасплох, стал спиной к ореху.

— Ага, боишься! — загоготал Гамид. — А мне говорили, что запорожцы и самого шайтана не боятся.

Что ему ответишь? Звенигора промолчал.

Слева, под башней, послышался скрип петель. Стукнули деревянные дверцы. Звенигора резко повернулся и увидел упругое тело пятнистого барса. Зверь вышел из клетки, вмурованной в стену крепости, и остановился.

По телу Звенигоры пробежал холодок. Вот какое зрелище приготовил для гостя Гамид! Хочет натравить злого, голодного зверя на безоружного, изнурённого, закованного в кандалы человека!

Что делать?

Молниеносно замелькали мысли. Прыгнуть на дерево? Нет, это не спасёт. Барс и там достанет. К тому же Гамид снимет с дерева стрелой или пулей. Бежать? Но куда? Все двери закрыты, ворота на замке… Вступить в единоборство с барсом? Именно на это рассчитывает Гамид. Но что это даст? Голыми руками зверя не возьмёшь. Разве что схватить камень? Это хоть какое-никакое оружие! Острым камнем можно раскроить хищнику череп. А не лучше ли подождать? Может, зверь не нападёт?