Виктор Тихомиров - ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ

• Название: ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ
• Автор: Виктор Тихомиров
• Жанр: Юмористическая проза

---

Словом, образовалась шевелящаяся и вопящая куча-мала. Остальные беляки временно отступили с крыльца, хоть и не трусы были. Многих поразил тот факт, что даже стрельба по Чапаеву в упор не дала результата. Пули не то огибали чапаевский торс, не то проходили насквозь без вреда. Но зеркало на стене разлетелось в мелкие дребезги, а оно точно за спиной у Чапаева находилось.

Василий Иванович, отразив первый приступ, стремглав бросился на чердак к пулемету. Петька, забыв о своей женской принадлежности, увязался за ним и там стал за второго номера подавать пулеметную ленту. Пулемет дробно застрочил по едва видимой цели.

Матрене пришло на ум, что звук у «максима» точь в точь, как был у швейной машинки, когда мать перешивала ей свои платья, только не в пример громче. Это соображение и оберегало ее от паники и ужаса, позволяло не ошибаться в действиях. В результате, пулемет строчил ровно.

Но чапаевское «Врешь, не возьмешь!», перекрывало и этот грохот. Судя по доносящимся со двора воплям, стрельба достигала цели. Когда последняя пулеметная лента вышла, Чапаев заорал, вернее взвыл совсем уж потусторонним оглушительным воем или может быть ультразвуком:

— Ан-н-на!!! Бо-о-омбами их!!!

И белые откатились за плетень от одного лишь этого крика, отшвырнувшего их волной.

Анна метала вслед им бомбы, одну за другой, на рекордно отдаленные расстояния и даже добрасывала до соседних улиц, что внесло изрядную сумятицу в ряды противника. Тьма разрывалась вспышками взрывов в совершенно разных местах, благо бомб был из заграничных источников изрядный запас.

— Уходим теперь! — зловеще прошипел Чапаев, ссыпаясь с чердака и выбегая на пустое крыльцо. Петька, как хвост, не отставал ни на метр и не замечал вовсе, что это не сам он так поспевает, а командир тащит его, не отпуская, за шиворот.

Дернув за рукав увлеченную метанием бомб Анну, Чапаев прыгнул в канаву, и все трое поползли как одна толстая змея по антрацитово — черной грязюке, едва не хватая ее раскрытыми ртами. Так они проползли под плетнем, потом кустами и чужим огородом в сторону реки.

Беляки, чуть отойдя от ужаса, вновь опасливо, но решительно и смело подступили к дому.

— Чапаев! Предлагаю по — хорошему сдаться! Вы окружены! — хриплым голосом пропищал, так показалось после чапаевского крика, полковник, — я лично гарантирую вам жизнь! — добавил он, подкрадываясь к самому крыльцу.

Тут Варвара, откуда ни возьмись, подскочила из темноты к нему и судорожно вцепилась в погоны:

— Арнольд! Не ходите туда, вас убьют!

— Варвара, брысь отсюда! Чтоб духу твоего!.. — лязгнул зубами полковник и не договорил.

Музыкантша, как в воду глядела: на крыльцо, взамен Чапаева, качаясь, вышел татуированный и насквозь простреленный матрос, с целой бельевой корзиной бомб в руках. Весь он был залит кровью, и она, движимая сердечным боем, продолжала течь толчками из открытых ран.

— Врешь! Не возьмешь! — прохрипел он изо всех сил, и вышло не шибко громко. Тогда он еще раз вдохнул простреленной грудью ночной воздух и закричал полным, почти как у Чапаева, отчаянным голосом:

— Анюта! Помни обо мне! Гибну я за любовь! — затем схватил зубами чеку и выдернул ее долой.

Все замерли, отсчитывая мысленно последние четыре секунды, и каждый, не исключая и Арнольда с Варварой, припомнил, напоследок, всю свою путаную жизнь, уместив ее в этот последний миг. Арнольду на ум явилась даже из далекого прошлого, обиженная им фабричная девчонка, с деревенским именем — Матрена. Хорошо ему было на свиданиях с ней до зубовного скрежета, но классовый забор уж больно крепок оказался и высок. А Варвара зачем-то вспомнила переодетую в парня девку, разиня рот, слушавшую ее скрипичную игру. Обоим было невдомек, что мелькнул в последнем воспоминании у них один и тот же человек.

Страшной силы взрыв накрыл все место действия огнем и дымом, так что даже образовался и вырос на фоне темного неба до самых звезд мерзкий светлый гриб.

…

Анна оглянулась на матросский крик из канавы и легко не поверила своим ушам. По женскому обыкновению, весь интерес ее сосредоточен был только на одном возлюбленном — Петьке, остальное не трогало ее. Это мужчинам свойственно любить направо и налево, да еще посматривать вперед и назад оглядываться. Женщины не то, хоть и обидно за матроса, а все равно, по большому счету выходит, что женский пол не в пример мужского благородней.

Так что Анна только еще быстрей устремилась по-пластунски за ползущим впереди Петькой, беспокоясь, что тот задницу высоко держит — как бы пулей не зацепило.

Затем звук взрыва заложил ей уши, и она временно перестала слышать вовсе.

44

Перец, укладывая по вечерам детей спать, в общей форме делился с ними результатами собственного расследования, стараясь придавать рассказу вид увлекательной приключенческой истории. При этом он то и дело сбивался на нравоучения и морали, особенно когда выводил в рассказе конкретных преступников и строил предположения о том, как именно их угораздило ступить на преступный путь и как тяжело теперь им вернуться к нормальной жизни. К тому же приключения и в самом деле преследовали его и подстерегали повсюду, подтверждая правило, что «на ловца и зверь бежит».

Паша действительно всю жизнь искал этих приключений, вот и теперь он бросился в самую их гущу, как говорится, очертя голову.

Последний раз, проследив дядю-инвалида от памятника Ленину, он, ни разу не отстав от трамвая, достиг вскоре вокзала, с которого Дядя явно прицелился ехать на электричке.

В ожидание ее, инвалид занял место у отряда пузатых автоматов с газировкой, вынул горсть трехкопеечных монет и принялся пить воду с сиропом, поочередно из каждого автомата. Всякий раз он тщательно, с удовольствием споласкивал в механической мойке очередной стакан, опускал монету, затем выпивал воду, наслаждаясь от щекотки носа пузырьками пены. Стаканы после, он, как бы нечаянно, ронял в свою кошелку, благо их стояло по нескольку в каждом автомате.

— Штуки четыре спер, — подсчитал Перец.

Проверив наличие в нагрудном кармане милицейского удостоверения, сержант устремился за Дядей и вскоре занял место в тамбуре, поглядывая на усевшегося к нему спиной инвалида. Он уж и не удивился такому пустяку, что электричка идет в сторону его лагеря. Удачи, как известно, ходят стаями.

Он облокотился о велосипед, достал из-за ремня томик Н.В. Гоголя в мягкой обложке «Библиотеки школьника», чтобы немного почитать, одним глазом присматривая за неподвижно сидящим инвалидом.

То и дело Паша разражался безудержным хохотом, который, по всему судя, нервировал расположившуюся подле компанию картежников. Вид их был угрюм и крайне необаятелен. После очередного взрыва заразительного Пашиного хохота, один из них злобно треснул колодой о скамейку:

— На этого козла в тамбуре играем, — хрипло произнес он, окинув оловянным взглядом мало пригожие физиономии приятелей, — или сталкиваешь его на волю или опускаешься, — остановил он свой тусклый взгляд на самом тщедушном, рыжеватом парне.

— На Гоголя-моголя этого? Ладно, считай себя опущенным! — неожиданно бодро среагировал рыжий, схватил колоду и принялся с цирковой ловкостью тасовать, да так, что дружки рты разинули. Не смотря на качку, карты порхали у него из руки в руку, как птицы, так что могло показаться, что это не колода, а стая колибри. Затем он артистично сдал, и игра пошла.

Уже через пару минут, рыжий победно шлепнул последней картой, радостно прокричав угрюмому партнеру,

— Все, продул! Топай в тамбур, Серый!

Проигравший озадаченно почесал в затылке, бросил на лавку свои несчастливые карты и, завернув уголовную морду куда-то себе за пазуху, так что глаза совсем скрылись, двинул в тамбур.

Вагон на скорости сильно раскачивало, и разболтанные двери сами собой, то открывались, то закрывались со стуком. Игроки повернули головы и навострили уши, ожидая услышать жалобные крики, и заранее злобно ухмыляясь. Пассажиры, сидевшие поблизости в ужасе замерли, стараясь отвлечься на посторонние мысли и заглушить в себе голос гражданской совести.

Но взамен ожидаемого, из тамбура спиной вперед влетел проигравший, и так, почти середины вагона достиг, перебирая копытами. Вся компания подскочила на месте, и немногие пассажиры опасливо поворотили носы, чтобы увидать картину самостоятельно въезжающего в вагон велосипеда.

Рыжий ловко подхватил машину и услужливо подал заглянувшему из тамбура Перцу. Затем он хлопнул в ладоши, отбил каблуками пару тактов чечетки и весело сообщил сидящему на грязном полу приятелю, морда которого изображала огорчение, усугубленное протекторным следом:

— Готовься к таинству, Серый!

Третий игрок так и не пошевелился, а лишь рот раззявил в изумлении, не собираясь, похоже, закрывать его никогда.