Димыч - Последний князь удела

• Название: Последний князь удела
• Автор: Димыч
• Жанр: Альтернативная история

Стихи использованные в тексте переведены с татарского поэтом и переводчиком С.Дружининым.

---

— Они ж с нами одной веры христианской, — изумился присутствовавший при той беседе Бакшеев. — Как же они агарянам единоверца-то отдали?

— Как-как, за тридцать серебренников, — горько улыбнулся рассказчик. — Даже не за полновесную монету, а за горсть жёлтых аспров. Меж невольниками в султанской стороне такова молва идёт: коли хозяин природный турок — хорошо, Бог даст, ещё увидишь родную сторону. Коли жид — то же жить можно, но ежели достался греку — точно пропадёшь. Не гнушается тот народ единоверцев порабощать, и на волю не выпускает.

— Спаси Господь их души, — перекрестился на эти слова Афанасий.

— Да, с той поры ещё десяток лет на каторге маялся, — продолжил свой невесёлый рассказ старик. — Белое, Чёрное да Греческое моря все исходил. Там-то и научился ноговицы, рукавицы да шапки турецкие плести, все невольники там сим делом себе прокорм добыть стараются. Да так ловко стало у меня выходить — и овощи и хлеба смог покупать, с сотоварищами делился, да скопил чуток серебра. Реис попался справедливый, хучь и отступник от веры Христовой, взял денег, отпустил на поруки остатний выкуп собирать. За пяток лет собрал курушей сколько потребно, отдал аге этому, да побрёл на Русь. Помирать милее в христианском краю. В пути, ради моих страданий, кормили и поили меня без всякой платы. Вот попал в Московскую землю — так в монастырь на покаяние послал владыка. Молвил он — сколько лет, де, ты постов не соблюдал, едал всякую скверну, слушал прелести басурманские, отправляйся-ка в обитель под монашеский присмотр.

Выслушав такое жизнеописание, я сразу же дал распоряжение поставить Истому на довольствие и поселить при работном дворе, для обучения всех своему умению.

И вот теперь этот седобородый старец обратился ко мне с просьбой:

— Дозволь мне вожем со стрельцами пойти. Ведомы мне на Волге всё потаённые места, все заводи и боры. Чай, отслужу княжью доброту.

— Сможешь ли? Забыл, поди, уж всё, сколько лет-то прошло, — усомнился в его полезности Пузиков.

— Мне раз какое место увидать — так до смерти не запамятую, — отмёл его сомнения Рубцов.

— А мне служивые говорили, будто ты сказки с былью путаешь, — продолжал спорить с бывшим галерным невольником Данила. — Кто позавчера караульщикам баял, видал, де, в турецких краях огромадный корабль с железными боками?

— Нет тут лжи, — стоял на своём Истома. — Ей богу, самому углядеть довелось. Мальтынская навия по волнам идёт, словно гора по воде плывёт, а борта её все железной бронёй обделаны. Турки только сей корабль на окоёме углядели — сразу прочь бежать бросились. У того хоть паруса великие — да ход тихий.

Меня рассказ об огромном железном корабле насторожил. Я никогда не слышал о существовании такого судна ранее эпохи пара. Хотя в этой реальности существовало много странного, того чего не было в моём прежнем мире.

— Возьмите старика, не помешает, — вынес я своё решение.

— Отчего ж не взять, хоть на ночном пристанище скука не одолеет, — смирился стрелецкий голова.

— А что до того, как воров приветить, — подкинул свежую идею Рубцов. — Так в старые времена казаки в татар с деревянных тюфяков палили дробом каменным да костями битыми. Ежели с близи, да разом жахнуть — ошалеют разбойнички от таковой встречи.

— С деревянные пушек скорее своих пушкарей перебьём, чем гулящих лиходеев, — мне в эффективность такого доморощенного оружия не верилось. — А вот картечницы какие-нибудь лёгкие, или вообще ручные, сделать и испытать следует.

Буквально за три дня угличские кузнецы сковали десяток различных стволов для примитивных дробовиков. Они пришли в негодность на первых же испытаниях, их разорвало и раздуло заложенным в них порохом. Итогом совместных размышлений и натурных опытов стала пищаль весом в две трети пуда, с утолщённой казённой частью, конической каморой для заряда и с дулом длиной менее пол-аршина и калибром в пядь. Стрелять из этого монструозного дробовика получалось только с подпорок и упоров, в качестве которых вполне подходили стрелецкие бердыши. Кстати это, вполне рядовое на мой взгляд, холодное оружие весьма приглянулось старику Рубцову.

— Ишь, как ловко секиру-то наладили, в мои молодые годы такого ни у кого не видывал, — приговаривал Истома, похлопывая по древку бердыша.

— Видать зажился ты на чужбине, дед, — зубоскалили на эти слова служивые. — Уж два на десять лет, не меньше, таковыми топориками играемся.

Стрельбы из нового дробовика показали неплохие результаты. Полбезмена круглой свинцовой картечи на дистанции в двадцать пять шагов давали с десяток попаданий в щит размером три на два новых аршина, пробивая при этом доску толщиной в два пальца. Единственным серьёзным минусом являлась весьма длительная процедура перезарядки. Из-за возни с пыжами и укреплением берестяного короба с дробью, в час получалось сделать едва ли пять-шесть выстрелов. Но для ошеломления неподозревающего засады противника это оружие вполне годилось. Именовать я его решил фузеей, почему-то именно такие ассоциации порождал вид новой пищали.

Когда струги для похода на Волгу снарядили, в Углич приехал с сеунчем посланник от Эль-мурзы Юсупова, он привёз приглашение на праздник по случаю возвращения сына ногайского вельможи.

— Выехал мурза Чин Эльмурзин от сибирского царевича Алея к великому государю всея Руси, за то его царь Фёдор Иванович милостиво жаловал поместьем и серебром. Мурза приглашает угличского князя Дмитрия с ним сию радость разделить, — сообщил прибывший татарский дворянин.

Отказать мурзе значило нанести ему серьёзную обиду. К тому же романовские ногаи являлись самыми крупными поставщиками шерсти на угличскую мануфактуру. Так что на поездку я согласился с лёгким сердцем. На удивление не нашлось возражений у Ждана Тучкова.

Из удельной столицы отплыли в первый день успенского поста. Уже в пятидесяти верстах от Углича встретили дощаники, везущие к нам минералы закупленные у Джакмана. Вид везущих руду лодок меня весьма порадовал, качественная сталь требовалась всем.

В пути сделали две дневные остановки, одну в Мологе, другую в Рыбной слободе. Тучков это время потратил на ревизию местных дел, проверяя как княжеские вотчины, так и отданные в кормление опальной Марье Нагой.

— Матушке-то твоей исправно оброк платят, — пенял он мне в городке на устье Шексны. — А князю своему положенного не дают, худобой да скудостью отговариваются. А на правёж ты мне чёрных людишек запретил ставить, как же теперь недоимку изыскивать?

Что верно, то верно, к избиениям людей палкой на главной площади за неуплату налогов я до сих пор не привык. Ждан подметил точно, скорее всего, именно моё мягкосердечие привело к заметному падению прямых податей. Пока выпавшие доходы компенсировались прибылью от мануфактур и коммерческих предприятий, но удельному казначею сложившаяся ситуация совершенно не нравилась.

— Яз вот луччих слобожан призвал на твой суд, — уговаривал меня дядька. — Ты уж говори с ними построже, чтоб опаску имели. Да их мольбам и челобитьям не верь, всё врут, даже божатся ложно, лишь бы князю оброка не платить.

Пришедшая посадская старшина действительно сразу начала жаловаться на своё разорение и умалять о прощении недоимок. Повинностей на Рыбной слободе действительно лежало много.

Особенно обременительной, по словам жителей, для них была доставка свежей белорыбицы к княжьему столу.

— Белуг да осётров твои тиуны спрашивают в человечий рост, иных видеть не хотят, — жаловались представители рыбаков. — Да чтоб рыба была не снулая, а живая иль во льду привезённая. Тягость сие для нас большая, льда-то почасту негде взять в пути, да в бочках живой едва ли одна из трёх в Углич приходит. Кормовые ключники у тебя, княже, ярые. Бранятся — идите, де, на торг да то, чего не довезли, там купляйте. А красная рыбица-то, уж и не белуга, а даже севрюжка иль осётр, летом в Угличе дорогой ценой стоит, в полное разоренье от сего приходим.

Я призадумался над словами слобожан, резон в их жалобах был. Почуяв мои сомнения, Ждан прикрикнул на посадских:

— Врите, да не завирайтесь. С испокон веков отсюда оброк такой до Москвы слали и не жаловались, а ныне вдруг в неподъёмную тягость вам сие стало. Ишь алырничать удумали, Божьего гнева вы видать не страшитесь.

Я чувствовал, что снижение податей для жителей Рыбной слободы вызовет вал жалоб и просьб о милости из других мест. Но одновременно хотелось как-то облегчить им задачу.

— Может в садках рыбу возить в Углич? Меньше её дохнуть будет, — лучшего предложения мне на ум не пришло.

— Белуга десятипудовая любую снасть быстро изорвёт, да и себя погубит, — с улыбкой ответил самый пожилой из старшин. — Токмо ежели в дубовой клети держать рыбину, глядишь, не изломает.