Юрий Владимиров - Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

• Название: Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942
• Автор: Юрий Владимиров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9524-4843-8

Война зенитчика Юрия Владимирова оказалась короткой. Вместе с 250 тысячами красноармейцев и командиров он попал в плен под Харьковом в мае 1942 года. Только единицам из них удалось выжить и рассказать о подробностях трагедии. Книга Ю. Владимирова представляет собой точный и захватывающий рассказ о последних предвоенных годах, подготовке в учебной части, трудовом фронте. Поразительная наблюдательность автора позволяет подробно представить быт и дух того времени.

Мы привыкли читать о войне героической, многодневной и многотрудной. А автор из тех, кто в первые дни войны не доехал до фронта и погиб в разбомбленных эшелонах, из наскоро обученных красноармейцев, брошенных командованием и попавших в плен или убитых в первом бою. Именно на них приходилась львиная доля потерь Красной армии в начальный период войны.

---

Бомбардировщики все же сбросили беспорядочно несколько бомб на мост, здания и пути станции и на эшелон, но прямых попаданий не имелось. Осколки от разорвавшихся бомб прошили стены и крыши отдельных вагонов, попали в ближние дома и строения, ранили группу рабочих и служащих станции, а также кое-кого из нашего поезда. К сожалению, прямо в голову один осколок угодил ефрейтору Метелкину, обслуживавшему вторую пушку в хвостовой части эшелона, из-за чего наш товарищ сразу же скончался. Это была тогда наша первая и единственная потеря, и ее далеко не искупило, конечно, то, что один из налетевших истребителей был зенитчиками сбит и упал где-то далеко за станцией, а остальные самолеты улетели, не выполнив своей основной задачи.

Комиссар Воробьев вынул из брючного потайного кармана покойного Метелкина его «медальон смерти», чтобы официально сообщить кому следует о факте гибели ефрейтора, после чего его тело оставили местным станционным работникам для достойного захоронения, поскольку наш поезд уже трогался в дальнейший путь. Мы даже не успели попрощаться с коллегой. При этом меня охватили два противоположных чувства: жуть от гибели товарища и в то же время большое удовлетворение от произведенных стрельб из орудия и их результата.

Наш поезд снова медленно проехал примерно еще часа два, минуя северо-восточную окрестность города Изюм, который мы почти совсем не заметили за стеною густых лесных насаждений. Затем он остановился у края леса, находившегося с левой стороны железнодорожного пути. Далее последовала команда всем выгрузиться с поезда. Сразу после этого к нам подошел командир нашей 199-й отдельной танковой бригады, чернявый и небольшого роста полковник – армянин Матевосян. С ним был также комиссар бригады – пожилой, блондинистый и среднего роста русский в звании полкового комиссара. Они поблагодарили нас, зенитчиков, за успешное отражение атаки вражеских самолетов на эшелон.

Потом до самого вечера мы спускали с платформ поезда, приставив к ним наклонно специальные площадки, бревна и доски, все то, что привезли: пушки, автомашины и танки, ящики со снарядами и продовольствием и прочие грузы. Даже не было обеденного перерыва, так как всю работу по разгрузке и выгрузке платформ и вагонов необходимо было закончить как можно быстрее, чтобы немцы этого не заметили. Работа была тяжелой.

Все выгруженное немедленно маскировали в чаще леса.

Где-то за нашим поездом разгрузился и следовавший за ним второй эшелон. Лишь поздно вечером, когда мы на одной небольшой поляне отрыли для обеих своих зенитных пушек позиции и установили орудия, хорошо замаскировав их вместе со снарядными ящиками, нам удалось одновременно и пообедать и поужинать из полевой кухни. После этого в лесу для всего личного состава батареи устроили временное «жилье» в виде трех шалашей из срубленных на месте же деревьев и их веток. Ветки и особенно листья на них служили для нас также постелью, а шинели – одеялом. Накануне рядом с шалашами вырыли еще небольшие укрытия на случай налета вражеской авиации. Винтовки держали с собой же в шалаше.

На месте выгрузки нашего и ехавшего следом за нами второго эшелона, куда позже стали прибывать и другие эшелоны, выгружавшиеся и днями и ночами, мы прожили двое суток. К счастью, погода была теплой и сухой.

В этот период мы неоднократно были свидетелями пролета над нами вражеских самолетов, но открывать по ним огонь нам было запрещено, чтобы этим не выдать противнику место расположения прибывающих новых войсковых частей.

Я узнал в эти дни от комиссара, что наша 199-я отдельная танковая бригада вместе с соседней с нами, 198-й бригадой входит в состав 6-й армии Юго-Западного фронта, которым командует маршал С. К. Тимошенко. Кто командует 6-й армией, он не сказал. (Да это меня, как и моих многих рядовых коллег, вовсе не интересовало.) Далее от комиссара я под большим секретом выпытал, что скоро 6-я армия вместе с другими армиями и отдельными крупными войсковыми группами, вероятно, должна будет перейти в наступление против немцев, имея конечной целью освободить от них город Харьков. Первой конкретной целью армии является, по-видимому, обход с юга сильно укрепленного врагом города Балаклея на левом берегу Северского Донца и движение дальше на северо-запад за Харьков.

…Кстати, лишь через несколько десятков лет я из литературных источников узнал, что тогда нашей 6-й армии противостояла 6-я же армия немцев, которой в то время командовал генерал-лейтенант танковых войск Фридрих Паулюс. Позже, 31 января 1943 года, он был произведен в генерал-фельдмаршалы и пленен в тот же день в Сталинграде. Обе 6-е армии бесславно закончили свой боевой путь, в основном оказавшись в плену у противника…

…Однако и без объяснений всем было ясно, что наша танковая бригада является одним из многих крупных войсковых соединений, которые в настоящее время накапливаются для перехода в большое наступление.

На третьи сутки почти рядом с тем местом, где мы выгрузились с эшелона, нас с обеими пушками, прицепленными к приданным нам английским грузовым автомашинам «Бедфорд», отправили дальше на юго-запад – в глубь большого лесного массива. Сначала ехали не менее часа по открытой (нелесной) и, кстати, неплохой проселочной дороге, проходящей через какое-то село, а потом проехали по плохой дороге, проложенной внутри самого лесного массива. Остановились в лесу же возле самого края низкого левого берега реки Северский Донец.

Здесь так же, как и раньше, мы отрыли для себя защитные окопы, а для командного состава – еще и благоустроенную землянку. Жить все бойцы расположились в шалашах, среди уже полностью распустивших свои свежие листья деревьев смешанного леса. Недалеко от шалашей установили, хорошо замаскировав ветками, оба орудия. В метрах пятидесяти от шалашей определили участок, куда можно будет ходить в туалет между деревьями. С нетерпением ожидали, скоро ли привезут нам еще две пушки, которых батарее недоставало.

Где-то в глубине леса разместились санитарная часть и несколько полевых кухонь, а также склады с продовольствием и снабженческие автомашины. Всеми кухнями распоряжалось непосредственно командование танковой бригады, причем отдельные из них оно прикрепляло для обслуживания какого-либо ее конкретного подразделения, включая, конечно, и нашу зенитную батарею. Почти все кухни располагались по возможности вместе, чтобы облегчить работу поварам. Таким же образом обстояло дело с кухнями и со всем блоком питания во многих местах, где мы в дальнейшем оказывались.

Горячую пищу из кухонь и прочее довольствие (хлеб, сахар, консервы в банках, концентраты в бумажных пакетах, водку, махорку, редко – папиросы, а также другие вещи) из соответствующего склада мы почти всегда получали не непосредственно каждый себе, а только на весь взвод или огневой расчет, посылая для этого двух-трех дежурных бойцов с тремя-четырьмя ведрами, бачками или большими кастрюлями и мешками (а вместо них нередко полотнами брезента или плащ-палатками).

К сожалению, прибытие на фронт не привело, как мы ожидали, к резкому увеличению количества и улучшению качества получаемого нами пищевого довольствия. Совсем новым стало то, что иногда стали давать каждому перед обедом по сто граммов водки, которую мы разливали из большой стеклянной или металлической тары по отдельным кружкам. Увеличили до 1000 граммов ежедневную порцию хлеба, но его по-прежнему давали только черный и часто несвежий. Не было и в помине колбас, сливочного масла, шоколада, жидких молочных продуктов, свежих фруктов и овощей. Каша была в основном пшенной, сваренной, как правило, из неочищенной или плохо очищенной от примесей крупы. В тех условиях, когда получение пищи из полевой кухни было невозможно, давали с собой банки мясных и рыбных консервов и пачки концентрата из пшена, чтобы мы могли сами приготовить из него кашу в своих котелках. Конечно, были клюквенные и прочие кисели и компоты из сухофруктов. Много раз вместо хлеба обходились сухарями. В общем, мы по-прежнему, как и в тылу, оставались все время голодными, если вовсе не теряли аппетит, заболев или подвергнувшись сильной нервной встряске при сложившихся крутых обстоятельствах.

В качестве курева получали главным образом махорку в коричневых бумажных пачках и нередко – уже нарезанную до нужных размеров белую бумагу или куски газеты для свертывания из табака цигарок и «козьих ножек». Спички для зажигания курева каждый добывал себе сам, или кто-то пользовался вместо них примитивной зажигалкой с камушком, трутом и кресалом.

На новом месте мы пробыли до 3 мая. Жизнь здесь прошла более или менее однообразно. К счастью, погода была теплая и солнечная, дождей не было. Поэтому и жить в шалашах было неплохо. Сильно беспокоили лишь комары и мошкара. К сожалению, на белье появились вши, которых вместе с их гнидами я пытался, скрывшись где-то в лесу от товарищей и раздевшись там, уничтожать, давя между двумя ногтями больших пальцев обеих рук.