Сергей Челяев - Новый год плюс Бесконечность

• Название: Новый год плюс Бесконечность
• Автор: Сергей Челяев
• Издательство: Форум
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-8199-0241-6

Главный герой по дороге на рождественскую вечеринку знакомится с девушкой, которой объясняется в любви. Они договариваются встретиться в Новый Год, и Вадим дает Анне опрометчивое обещание не замечать далее ни одной женщины.

Случайно найденный им магический предмет и необычное расположение родинок на руке в виде знака «бесконечность» исполняют обещание Вадима буквально: отныне каждый из шести дней до встречи с Анной ему придется провести в новых обстоятельствах, фактически — в иных мирах. Но только в случае, если герой сумеет устоять против любви встреченной им в этом мире женщины, он переходит в день следующий. При этом молодой человек остается в неведении, кто он на самом деле, и вспоминает себя всякий раз лишь за шаг до следующего испытания.

---

— Вы просто добрые деды морозы! Настоящие волшебники, — убежденно заявила Наталья, после чего взгляд ее посерьезнел.

— Ну, что ты скажешь?

Он пожал плечами.

— Не знаю… Во всяком случае, пока не вижу повода так… спешить.

— И это говорит мужчина? Который к тому же мне нравится? — усмехнулась она. — Вот уж никогда бы не поверила.

— Я тоже, — смущенно пробормотал Вадим.

— Знаешь, — она аккуратно расставляла на столе все для чая: открывала варенье, нарезала булочку, поднимала крышку масленки над чистым желтым бруском с выступившими прозрачными каплями влаги. — Я ведь очень хорошо представляю сейчас твои мысли. И мне кажется, ты пытаешься уйти в самозащиту, как в скорлупу. Это когда ударишься обо что-то ногой, и с такой силой, с такой болью, что аж до слез. В первую минуту даже страшно снимать ботинок, заворачивать носок… А он-то уже начинает предательски прилипать к пальцам, это ведь кровь, настоящая. И страшно увидеть масштаб разрушений…

Она зябко повела плечами — мягкими, полукруглыми, чуть покатыми — красивыми даже под темной плотной шалью.

— Но ведь иначе ты даже не будешь знать, в какой момент нарвешься и на что! Я же буду залогом твоей безопасности, если хочешь знать.

Он покачал головой.

— И ты что, согласна быть при мне всю жизнь? Охранять, предупреждать о первых симптомах того, что мне и понять-то не суждено?

— Нет, не только, — горячо сказала она. — Я хочу, чтобы и ты был со мной всю жизнь. Только — не «при мне», а со мной, с Варькой; с нами вместе, в общем.

Она помолчала, а он, подлец, тоже не нашелся что ответить в первую минуту. И в последующие — увы, тоже.

— Конечно, это не должно быть так сразу, — продолжала она, опустив голову, глухим голосом, точно оправдывалась. — Ты будешь бывать у нас, приходить, когда захочешь, со временем — оставаться… с ночевой. И уже потом сам примешь окончательное решение. Я же прекрасно понимаю: мужчины не любят, когда за них решают женщины. Тем более, когда дело касается их так называемой свободы. Как будто свободы не должно быть и у женщин…

— Ясно. Мне все-таки надо подумать, — проговорил Вадим. — И тебе, Наташа, тоже.

— Понимаешь, — она все еще не подняла головы, — просто я боюсь, что с тобой что-нибудь случится раньше, чем это можно предполагать. И тогда будет ужасно, если я не окажусь рядом.

Она замолчала, нервно теребя краешек скатерти. Чашки, так и оставшиеся пустыми, ненужный теперь чайник с жалким, беспомощным сливочником. Блюдца, розетки, вазочки с вареньем. Маленький уютный остров, на котором только и возможно переждать жизненные грозы, укрыться в шалаше, вырыть бомбоубежище.

Здесь не исполняются земные законы, думал он, угрюмо уставившись в окно, за которым не было видно ни двора, ни даже неба. Только черные силуэты деревьев, раскинувших голые корявые ветви, в тщетной надежде защитить, удержать и охранить навсегда. Так же как и она, подумал Вадим, все будет так. Пока в них однажды не ударит молния, и они рухнут на эти окна, занавески, блюдца и розетки с вареньями.

— Ты не понимаешь, да? — наконец сказал он, чувствуя, как слова сухо и остро хрустят на зубах огромными кристаллическими песчинками. — Как я буду здесь жить, у вас? Под вечным присмотром, как прокаженный? Ловить брошенные украдкой сочувственные взгляды твоей повзрослевшей дочери? А потом начну искать и в твоих глазах тревогу, осторожность и — страх? За дочку, за себя, за привычную жизнь? Предлагаешь схорониться за тобой, как за стеной? А эта стена с каждым днем будет незаметно крошиться, разваливаться под напором стрел и таранов. Своих и чужих.

— Да, — согласилась она. — И своих, и чужих. Но больше всего меня беспокоит, что ты думаешь сейчас прежде всего о своих стрелах… и таранах.

— Я не понимаю, что ты говоришь, — в глазах Вадима сквозило недоумение.

— Ты боишься обратить предательство, которое ожидает тебя, против… близких тебе людей. Таких, как мы с Варькой, например.

— Нет, — ответил он. — Тебе, наверное, трудно понять, но я не боюсь предать тебя.

Она испытующе смотрела на него, точно взвешивая его и себя на невидимых женских весах. Но он мерил мужскими.

— Ты всегда будешь готова к обману. К фальши, неискренности с моей стороны. Поскольку всегда все принимаешь прежде всего на свой счет. Но, как знать, может, тем самым ты обманешь и меня? Перепутав жалость с любовью?

«Мне не следовало этого говорить, — подумал он. — Слишком жестоко. Пусть на мне будет этот грех. Поскольку грех мысли — еще не грех поступка. А я не дам ему созреть».

— Хорошо, — сказала она. — Как хочешь. Если так тебе будет легче жить, одному, во тьме — тогда уходи. Но ты можешь вернуться. Я хочу, чтобы ты знал об этом. Мне кажется, что, отвергая теперь, ты только открываешь другую дверь. А она ведет в ту же сторону, что и прежняя.

«Ошибаешься, милая, мне уже не нужно искать никаких дверей. Все ясно и так. А значит, надо бежать. От таких, как ты — милых, хороших и верных. Пришла пора».

Так подумал Вадим. Но, разумеется, вслух произнес совсем иное.

— Ты не поверишь, — сказал он. — Но так будет действительно легче. Нам обоим. Есть люди, которые в болезни ищут не общества и поддержки, а только чтобы их оставили в покое. Наедине со своей болью им легче справиться, чем на людях. И я, похоже, из таких.

— Почему? — теперь уже почти равнодушно спросила она.

Он пожал плечами.

— Может быть, так больше шансов, что зарубцуется. Я, знаешь ли, очень не хочу душевных стигматов. Рано или поздно язвы вскроются вновь и станут еще глубже, болезненнее и зловоннее.

— Очень жаль, — вздохнула она. — Очень.

И он вздохнул, но промолчал.

— Что ж тогда говорить? Все понятно, — сказала Наталья. И это был для него последний шанс повернуть разговор вспять.

Но он уже что-то знал о себе, тревожно прислушиваясь к своему сердцу, чувствуя, как оно замирает от болезненных и пугающих предчувствий.

— Ты извини, но у меня к тебе есть еще одна просьба, — она поднялась из-за стола.

— Хорошо. Конечно, — согласился он. — Я сделаю все, как ты просишь.

— Да не беспокойся особенно, — кивнула Наталья. — Просто Варька очень хотела еще раз тебя увидеть. Может, поболтать немного…. Теперь уже, видимо, напоследок… Мне кажется, она еще не спит.

И она прошла в кухню и плотно притворила за собой дверь. Что ж, в самом деле, где же еще женщина во все века может спрятаться от нелюбви?

Вадим некоторое время смирно сидел за столом.

Потом, сам не зная почему, аккуратно сложил все, к чему прикасался — чашку, блюдце, тарелочку, ложку — в одну стопочку-пирамидку. Встал, не попадая в пушистые домашние шлепанцы и осторожно, стараясь не скрипнуть на предательских половицах, прошел в спальню. Опустился в глубокое, порядком разболтанное кресло и прикрыл глаза козырьком ладони.

В детской горел слабый свет, но сейчас он показался Вадиму слепящим и злым. И, может быть, поэтому девочка не спала.

Глава 30 Огонек

— Ну, что, вы там уже наговорились? — прошептала Варенька. Она свернулась шелковым калачиком под огромным розовым одеялом, поблескивающим в ночном свете, и смотрела на Вадима.

Мужчина кивнул и с наслаждением вытянул ноги. Вадиму они сейчас представлялись бревнами — огромными, бесформенными, сучковатыми, что вытянулись длинной вереницей на самой середине реки, внезапно утратившей течение.

— А ты чего не спишь? — шепнул он, пробуя приноровиться к атмосфере комнаты, погруженной в полутьму. На стене у изголовья теплился крохотный стеклянный светлячок.

— Подслушиваю, — тихо засмеялась девочка.

— И как, получается? — улыбнулся Вадим.

— Не очень, — пожала острыми, худыми плечиками девочка.

— Ты гляди не раскрывайся, — предупредил Вадим. — А то к завтрему не выздоровеешь.

— К завтраку? — снова усмехнулась девочка и важно заметила: — Это не беда. Главное, чтобы к вечеру успеть, до ужина — елку надо наряжать. Я, между прочим, сама в этом году вырезала гирлянду из цветной бумаги. А то надоели эти стеклянные бусы да дождики — древние, ничего в них нет интересненького.

— Дело хозяйское, — кивнул Вадим, не зная, что сказать еще. — Ты хотела меня о чем-то попросить, мама говорила?

— А ты надолго уходишь или насовсем?

— Да ты что?! — чуть громче прошептал Вадим и заговорщицки подмигнул Вареньке. — У нас же такой маленький город… Разве в нем можно от вас спрятаться?

Однако реакция на его слова последовала совершенно иная, нежели та, на которую рассчитывал молодой человек. Девочка прикрыла глаза, некоторое время молча шевелила губами, словно подсчитывала что-то про себя, а затем рассудительно произнесла:

— В нашем — можно. И есть другие города. Значит — насовсем.