Джеймс Миченер - Роман

• Название: Роман
• Автор: Джеймс Миченер
• Издательство: Издательство «Новости»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7020-0895-2

«Роман» Джеймса Миченера подробно описывает издательский мир, и сосредоточен на внутренней жизни его героев, с точки зрения которых, показаны события четырех его частей.

Главный герой — немолодой писатель, рассказывающий, как он пишет роман. Вокруг него много людей и множество поводов для сюжетных осложнений.

Книга написана не просто завлекательно, но со знанием человеческой натуры, с юмором и с глубокой верой в разум человека.

---

Когда мы с ним провожали супругов до их старенького «бьюика» — немногие из наших студентов хотели бы иметь такой, — Росситер обратился к Йодерам:

— Все колледжи получают подарки, слава Богу, но они редко бывают такими щедрыми и, наверное, никогда не бывают более великодушными.

— Подарки еще будут, — заметила Эмма, — если мне удастся удержать его за пишущей машинкой.

Когда они отъехали, президент сказал мне:

— Стрейберт, мы возлагаем на вас новые обязанности. Больше не плюйте в колодец, из которого пьете.

* * *

В 1987 году, в беспокойное время между Днем Благодарения и Рождеством, когда в голову не идет ничего серьезного, миссис Мармелл без каких-либо конкретных целей приехала в Мекленберг и поселилась в «Дрезденском фарфоре» на время своего отпуска. Тогда у меня впервые мелькнула догадка о том, что двигало этой экстраординарной женщиной, Жизнь в Нью-Йорке для нее превратилась в череду однообразных дней. Родители умерли, а друзей было немного — одни лишь коллеги по работе. Кроме того, жить в огромном городе одинокой женщине было небезопасно. Поэтому в сравнении с ним наш маленький городок должен был представляться ей тихой гаванью, особенно во время праздников, когда люди ищут компанию. К тому же здесь проживали два ее автора и вот-вот должны были появиться еще два, рекомендованных мною. Было очевидно, что она решила отдохнуть здесь душой.

Предлогом для ее приезда было сообщение Йодера о том, что он закончил черновой вариант своего седьмого романа из грензлерской серии — отчаянно скучной вещи под названием «Поля». Он предложил ей взглянуть на роман и определить, возможно ли его опубликовать в 1988 году. Сообщив мне, что будет в гостинице и сможет выкроить немного времени, чтобы встретиться со мной, она бросилась за город, прилетела на ферму Йодеров, подхватила рукопись и стала быстро просматривать ее, вернувшись в свой уголок с мейсенской утварью.

Когда я нашел ее там за чтением, она проговорила:

— Все тот же Йодер. — И быстро добавила: — И довольно неплохой.

Затем, словно для того чтобы показать, что я тоже занимаю важное место в ее планах, она сказала:

— Ваше письмо о многообещающем юноше из вашего класса заинтриговало меня. В Нью-Йорке многие редакторы мечтают получить сообщение от надежного преподавателя из хорошего университета: «Полагаю, что нашел по-настоящему хорошего писателя. Прошу взглянуть».

На этот раз автором подобного сообщения был я: «Этому парню всего девятнадцать, но из него может выйти новый Трумэн Капоте. Он обладает таким же живым и ярким умом. Позвоните мне, пожалуйста, когда окажетесь в наших краях». Мои слова были настоящей приманкой для любого редактора, мечтающего найти нового Гора Видала или близнеца Франсуазы Саган. Как-то Ивон высказалась: «Найти и вывести в люди по-настоящему талантливого и ранее неизвестного писателя было бы огромным облегчением после изнурительного просеивания пустой породы, вынутой натруженными руками шестидесятилетних писак, которым нечего сказать, — как прежде, так и сейчас».

— Его зовут Тимоти Талл, — начал я. — Его опекает бабушка — весьма влиятельная и состоятельная дама. Ее дочь, то есть мать юноши, против вола родителей выскочила замуж за ничтожество по фамилии Талл, они произвели на свет сына, а затем в пьяном: виде погибли в автомобильной катастрофе. Мальчик — он и его Бабушка будут здесь через минуту — был: не по годам развитым ребенком, чуть не вылетел из одной школы и преуспел в другой — более престижной, а два года назад попал в мои руки. Я мало что сделал для его формирования. Он в этом совершенно не нуждается, потому что уже имеет вполне законченные рукописи, которые удивят вас. Они уже сейчас представляются мне готовыми к печати, но вы, прочитав их и оправившись от обморока, можете сказать: «еще не вполне» — Я прервал свой поток восторженных слов и проговорил более сдержанно: — Но рано или поздно этот юноша…

— Вы сообщили мне его возраст, но я не помню, о чем еще вы говорили в своем письме.

— Ему почти двадцать.

— Возраст допустимый. Но я никогда не забываю случай с мальчиком по имени Путнам. Такое же головокружительное начало в подростковом возрасте. Есть еще один пример с дочерью писателя Фрисби. Но я отношусь к подобным случаям с осторожностью.

Только я раскрыл рот, чтобы дополнить портрет моего избранника, как Тимоти Талл и его бабушка появились в вестибюле и направились прямо к нам. Представив себя и бабушку, Тимоти продолжил без всякого замешательства и смущения:

— Это довольно глупо с моей стороны — привести с собой бабушку, не так ли? Но она заправляет всем, включая меня.

Я увидел, что он сразу же понравился миссис Мармелл.

Его рукопись оказалась для нее полной неожиданностью. Аккуратно отпечатанная на 256 листах дорогой мелованной бумаги, она не была пронумерована, а текст на страницах почему-то располагался четырьмя различными способами: по длине листа, по ширине листа, с выключкой справа и с выключкой слева. При этом было использовано шесть различных шрифтов с шестью разными интервалами между строками. Время от времени попадались страницы, набранные то курсивом, то жирным шрифтом. Это была какая-то невообразимая мешанина, в которой каждая страница представляла собой нечто законченное, начинаясь с середины неопределенного предложения и заканчиваясь таким же образом. Но больше всего поражало то, что страницы никак не были связаны друг с другом и любая из них могла следовать за какой угодно. Все это удивляло и оправдывало название, которое юноша дал своей рукописи.

— Я назвал ее «Калейдоскоп», — объявил он так, словно речь шла об имени для новорожденного, которым он гордился. — Это такая игрушка, в которой осколки стекла на дальнем конце трубки кажутся беспорядочно разбросанными, но, когда поворачиваешь трубку и смотришь на них через увеличительное стекло окуляра, они образуют узоры, которые могут быть исключительно красивы.

— Это описание присутствует в вашем тексте? — спросила Ивон.

— Да, оно где-то там, — ответил он, сделав жест рукой, словно отмахиваясь от вопроса.

— Вы надеетесь стать писателем? — поинтересовалась Ивон.

— Он уже писатель, — вмешался я.

— Я спросила мистера Талла, — заметила Ивон и услышала в ответ:

— Я полон решимости стать им.

— И миссис Мармелл как раз тот человек, который может помочь вам в этом, — добавил я.

После обмена любезностями юноша и его бабушка удалились.

Я же замешкался с уходом и пожалел об этом, потому что услышал от нее отнюдь не лестный отзыв о своем романе, который недавно закончил:

— Карл, наши люди поработали над рукописью и, мягко выражаясь, прониклись сомнением. — Видя мою растерянность, она поспешила сказать: — Никому не понравилось название «Пустая цистерна». На заседании редакционного совета Джин вполне резонно заметила: «Какой-нибудь остроумный обозреватель не замедлит прочирикать, что не только цистерна пуста». Мы не должны давать повод для подобных насмешек — Из осторожности она не стала говорить мне, что той самой Джин, слова которой прозвучали в нашем разговоре, была она сама.

— Что же мне делать? — спросил я. Голос мой дрожал, а к горлу подступил комок. Слишком больно было слышать от знающего редактора, что мой роман, на который я возлагал столько надежд, приговорен к смерти, причем на законных основаниях. Она, должно быть, видела мое отчаяние и, не желая еще больше огорчать меня, не стала отвечать на мой призыв о помощи. Вместо этого она покрутила в руках свой стакан с шерри и сказала:

— Какие великолепные напитки готовят в «Бристоль крим»!

— Что я должен делать? — спросил я еще настойчивее чем прежде, но вместо ответа услышал:

— Карл, нам еще долго работать вместе. Думаю, вам пора называть меня просто Ивон. Мне так больше нравится.

Не знаю, что толкнуло меня на это, но я пролепетал:

— Так это еще не все плохие новости?

Все тем же тоном она продолжила:

— Вы находитесь на опасном повороте своей карьеры критика, когда откровенная неудача с книгой может вызвать разговорчики: «Смотрите, сам-то он не опубликовал ни строчки. Осечка в самом начале». — Она не спускала с меня глаз, чтобы увидеть, как я восприму критику, которой обычно подвергал других.

— Неужели вы думаете, что все обернется именно так? — чуть ли не взмолился я.

— В формулировке не уверена. Но в том, что слухи разнесутся очень далеко, — не сомневаюсь. И рекомендую вам забрать свой роман. Давайте будем считать, что в «Кинетик» его не видели.

В отчаянии я пытался схватиться за любую соломинку:

— Профессор Девлан не сомневался в этом романе. — Но это была ложь — у Девлана были серьезные сомнения, после того когда я описывал ему свой роман. — И мне хотелось в честь него…