Александр Ферсман - Путешествия за камнем

• Название: Путешествия за камнем
• Автор: Александр Ферсман
• Издательство: Издательство Академии наук СССР
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1960

Книга воспоминаний известного ученого А. Е. Ферсмана о своих экспедициях просто и бесхитростно рассказывает, как автор начал увлекаться камнем, как от простого сбора минералов и пород он перешел к большим научным исследовательским экспедициям, как родилась в нем любовь к камню, превратившись в основной стимул жизни.

---

С вершины бугра открылась неожиданная картина: внизу, у самого подножья, уходя далеко на север, расстилался ровной скатертью огромный такыр. У края его виднелись кибитки, а около них знакомый нам переплет колодцев. Дальше к северу начинался совершенно незнакомый нам ландшафт: одна за другой тянулись длиной вереницей огромные впадины, окруженные венцом различных коренных пород, занесенных местами языками песка. Вокруг валы все тех же песков, но уже не разбросанные в виде безбрежного моря, а окаймляющие вершины разбитого плато. И далеко вдали, километров за двенадцать, виднелись снова отдельные бугры с обрывистыми склонами. Это были знаменитые колодцы Шиих, а вдали самый большой бугор Дарваза[53]. Перед нами лежало русло воображаемой Чарджоу-Дарьи!

Я не буду описывать приветливую встречу в кибитке бедного шииха, выходца из Хивы. Чай, угощение, сбор воды, поиски проводников, печение хлеба и все остальные обычные аксессуары караванной жизни отняли у нас много времени. Но караван подбодрился. Животные были напоены, и мы помчались вперед к Дарвазе. Да, именно помчались, ибо после пятнадцати дней пути со скоростью 31/2 километров в час мы впервые могли мелкой рысцой обогнать наших верблюдов по ровным, как паркет, впадинам выдувания.

Верблюды у колодца.

Здесь, в самом центре Кара-Кумов, мы достигли нашей цели. Старые развалины печей и строений говорили нам, что человек не раз пытался подчинить себе серные богатства. В огромной разработке вершины холма, среди белоснежных песков, искрилась и сверкала ярко-желтая, почти чистая сера, и скоро миллионы пудов дорогого материала были подсчитаны нами по размерам бугра. Большие янтарные кристаллы серы украшали трещины. Толстая корка кремня и гипса защищала вершину холма.

В последний раз мы любовались галечной степью Заунгузского плато, изучали громадные впадины, выдутые бушующим ветром, и в последний раз проводили вечер у костра, в пределах владений шиихов, слушая рассказы этого дикого и далекого племени об его заботах и желаниях; слушали мы рассказы и о Джунаид-хане, известном басмаче северо-западных Кара-Кумов, слушали горькие сетования о том, как искали колодцы с хорошей водой; с огромным любопытством следили, как эти «песочные люди», отрезанные от мира 260 километрами песчаного пути, начали приобщаться к большим культурным движениям молодой Туркмении.

Когда мы уезжали в пески, нас стращали разбойниками из племени шиихов, здесь же мы нашли лишь радушие номада, жадно слушающего каждое слово о новой, смелой жизни.

Джунаид-хан со своими ставленниками притаился на севере около Сарыкамышской впадины; его агенты следили за нашим движением, но не мешали нам. Тогда мы еще не знали о предстоящей борьбе с этим своеобразным проявлением хивинского басмачества и не знали, что через четыре года значительно ближе соприкоснемся с его бандами.

Здесь, у бугра Дарвазы, мы провели два дня и две ночи. Холодный ветер и сильные морозы под утро не давали нам работать. Долгая дорога утомила нас, и, как всегда бывает в трудной экспедиции, наступил момент психологического и физического перелома: цель была достигнута, и теперь хотелось скорее домой.

В последний вечер в конечном пункте нашего путешествия мы засиделись у костра и, обмениваясь впечатлениями с Щербаковым, пытались связать в общую картину окружавший нас ландшафт. Тогда впервые для нас со всей очевидностью выяснились ошибки старых исследователей. Вместо каких-то вулканических жерл, выносивших пары серы и сернистые источники, мы увидели настоящую пустыню, а бугры оказались лишь остатками развеянных ветром увалов. Вместо большого русла таинственной реки Чарджоу-Дарьи, перед нами лежали выдутые ветром впадины, размытые водами, но не теми, что текут на поверхности, а теми, что проникают в глубь песков и осадочных пород. В этот вечер многое нам сделалось ясным, и в свой дневник я занес не только сделанные наблюдения и выводы, но попытался записать и некоторые свои впечатления в виде рассказа, который привожу ниже.

…Снова вечер, снова мы у костра, снова вытягиваем усталые члены, кутаемся от холодного вечернего ветра, снова переносимся воспоминаниями в прошлое, а мечтами — в будущее. Настоящее же, столь монотонное и неизменное, кажется нам каким-то случайным сном среди длинной цепи событий нашей жизни.

— Хотите, я сейчас позабавлю наших туркмен, — сказал с улыбкой, наклонившись ко мне, Дмитрий Иванович Щербаков. — Я сегодня в хорошем настроении: во-первых, потому, что мы уже достигли серных бугров и побывали на их вершинах; во-вторых, сегодня я сделал маленькое открытие, разгадав происхождение красного цвета такыров, а в-третьих, надо просто немного развеселиться, а то скитание по этим однообразным пескам так надоело, что я почти проклинаю день, когда мы с вами решили ехать в этот край.

— Слушайте, туркмены, я хочу задать вам загадку. Переводчик, переведи-ка: кто из вас был на дне моря? Никто? Не может быть. Вы все ошиблись: все вы не только были, но и сейчас находитесь. И здесь раньше было море, и там было море, где синеет двугорбый Душак[54]. Всюду было море, даже там, где ваша прохладная Фируза[55] с тенистыми деревьями притаилась высоко в горах Копет-Дага. Всюду здесь было море, даже много раз здесь было море, и много раз поднимались горы, и много раз опускалась земля.

Туркмены после первых слов переводчика недоверчиво покачали головами и вновь вернулись к своему обычному внешнему спокойствию. Щербакову не удалось их развеселить, но зато все мы, почувствовав, что он настроен рассказывать, начали его уговаривать рассказать нам далекую геологическую историю края, в котором мы находимся.

Я знал, что он любил перед небольшой аудиторией делиться своими обширными познаниями, и ему самому доставляло удовольствие картинно и образно представить сухие страницы геологии и связать отдаленнейшее прошлое с окружающими его явлениями природы. Рассказ был понятен только нам, во всей сложности научных терминов и определений, и лишь отдельные места схватывал переводчик. Громким шепотом, мерно качаясь перед костром, он передавал полусонным туркменам поражавшие его места рассказа.

А мы тихо сидели и слушали. Кто любовался звездами, кто следил за потухающими угольками, кто прислушивался к таинственным, тихим, своеобразным звукам пустыни.

Перед нами проходила картина отдаленного прошлого Средней Азии, после того как в древние времена мощные горообразующие процессы всколыхнули огромными цепями и гирляндами гор весь Азиатский материк и в конце каменноугольного периода окружили мощные массивы Сибирского и Российского щитов складками горных хребтов. Тогда создался Урал, связавшийся через киргизские степи с Алтаем, а из глубин древнего моря потянулись складки древних цепей Тянь-Шаня и Алая, кое-где опоясываемые длинными рядами вулканов (огнедышащих гор, — переводил переводчик), а под поверхностью хребтов бурлили расплавленные массы, приносившие наверх пары´ металлов. Море ушло, и его место заняла суша, до наших дней не заливавшаяся водами океана в восточных частях страны. Десятки, сотни миллионов лет тянулось это время. Разрушались горные цепи. Воды смывали и намывали пески, галечники. В одних местах в отдельных озерках и болотцах накапливались угли из тропической растительности, в других — отлагались соль и гипс из соляных озер пустыни. Климат периодически менялся. Горячие сухие периоды сменялись жаркими, но дождливыми тысячелетиями. Страна заравнивалась, а по долинам и низинам откладывались тысячи метров осадков, скрывая древние хребты под покровом песка и глины. Море сменилось горами, горы сменились пустыней, еще более бесплодной и безводной, чем сейчас.

Но вот снова заволновался Туркестан. Громадные подземные волны стали нажимать на поверхность земли Европы и Азии. Ожили каменные массы. Снова из глубин вод, из ровных песков стали вырастать горные цепи. Земля стала ломаться громадными трещинами. Одни глыбы земли начали опускаться, другие — подниматься, и снова из песков выросли горы: теперь это были знакомые нам хребты. Тогда наш Копет-Даг, как по линейке отрезанный с севера такими трещинами, стал подниматься из глубин. Колоссальные хребты Памира, Алая и Тянь-Шаня поднялись выше снеговой линии. С них потекли мощные реки Аму- и Сыр-Дарья, а на западе морские волны несколько раз набегали, заливая низины, осаждая ракушки и снова убегая на запад. Здесь, где сейчас сидим мы у костра, было тоже море, и его волны, может быть, разбивались солеными брызгами о те вот склоны чинка кыров[56], очертания которых вы видите за костром налево. Много миллионов, а может быть десяток миллионов, лет колебалась Средняя Азия. Вы слышали все о землетрясениях в Фергане или в Верном[57]. Земля еще дрожит, еще поднимаются и опускаются глыбы земли, еще на глазах человека меняется вокруг природа, изменяется течение рек, из-под морских вод Каспия встают новые острова, заливаются старые крепости водами моря.