без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 4

• Название: Тысяча И Одна Ночь. Книга 4
• Автор: без автора
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1959

---

И потом она взяла в руки лютню, сделанную в землях индийских, и, настроив струны, запела под неё прекрасным голосом, останавливающим птиц в глубине неба, и проговорила такие стихи:

"Люблю газеленка я, чей тёмен и чёрен глаз;
Когда он появится, ветвь ивы завидует.
Меня отвергает он, другая с ним счастлива, -
То милость господняя: даёт, кому хочет, он".

И Ала-ад-дин, услышав, что она проговорила такие слова, запел сам, когда закончил суру, и произнёс такой стих:

"Приветствую ту, чей стан одеждою служит ей,
И розы, в садах ланит привольно цветущие".

И девушка встала (а любовь её к юноше сделалась сильнее) и подняла занавеску; и, увидав её, Ала-ад-дин произнёс такое двустишие:

"Являет луну и гнётся она, как ива,
Газелью глядит, а дышит как будто амброй,
И мнится: горе любит моё сердце
И в час разлуки с ним соединится".

И потом она прошлась, тряся бёдрами и изгибая бока - творенье того, чьи милости скрыты, и оба они посмотрели друг на друга взглядом, оставившим после себя тысячу вздохов; и когда стрела её взора утвердилась у него в сердце, он произнёс такие стихи:

"Увидев на небе луну, я вспомнил
Ту ночь, когда мы близки с нею были,
Мы оба видели луну, но глазом
Она моим, а я - её глазами".

А когда она подошла к нему и между ними осталось лишь два шага, он произнёс такие стихи:

"Распустила три она локона из волос своих
Ночью тёмною - и четыре ночи явила нам.
И к луне на небе лицом она обратилася -
И явила мне две луны она одновременно".

И девушка приблизилась к Ала-ад-дину, и он сказал: "Отдались от меня, чтобы меня не заразить!" И тогда она открыла кисть своей руки, и кисть её разделялась надвое и белела, как белое серебро. "Отойди от меня, чтобы меня не заразить, ты болен проказой", - сказала она. И Алаад-дин спросил её: "Кто тебе рассказал, что у меня проказа?" - "Старуха мне рассказала", - ответила девушка. И Ала-ад-дин воскликнул: "И мне тоже старуха рассказывала, что ты поражена проказой!"

И они обнажили руки, и девушка увидала, что его тело - чистое серебро, и сжала его в объятиях, и он тоже прижал её к груди, и они обняли друг друга. А потом девушка взяла Ала-ад-дина и легла на спину и развязала рубашку, и у Ала-ад-дина зашевелилось то, что оставил ему отец, и он воскликнул: "На помощь, о шейх Закария, о отец жил!"

И он положил руки ей на бок и ввёл жилу сладости в ворота разрыва и толкнул и достиг врат завесы (а он вошёл через ворота победы), а потом он пошёл на рынок второго дня и недели, и третьего дня, и четвёртого, и пятого дня, и увидел, что ковёр пришёлся как раз по портику, и ларец искал себе крышку, пока не нашёл её.

А когда настало утро, Ала-ад-дин сказал своей жене: "О радость незавершённая! Ворон схватил её и улетел". - "Что значат эти слова?" - спросила она. И Алаад-дин сказал: "Госпожа, мне осталось сидеть с тобою только этот час". - "Кто это говорит?" - спросила она; и Ала-ад-дин ответил: "Твой отец взял с меня расписку на приданое за тебя, на десять тысяч динаров, и если я не верну их в сегодняшний день, меня запрут в доме кади, а у меня сейчас коротки руки даже для одной серебряной полушки из этих десяти тысяч динаров". - "О господин мой, власть мужа у тебя в руках или у них в руках?" - спросила Зубейда. "Она в моих руках, но у меня ничего нет", - отвечал Ала-ад-дин. И Зубейда сказала: "Это дело лёгкое, и не бойся ничего, а теперь возьми эти сто динаров; и если бы у меня было ещё, я бы, право, дала тебе то, что ты хочешь, но мой отец из любви к своему племяннику перенёс все свои деньги от меня в его дом, даже мои украшения он все забрал. А когда он пришлёт к тебе завтра посланного от властей..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести пятьдесят седьмая ночь

Когда же настала двести пятьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина говорила Ала-ад-дину: "А когда он пришлёт к тебе завтра посланного от властей, и кади и мой отец скажут тебе: "Разводись!", спроси их: "Какое вероучение позволяет, чтобы я женился вечером и развёлся утром?" А потом ты поцелуешь кади руку и дашь ему подарок, и каждому свидетелю ты также поцелуешь руку и дашь десять динаров, - и все они станут говорить за тебя. И когда тебя спросят: "Почему ты не разводишься и не берёшь тысячу динаров, мула и одежду, как следует по условию, которое мы с тобою заключили?", ты скажи им: "Для меня каждый её волосок стоит тысячи динаров, и я никогда не разведусь с нею и не возьму одежды и ничего другого". А если кади скажет тебе: "Давай приданое!", ты ответь: "Я сейчас в затруднении"; и тогда кади со свидетелями пожалеют тебя и дадут тебе на время отсрочку".

И пока они разговаривали, вдруг посланный от кади постучал в дверь, и Ала-ад-дин вышел к нему, и посланный сказал: "Поговори с эфенди, твой тесть тебя требует".

И Ала-ад-дин дал ему пять динаров и сказал: "О пристав, какой закон позволяет, чтобы я женился вечером и развёлся утром?" - "По-нашему, это никак не допускается, - ответил пристав, - и если ты не знаешь закона, то я буду твоим поверенным". И они отправились в суд, и кади спросил Ала-ад-дина: "Почему ты не разводишься и не берёшь того, что установлено по условию?" И Ала-ад-дин подошёл к кади и поцеловал ему руку и, вложив в неё пятьдесят динаров, сказал: "О владыка наш, кади, какое учение позволяет, чтобы я женился вечером и развёлся утром, против моей воли?" - "Развод по принуждению не допускается ни одним толком из толков мусульман", - отвечал кади. А отец женщины сказал: "Если ты не разведёшься, давай приданое - пятьдесят тысяч динаров". - "Дайте мне отсрочку на три дня", - сказал Ала-ад-дин; а кади воскликнул: "Срока в три дня недостаточно! Он отсрочит тебе на десять дней!"

И они согласились на этом и обязали Ала-ад-дина через десять дней либо отдать приданое, либо развестись.

И он ушёл от них с таким условием и взял мяса и рису, и топлёного масла, и всего, что требовалось из съестного, и отправился домой и, войдя к женщине, рассказал ей обо всем, что с ним случилось. "От вечера до дня случаются чудеса, - сказала ему женщина, - и от Аллаха дар того, кто сказал:

Будь же кротким, когда испытан ты гневом,
Терпеливым - когда постигнет несчастье,
В ваше время беременны ночи жизни
Тяжкой ношей, - они ведь рождают диво"

А потом она поднялась и приготовила еду и принесла скатерть, и они стали есть и пить, и наслаждаться, и веселиться; а после этого Ала-ад-дин попросил её сыграть какую-нибудь музыку, и она взяла лютню и сыграла музыку, от которой развеселится каменная скала, и струны взывали в помещении: "О любимый", и женщина пела и заливалась.

И так они наслаждались, шутили и веселились и радовались, - и вдруг постучали в ворота.

И женщина сказала Ала-ад-дину: "Встань посмотри, кто у ворот"; и он пошёл и открыл ворота и увидел, что перед ним стоят четыре дервиша. "Чего вы хотите?" - спросил он их; и дервиши сказали: "О господин, мы дервиши из чужих земель, и пища нашей души - музыка и нежные стихи. Мы хотим отдохнуть у тебя сегодня ночью, до утра, а потом пойдём своей дорогой, а тебе будет награда от Аллаха великого. Мы любим музыку, и среди нас нет никого, кто бы не знал наизусть касыд, стихов и строф". - "Я посоветуюсь", - сказал им Ала-ад-дин и вошёл и осведомил женщину, и она сказала: "Открой им ворота!"

И Ала-ад-дин открыл дервишам ворота и привёл их и посадил и сказал им: "Добро пожаловать!", а затем он принёс еду; но они не стали есть и сказали: "О господин, наша пища - поминание Аллаха в сердцах и слушание певиц ушами, и от Аллаха дар того, кто сказал: Желаем мы одного: чтоб встретились мы с тобой, есть-то особенность, животным присущая. Мы слышали у тебя нежную музыку, а когда мы вошли, музыка прекратилась. О, если бы увидеть, кто та, что играла музыку: белая или чёрная невольница или же дочь родовитых?" - "Это моя жена, - ответил Ала-ад-дин и рассказал им обо всем, что с ним случилось, и сказал: Мой тесть наложил на меня десять тысяч динаров ей в приданое, и мне дали десять дней отсрочки". - "Не печалься, - сказал один из дервишей, - и держи в мыслях только хорошее. Я шейх дервишской обители, и мне подчинены сорок дервишей, над которыми я властвую. Я соберу тебе от них десять тысяч динаров, и ты сполна выплатишь приданое, которое причитается с тебя твоему тестю. Но прикажи жене сыграть нам музыку, чтобы мы насладились и почувствовали бодрость, музыка для некоторых людей - пища, для некоторых - лекарство, а для некоторых - опахало".

А эти четыре дервиша были халиф Харун ар-Рашид, везирь Джафар аль-Бармак, Абу-Новас (аль-Хасан ибн Ханн) и Масрур - палач мести; и проходили они мимо Этого дома потому, что халиф почувствовал стеснение в груди и сказал своему везирю: "О везирь, мы хотим выйти и пройтись по городу, так как я чувствую стеснение в груди". И они надели одежду дервишей и вышли в город и проходили мимо этого дома, и, услышав музыку, захотели узнать истину об этом деле.