Геннадий Скобликов - Старослободские повести

• Название: Старослободские повести
• Автор: Геннадий Скобликов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-7688-0259-2

В книгу вошли получившие признание читателей повести «Варвара Петровна» и «Наша старая хата», посвященные людям русской советской деревни. Судьба женщины-труженицы, судьба отдельной крестьянской семьи и непреходящая привязанность человека к своей «малой родине», вечная любовь наша к матери и глубинные истоки творчества человека — таково основное содержание этой книги.

Название «Старослободские повести» — от названия деревни Старая Слободка — родины автора и героев его повестей.

---

— На картошку нас посылали. Вас как называть можно?

— Варварой мать с отцом назвали.

— А по отчеству?

— Отца Петром звали. Тетей Варей, Галь, — как же еще меня называть. У нас этого добра, Галь, — вернулась Варвара к терну, — хоть возами рви. Я каждый год помногу насушивала. Только смотри, не ругай потом меня, — засмеялась она, — от него зубы темнеют.

— Пусть темнеют, — скороговоркой ответила, Галя, метнула короткий взгляд на Варвару и, продолжая обкусывать там, во рту, ягоды, сосредоточилась опять на чем-то своем: выражение взгляда, близкое тому, какой Варвара уже чувствовала на себе, когда няня с сестрой перекладывали ее на кровать, а Галя сбоку мельком взглядывала на нее.

«Знает, все она знает», — уже определенней решила Варвара. И возникла догадка: а может, она, эта Галя, тоже догадывается, что и она, Варвара, знает это про нее? «...А про себя ты что — не знаешь!?» — будто обрезало ее.

— Хотите? — как бы очнулась Галя, взяла с вазы гроздь винограда и протянула ее Варваре. Она не посмела отказаться.

— Спасибо, Галь, — сказала она, почему-то не осмеливаясь сейчас встретиться с ней глазами. И только сбоку так увидела, что на ее «спасибо» Галя опять сморщилась: мол, чего там — ерунда все это...

Переезд, движения, этот несколько напряженный разговор с Галей растревожил и  «е г о»  в низу живота. Больное место стало ныть, боль отдавалась в ногах, по всему телу. И ей, Варваре, как и всегда в такие минуты, стало ни до кого и ни до чего. И, не будь Гали, она бы застонала сейчас и так, с тихими стонами, лежала б до тех пока, «о н», п р о к л я т ы й, не успокоится.

Она съела две или три виноградины, а больше уже не могла — не до него было.

— Вам плохо? — спросила Галя. — Позвонить сестре?

— Не надо, — отказалась она. — Что она мне? Ить  о н  все время так вот: то отпустит, то опять...

— Вам морфий не вводят?

— Пока нет, — ответила Варвара, взглянула на Галю и встретила ее пристальный, испытующий взгляд. И Варвара не отвела взгляда. Что-то холодное, металлическое: блеснуло в глазах этой хрупкой, бескровной Гали — и она резко отвернулась от Варвары и так и осталась лежать, лицом к стене.

И Варвара... не то что поняла, а как-то остро почувствовала, что хоть ей самой, Варваре, тоже не так долго осталось ждать... все-таки к ней смерть придет еще когда-то потом, после... а эта вот Галя, хоть с виду этого и не сказать бы, видно, уже чует ее.

 

...И ни в этот первый день, ни в последующие дни... ни после, уже дома, когда она рассказывала Насте об этой Гале, Варвара не могла для себя точно понять и тем более выразить словами, как и откуда далось ей так остро почувствовать — что́ там чувствует сама в себе эта Галя, и еще как это она, Варвара, уже в этот первый день так точно знала, что ее собственная смерть наступит потом, позже — и намного позже: она, Варвара, только еще  з н а л а  о своей неизбежной смерти, а эта Галя — она уже  ч у я л а  ее.

И не отдавая себе ясного отчета в том — что́ это, она, хоть и не отводила потом глаз от такого взгляда Гали, все равно часто чувствовала себя так, будто она была в чем-то виновата перед нею.

 

Столик Гали был весь завален книгами, и она читала их, даже когда ей и совсем плохо было. Только, Варвара это видела, читала Галя как-то странно. Возьмет одну, другую, третью... потом опять первую. Иногда и час и два читает без отрыва. А в другой раз только заглянет в книжку — и тут же отведет от страниц глаза, лежит молча, прикусив губу, — а глазами будто всматривается в саму себя.

В такие минуты Варвара не трогала ее. Да и что понимала она в этой Гале? Была б Галя какой-нибудь своей, деревенской, Варвара знала бы, о чем и как с ней говорить. А Галя — бог знает, кто она. Выросла-то, видать, в хорошей семье, отец и мать — люди, по всему видно, образованные, и сама Галя тоже, говорит, всю жизнь над книжками просидела. Не заболела б вот — и жила б, должно, в свое удовольствие, ходила б по кино и театрам, и до такой вот деревенской бабы, как Варвара, и дела б ей никакого не было. Ить это судьба свела их сюда, лежать рядом и ждать смерти. Ну, ей, Варваре, тоже не хочется и страшно умирать, — ей все-таки не так обидно: какая она ни была у нее жизнь, а все-таки была. А ей вот, Гале, — ей бы жить да жить. Оно и видно: мучается, голубка, а от других скрыть хочет. Мечется вот, хватается за книжки... А что книжки? Вон бросит их, уставится в пространство глазами — и совсем другие у нее мысли.

Мать с отцом к ней чуть ли не каждый день приходили. Оба видные, одеты хорошо. Мать полная, спокойная, печальная. Отец тоже спокойный, выдержанный. Культурные люди, думала Варвара: и держать себя умеют, и обхождение знают. С Варварой они приветливы были, всегда угощали ее: яблоки, апельсины — и Варваре всегда неудобно было, и так же неудобно было каждый раз отказываться.

Варвара заметила: с матерью Галя разговаривала много и охотно, о своих болях все рассказывала ей, а с отцом становилась какой-то скованной, а о болезни и вовсе не хотела говорить. И те тоже: мать приходила — и сразу присядет к Гале на кровать, поцелует в лоб, лицо ласково рукой погладит и начнет сразу расспрашивать обо всем и сама рассказывать, как дома, на работе: она детским садиком заведовала; а отец не задерживался подолгу: он спросит — Галя ответит, и вроде больше говорить им не о чем. Мать вся такая домашняя, мягкая, а отец — тоже такой полный, ухоженный, в лице уважение к себе... а какой-то не такой, и говорит с дочерью как-то уж слишком весело: «Ты нос не вешай», — скажет, а у Гали только гримаса пройдет от этих его слов. О своей работе, как мать, отец никогда не говорил с Галей, и Галя с матерью редко говорили о нем.

Бабье любопытство никуда не денешь, и Варвара однажды не удержалась, завела с Галей разговор о ее родных.

— Отец с матерью у тебя, Галя, видные люди, — сказала она.

— Мама, теть Варя, хорошая. А отца... — она сморщилась, — я не люблю.

— Чтой-то так? — удивилась Варвара ее признанию.

— А!... — отмахнулась Галя, не желая, видимо, продолжать это разговор. И Варвара не стала больше ни о чем ее спрашивать.

 

К Гале часто приходили друзья. И подруги, и парни. Приносили ей цветы, конфеты, книги, а то и бутылку вина под халатом пронесут.

Галя, понятно, рада была их приходу. Оживлялась, садилась в постели, быстро приводила себя в порядок. Ей все время казалось, что она плохо выглядит. «Не смотрите на меня!» — просила ребят. Садилась, подтягивая одеяло к шее; а пальцы, все заметнее желтевшие, нет-нет да и пробегали по лицу, будто она хотела найти и скрыть какой-то недостаток... Такой ее больше всего жалела Варвара.

Друзья ее были ребята обходительные, вежливые, но чувствовали себя свободно: ее, Варвары, постороннего для них человека, нисколько не стеснялись. И Варваре нравилось это: и молодцы, что держат себя так запросто. Представляла она своего Колюшку вместе с ними: нет, хоть он у нее и не какой-нибудь там увалень, а так вот держаться, как держатся они между собой, не сумел бы. И что-то обидное за своего Колюшку поднималось в ней: ить не хуже же, не глупее он этих ребят, вполне мог быть таким вот, как они; и читают, видать, много, и поговорить обо всем умеют, — а все-таки не такой он у нее, не сгодился бы он им в компанию. И это вот: что ее сын, поступи он тогда учиться, был бы таким, как эти городские ребята, а теперь все-таки не такой он, каким хотел и мог бы быть, — тут, в этой палате, при виде этих Галиных товарищей, как бы впервые и особенно остро открылось ей, и она задним числом стала понимать многое, чего раньше не понимала в своем Колюшке, когда, бывало, часто видела какую-то затаенную тоску в его глазах. И она думала про себя: что, мол, ладно — пусть он, ее Колюшка, и еще немножко потерпит, пока она будет болеть... а  п о т о м  пусть делает, как сам хочет: молодой — и все у него еще впереди. И ей хотелось уже торопить время... чтоб пусть уж все быстрее кончалось у нее, чтобы побыстрей освободила она Колюшку — а там пусть уж он сам решает, что ему хочется...

И с этой своей, незаметной для них, завистью смотрела она со своей кровати на Галиных друзей, слушала их бойкие разговоры о каких-то там книжках и фильмах, улыбалась, когда они смеялись рассказанным анекдотам, смысл которых она не всегда успевала понять, и не без некоторого удивления смотрела, как и девчата берут стакан с вином и пьют его, как воду, медленными глотками, с явным удовольствием.

И Галя тоже выпивала немножко вина. Сидит, держит стакан обеими руками и понемножку сосет из него. И даже порозовеет она чуть-чуть, и глаза заблестят — и такая она хорошенькая станет, что Варвара не могла без слез смотреть на нее. И любила она смотреть, как разговаривает Галя: пытается все время улыбаться, а когда соглашается с чем-то — закроет глаза и легонько встряхивает головой. И эта ее улыбка красивых и бескровных губ, эта ее манера так вот закрывать в знак согласия глаза были так просты и хороши — и так нравились они Варваре, что ей казалось, будто она давным-давно знает и любит эту Галю. И когда Галя разговаривала вот так, с улыбкой и этими ее кивками головой, она опять казалась Варваре девчонкой лет шестнадцати, — Гале, Варвара уже знала, шел двадцать первый.