Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа

• Название: Последнее искушение Христа
• Автор: Никос Казандзакис
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01034-1

Эта книга не жизнеописание, но исповедь человека борющегося. Выпустив ее в свет, я исполнил свой долг – долг человека, который много боролся, испытал в жизни много горестей и много надеялся. Я уверен, что каждый свободный человек, прочтя эту исполненную любви книгу, полюбит Христа еще сильнее и искреннее, чем прежде.

Н. Казандзакис

---

«Только бы успеть добраться до Иерусалима! – бормотал: он. – Там найду Иакова и, возьму у него амулет для заклинания демонов!»

А тем временем в доме Лазаря Иисус, склонив голову перед учениками, пытался хотя бы немного просветить их разум, чтобы они не испугались того, что им предстоит увидеть, и не разбежались в страхе.

– Я – путь и дом, куда направляются, – говорил он. – Я – странник. Я – тот, с кем предстоит встреча. Верьте в меня, не бойтесь ничего, что бы вам ни пришлось увидеть. Я не могу умереть. Слышите? Я не могу умереть.

Оставшись один во дворе, Иуда выковыривал большим пальцем гальку. Время от времени Иисус устремлял к нему взгляд, смотрел на него, и безысходная печаль появлялась у него на лице.

– Учитель, – укоризненно сказал Иоанн. – Почему ты все время зовешь его к себе? Если ты заглянешь в зрачок его глаза, то увидишь там нож.

– Нет, любезный Иоанн, – ответил Иисус. – Не нож, а крест.

Ученики испуганно переглянулись.

– Крест! – воскликнул Иоанн, упав на грудь Иисусу.

– А кто распят на нем, Учитель?

– Тот, кто заглянет в этот зрачок, увидит и лицо над крестом. Я заглянул туда и увидел свое лицо. Но ученики не поняли, а некоторые из них засмеялись.

– Хорошо, что ты сказал нам это, Учитель, – поспешил заметить Фома. – Теперь я никогда не стану заглядывать в зрачок рыжебородому.

– Заглянут дети и внуки твои, Фома, – сказал Иисус, искоса взглянув через окно на Иуду, который стоял у порога и смотрел в сторону Иерусалима.

– Темны слова твои, Учитель, – укоризненно сказал Матфей, который все время держал тростинку наизготове, но не записывал, потому как ничего не понимал. – Темны слова твои, как же мне занести их в свиток?

– Не для того я говорю, чтобы ты записывал, – с горечью сказал Иисус. – Верно говорят, что вы, писатели, – те же петухи, думающие, что солнце не взойдет, если вы не вызовете его своим криком. Иногда мне хочется схватить твои записи и тростинки и швырнуть их в огонь!

Матфей поспешно собрал свои записи, нахмурился. Но гнев Иисуса не унимался:

– Я говорю одно, вы записываете другое; а читатели ваши прочтут третье! Я говорю: крест, смерть, Царство Небесное, Бог – а вы что из этого поняли? Каждый из вас истолковывает любое мое святое слово в соответствии с собственными страстями, выгодой да желаниями, слово мое пропадает, душа моя пропадает, не могу я так больше!

Он встал, задыхаясь: внезапно у него возникло ощущение, будто мысли и сердце его наполнились песком.

Ученики сжались, словно Учитель все еще держал стрекало в руке и колол их. Словно они были неповоротливыми быками, не желавшими двигаться. Мир был повозкой, в которую они запряжены, Иисус погонял их, они строптиво переминались с ноги на ногу и оставались на том же месте. Иисус смотрел на них и чувствовал усталость: долог путь от земли до неба, а они все стоят на месте.

– Как долго я еще буду с вами? – вскричал он. – У кого из вас есть трудные вопросы, спрашивайте, пока не поздно! Кто из вас хочет сказать мне ласковое слово, пусть скажет поскорее – мне от этого будет лучше. Чтобы потом, когда я уйду от вас, вы не сетовали и не говорили: «И почему мы не успели сказать ему доброе слово, не дали ему понять, как мы любим его!» Тогда уже будет слишком поздно.

Женщины слушали его, забившись в угол и упершись подбородком в колени. Время от времени они вздыхали: все им было понятно, но сказать они ничего не могли. И вдруг Магдалина заголосила: она первая догадалась и подняла плач, словно по усопшему. Она вскочила, пошла в комнату, поискала у себя под подушкой, нашла хрустальный флакон с дорогими аравийскими благовониями когда-то давно один из любовников дал ей этот флакон в уплату за ночь. Она всегда носила его с собой, следуя за Иисусом, и говорила себе, бедняжка, что – кто знает, Бог велик, – может быть, придет день, когда она сможет умастить этими благовониями волосы любимого, может быть, придет день, когда он пожелает стать рядом с ней для свершения брачного обряда. Эти тайные желания носила она в груди своей, а теперь, увидев за спиной любимого смерть – не любовь, а смерть! – подумала, что смерть, как и свадьба, нуждается в благовониях, и потому вынула из-под подушки хрустальный флакон, спрятала его на груди и залилась слезами. Она плакала тихо, чтобы никто не слышал, держа сосуд на груди и покачивая его, словно младенца, а затем вытерла глаза, вышла во двор и бросилась в ноги Иисусу. И прежде, чем тот успел наклониться и поднять ее, она открыла флакон и вылила благовония на святые стопы. Затем вылила миро и себе на волосы, с плачем вытерла волосами его блавоухающие ноги, умастила остатками благовоний главу возлюбленного и снова прильнула к ногам Учителя, целуя их. Ученики заволновались.

– Жаль, пропали зря такие дорогие благовония, – сказал коробейник Фома. – Если бы мы их продали, можно было бы накормить множество бедняков.

– Или дать приданое сиротам, – сказал Нафанаил.

– Или купить овец, – сказал Филипп.

– Дурной знак, – тихо сказал со вздохом Иоанн. – Такими благовониями умащают богатых покойников. Не следовало делать этого, Мария. Что если Ангел Смерти учует свой любимый запах и придет сюда?

Иисус улыбнулся.

– Бедняки всегда будут с вами, а меня не будет. Поэтому не беда, если ради меня израсходовали флакон благовоний. Бывает и Расточительность возносится на небеса, чтобы воссесть рядом со своей благороднейшей сестрой Бережливостью. А ты, любезный Иоанн, не печалься: смерть придет так или иначе, пусть уж лучше она придет с благоухающими волосами.

Дом благоухал, словно богатая гробница. Иуда вошел и бросил быстрый взгляд на Учителя: может быть, он посвятил в тайну и учеников и те умастили обреченного благовониями для погребения? Но Иисус улыбнулся и сказал:

– Иуда, брат мой, еще быстрее, чем лань по земле, мчится ласточка по воздуху, но быстрее ласточки разум мужа, а сердце женщины и того быстрее.

С этими словами он указал взглядом на Магдалину.

Тут заговорил Петр:

– Много чего было сказано, но о самом главном мы позабыли. Где мы будем справлять Пасху в Иерусалиме? По мне, лучше всего – в таверне Симона Киренянина.

– Бог распорядился по-другому, – сказал Иисус. – Встань, Петр, возьми с собой Иоанна и отправляйтесь в Иерусалим. Как увидите человека с кувшином на плече, следуйте за ним. Он войдет в дом, войдите туда и вы и скажите хозяину: «Учитель наш шлет тебе привет и спрашивает: «Где накрыты столы, чтобы есть мне пасху с учениками моими?» А тот ответит вам: «Низко кланяюсь Учителю вашему! Все уже готово. Милости просим».

Ученики удивленно переглянулись между собой, а Петр выпучил глаза.

– Это правда, Учитель? Все уже готово? И агнец, и вертел, и вино, и все прочее?

– Все, – ответил Иисус. – Ступайте и верьте мне. Мы здесь сидим и болтаем, но Бог не сидит, не болтает, а трудится для людей.

В эту минуту в углу комнаты послышался приглушенный хрип и все, устыдившись, повернулись на этот звук. За все это время они ни разу не вспомнили о пребывавшем в предсмертных мучениях почтенном раввине. Магдалина бросилась к нему, а следом за ней и три другие женщины. Подошли и ученики. Иисус снова положил ладонь на похолодевшие уста старца. Тот открыл глаза, увидел его, улыбнулся, затем пошевелил рукой и кивнул женщинам и мужчинам, чтобы те вышли. Когда они остались вдвоем, Иисус наклонился, поцеловал старца в уста, в глаза, в лоб. Старик смотрел ему в глаза и лицо его сияло.

– Я снова видел троих, – прошептал ов. – Илию, Моисея и тебя. Теперь я больше не сомневаюсь. Я ухожу.

– В добрый час, старче! Ты счастлив?

– Да. Дай мне поцеловать руку твою.

Раввин схватил руку Иисуса и надолго прильнул к ней холодными губами. Он смотрел на Иисуса взволнованно, молча прощаясь с ним, а затем спросил:

– Когда же и ты будешь там, в высях?

– Завтра, на Пасху. До встречи, старче!

Почтенный раввин скрестил руки на груди и прошептал:

– Отпусти теперь, Господи, раба Твоего: глаза мои зрели моего Спасителя!

Глава 28

Ослепительно красное солнце опустилось к горизонту, а на востоке уже появилось бледно-голубое сияние – еще немного, и там появится огромная и безмолвная пасхальная луна. Последние закатные лучи косо падали на худое лицо Иисуса, выхватывали лица учеников, добираясь до угла, ласкали спокойное и счастливое, теперь уже отошедшее в вечность лицо старого Симеона. Мария сидела за своей пряжей в глубокой тени, и никто не видел слез, тихо струившихся по ее щекам и подбородку на так и не сотканный и не сшитый плащ. Дом все еще благоухал.

Чем больше вечерело, тем сильнее сжималось у всех сердце. Внезапно в раскрытое окно стремительно влетела ласточка, трижды сделала круг над их головами, радостно пискнула и, мелькнув в лучах уходящего солнца, исчезла – только они и видели ее белую грудку и острые крылья.