Григорий Коновалов - Как женились Чекмаревы

• Название: Как женились Чекмаревы
• Автор: Григорий Коновалов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Варя ушла на кухню.

- Хочу я, Афоня, протереть тебе и Гоникину глаза и в стыд вас вогнать. Насчет Кольки Рябинина, - сказал отец, ставя на стол банку со своей махоркой.

Николай Рябинип на фронте потерял глаз и после госпиталя вернулся в поселок Одолень. На завод, где он работал до армии, его не приняли, и оп стал кочегарить на электростанции, начал пить и ожесточаться.

Хотя Игнат не занимал никаких руководящих постов, а был всю жизнь рабочим, Афапасий не сомневался в законности того, что батя вмешивается в дела наиболее запутанные. И если он уцепится за что-либо, словами от него не отговоришься. Может, потому был такой самоуверенный, что в гражданскую войну служил в прославленном полку Чугуева, где главное ядро составляли рабочие. На демонстрациях шел Игнат знаменосцем в рабочей колонне. У него был свой персональный широкий пояс с гнездом для древка знамени. И пока пе думал расставаться с этим поясом.

- А ты знаешь, Игнат Артемьевич, что Рябипин был в штрафной роте?

- Знаю, Афанасий Игнатьевич. А сколько же ему нужно расплачиваться?

Как только пришел Рябпнин, Варя поставила самовар на стол. Игнат указал ей глазами на дверь, и она догадливо ушла.

Правый глаз Рябинина был закрыт черным кожаным кружком на тесемках. И хоть Рябинин был в застиранных армейских брюках, сандалиях, в черной косоворотке, но так все на нем было подогнано, так был подпоясан брезентовым поясом, так четки и целесообразны были его жесты, что Афанасий подумал о нем: военный человек. Но заметки эти были пока лишь наметками, хотя и очень важными для Афанасия. И оп, наблюдая за Рябипиным, деталь за деталью лепил в своем сознании его характер. В беседу отца с гостем он не вмешивался, спокойно и доброжелательно глядя на них широко открытыми глазами.

- Колька, ты рабочий, тебе помогу, - говорил Игнат, - но ты сам должен понимать - мне, рядовому работяю, трудно пособлять бывшему технику, бывшему вояке.

Глаз с тебя не спускают. Знаешь? В сторонке живешь?

Напрасно. Труднее наблюдать за тобой, злиться будут.

- Мне что же, перед ними нагишом стоять? - Голос Рябинина был низок, но ясен.

Нагловатым храпом захлебнулся чей-то мотоцикл у калитки. Пружиня на носках, к веранде подошел в военной форме без знаков различия Гоникип. Свежестью и уверенностью дышало смуглое суховатое лицо его, пока пе увидал он Рябинпна. С Чекмаревыми поздоровался за руку, Рябинину же лишь кивнул, да и то пе понять, ему ли кивал или, снимая туго сидевшую фуражку, мотнул головой.

- Варвара, занимайся своим делом! - цыкнул Игнат на жену, которая, приоткрыв двери, выглядывала из кухни. - Посиди, сейчас государственные дела обсудим.

Едва Гоникин овлажнил в чаю губы, щекоча стакал усами, как Игнат, сощурившись, спросил его:

- Ну, что у тебя против Николая? Мы тут все своп, разберемся.

Павел учился вместе с Рябининым в техникуме, называл его академкулаком - весь в книгах да чертежах, далек от общественной работы. Один из тех, кому надобно разъяснять цель и смысл их жизни. Иначе протопают стихийно до могилки, так и не поняв, кто они и для каких целей родились. Павел гордился, как боевой заслугой, тем, что ушел на комсомольскую работу, закончив последний курс экстерном, в то время как Николай Рябинин высидел до последнего дня, потом поступил на литейный заводик.

Во власти Гоникина было забронировать техника Рябинина в первые дни войны, по он не сделал этого из опасения, что тот откажется. Да и не стоила овчинка выделки, бронируют тех, без кого Родина не может обойтись и в дни войны, и в дни мира. И потому, что, вернувшись с фронта по ранению, Рябинин не зашел к Гоникипу, а попытался сам поступить на прежнюю работу, Павел догадался, что война ничему не научила его. На всякий случай Гоникин предупредил руководство завода насчет бдительности. И когда Рябинину отказали, он изматерил начальство и ушел кочегарить на электростанцию. Гоникин не спускал глаз с Рябинина.

- Выкладывай, Павел, - велел Асрапасий.

- Я привык резать правду в глаза, - сказал Гопикин.

Криво и горестно усмехаясь, как бы уморившись удивляться человеческой глупости, он монотонно припоминал Рябингшу: позволял себе делать декларации о войне с таким размахом, будто по меньшей мере он верховный.

- Тоже мне мудрец волостного масштаба! - уже с горячностью лично оскорбленного сказал Гоникин.

Сам он с семнадцати лет на руководящей работе, бывал близок к руководству высокого уровня, знал многое о людях, обычно скрываемое ими, по никогда пе позволял себе сулить о положении дел в целом. А этот Рябинин рассуждает о каких-то промахах командования, ищет виноватых:

почему бои идут в излучине Дона и немцы рвутся к Волге?

- Ну и что, что рвутся? Все по плану идет. Если бы даже были промахи у пас, то может ли трепаться о них человек... если он не дерьмо собачье? - с холодным гпевом закончил Гоникин.

Он неотрывно глядел на черную повязку на глазу Рябинина, из-под которой сочились слезы. Как-то в детстве он глядел-глядел на чирей на скуле сестры, мучимый состраданием и отвращением, и вдруг ударил кулаком со всей силой. Обнимал сестру, плакал вместе с нею, терзаясь ее болью. И сейчас он подавлял острое болезненное желание приподнять черный кружок на тесемках: что там?

Гоникину полегчало в груди от внезапной догадки: не ранением ли в голову объясняется горькая странность Рябинпна? Догадка эта была одновременно грустная и примиряюще-спасительная: жалко было человека, и в то же время контузия уводила от бесповоротной моральной гибели. Уж лучше патологическая, чем идейная причина утрлты личности.

- Николай, а голова не очень болит? Bce ли ты помнишь, что говоришь? ласково намекал -Гоникип на открытые им пути примирения, - Все помню: ни одной гениальной мысли не пришло в голову.

- А ты согласен с тем, что отступник преступнее врага: оп познал правду и все же от нее отрекся. Я совсем не тебя имею в виду.

- Зачем же тогда говоришь это мне?

- Я знаю, что и когда говорить мне. За всю мою жизнь я ни минуты не сомневался в правоте нашего дола.

И уж приказ расхлопать труса я выполнил бы...

- Поменьше о себе, Павел, кто ты таков, мы знаем, - сказал Игнат.

- Говорил ведь ты, Рябиыпн, будто случается так, что варвары-реакционеры втаптывают культурные народы, попридерживают этак лет на сотню развитие? - спросил Гоникин.

- О Риме и германцах? А что? Бывает. Сам ты изучал историю. Вместе когда-то учились.

Гоникин посмотрел на Рябинина непризнающими холодными глазами обманувшегося: да, был человек и пе стало человека. Пока в лице Гоникппа не окончательно затвердела беспощадность под улыбкой притворного сочувствия, Игнат спросил Рябинина:

- Значит, ты все еще не на заводе? - Глаза старика налились пятарно. Не пускает Гоникин?

- Да почему ему на завод? - Гоникин пожал плечами.

- Хочется мужику погреться у печки, - сказал Игнат.

- У кочегарки-то разво холодно? - Гоиикип засмеялся.

- Иди ты, знаешь куда?.. - Игнат начинал рычать. - Ты, Павел, если сам не разбираешься в технике, то расспросил бы мастеров. Они скажут тебе: качественный техник Рябинин, - закончил Игнат.

Рябинин легко встал, выпрямился.

- Разрешите мне пойти на работу? - обратился он к Афанасию.

- Идите. Сегодня я буду у вас на электростанции. - Афанасий прислушивался к удаляющимся солдатским шагам Рябинина.

- Варвара, неси свою безградусную вишневку, - скомандовал Игнат. - Пигь не будешь, Варя? Она у меня святая: не пьет, пе курит! - Игнат похлопал жепу по плочу.

Афанасий улыбался, радуясь концу отцовской смурости: зацепился за жизнь.

- Судьба Николая - горький упрек нам с вами, отчасти конечно, - говорил Игнат. - Как ветошку мазутную протащил по своей биографии. Ну да, честный! Всех нас проверит война, помяните мои слова, ребята... Ты, Павел, не гневайся на меня.

"А батя - характер! Насгыра, властный. Ить, под бокс постригся, щеголяет борцовским затылком, внушительными выпуклостями за ушами. А вид всех давишь.

Безустальный. Отстоял на заводе вахту, потом соснет малость, в дружину пойдет", - думал Афанасий, как бы сторонними глазами глядя на отца.

Из-за молодых прозрачно-зеленых листьев винограда выглянула Катя Михеева. Остановилась у порога, поправляя платье на высокой груди, по-детски моргая карими глазами, сиявшими жарко и весело.

Игнат вскочил, шире распахнул дверь.

- Милости просим чайком побаловаться, - с воскресшей прытью он усадил Катю за стол, веселея по-утреннему, и с сыном и Гоникипым заговорил раскованно, как молодой парень со своей ровней, очутившийся на девишнике.

- Я люблю Катюшку, и все должны любить ее.

Со смышленостью прозорливицы Варя соединила взглядом чекмареаских мужиков и Гоиикииа с этой налитой здоровым румянцем девкой.

"Чему же я дивлюсь на молодых... тут старика-то впору на цепь сажать... Ох, этот Игнат Чекмарь, все отдаст за бабью красу. И меня он, сатана огромадный, сманил за два вечера", - думала Варя, и запоздалая оторопелость нашла на нее.