Стивен Кинг - Исход (Том 2)

• Название: Исход (Том 2)
• Автор: Стивен Кинг
• Издательство: Харьков: Дельта,1995
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1995
• ISBN: 5-7707-5080-4

Продолжается исход к Скалистым горам, в Свободную Зону, людей, оставшихся в живых после эпидемии супергриппа. По ту сторону гор, в Лас-Вегасе, князь Тьмы — Темный человек без лица — собирает силы для уничтожения Свободной Зоны. Однако попавший под власть Темного человека сумасшедший взрывает атомную бомбу, и Лас-Вегас гибнет в адском пламени взрыва.

А в Свободной Зоне возрождается жизнь — появляются дети, люди мечтают о воссоздании прежней Америки, о возвращении в родные места. Но князь Тьмы бессмертен; он появляется вновь, только в ином обличье…

---

Спустя четыре минуты лифт поднялся на верхний этаж, и из него вышел Мусорщик с сияющим лицом и вытаращенными глазами. Ллойд остался в лифте.

Мусорщик обернулся к нему:

— А ты?

Ллойд с трудом выдавил улыбку, но это было жалкое зрелище.

— Нет, он хочет видеть только тебя. Желаю удачи, Мусорщик.

И не успел тот ему ответить, как дверцы лифта захлопнулись, и Ллойд уехал.

Мусорщик обернулся. Он находился в широком, великолепно отделанном вестибюле. Впереди было две двери… и одна, та, в конце, медленно открывалась. Внутри было темно. Но Мусорщик мог различить фигуру, стоящую в дверном проеме. И глаза. Красные глаза.

С гулко бьющимся сердцем, пересохшим ртом Мусорщик медленно двинулся к этой фигуре. По мере того как он приближался, воздух становился все прохладнее. По его загорелым рукам забегали мурашки. Где-то глубоко внутри него перевернулся в могиле и закричал труп Дональда Мервина Элберта. Перевернулся и снова замер.

— Мусорщик, — прозвучал низкий чарующий голос. — Как я рад видеть тебя здесь. Как я рад.

Слова срывались с губ Мусорщика, как пыль:

— Я готов… я готов отдать жизнь за тебя.

— Да, — успокаивающе произнесла фигура в дверном проеме. Губы раздвинулись, обнажив в усмешке белые зубы. — Но я не думаю, что дойдет до этого. Входи. Дай взглянуть на тебя.

С сияющими глазами и застывшим, как у лунатика, лицом Мусорщик вошел. Дверь затворилась, и они оказались в полумраке. Ужасно горячая рука сомкнулась на ледяной руке Мусорщика… и внезапно он почувствовал умиротворение.

Флегг сказал:

— В пустыне для тебя есть работа, Мусорщик. Важная работа. Если ты пожелаешь.

— Все что угодно, — прошептал Мусорщик. — Все что угодно.

Ренделл Флегг обнял его за изможденные плечи.

— Я собираюсь зажечь тебя, — сказал он. — Пойдем, выпьем и обсудим кое-что.

И в конце концов, тот пожар был огромен.

Глава 2

Когда Люси Суэнн проснулась, стрелки на ее часах «Пульсар» приближались к полуночи. На западе, где были горы — «Скалистые горы», — поправила она себя с восторгом, разгоралась тихая зарница. До этого путешествия она никуда не выезжала западнее Филадельфии, где жил ее сводный брат. Жил — до этого.

Другая половина двойного спального мешка была пуста; именно это разбудило ее. Люси собралась было повернуться на другой бок и уснуть — он придет спать, когда будет готов, — но затем встала и бесшумно направилась туда, где, как она предполагала, находился он — в западную часть лагеря. Она передвигалась, как кошка, не потревожив ни души. За исключением, конечно же, Судьи; на его часах было без десяти двенадцать, и его невозможно было застать на посту врасплох. Судье было семьдесят, он присоединился к ним в Джолиете. Теперь их было девятнадцать человек — пятнадцать взрослых, трое детей и Джо.

— Люси? — тихо окликнул Судья.

— Да. Ты не видел…

Тихий смешок.

— Конечно, видел. Он там, на шоссе. Там же, где он был в прошлую и позапрошлую ночь.

Люси, приблизившись к Судье, увидела, что у того на коленях лежит раскрытая Библия.

— Судья Фаррис, ты испортишь себе зрение.

— Чепуха. Звездный свет — наилучшее освещение для этой книги. Может быть, единственно хорошее освещение. Как насчет этого? «Не определено ли человеку время на земле и дни его не то же ли, что дни наемника? Как раб жаждет тени и как наемник ждет окончания работы своей, так и я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Когда ложусь, то говорю: «Когда-то встану?», а вечер длится, и я полон беспокойных метаний до самого рассвета»[2].

— Глубоко, — сказала Люси без особенного энтузиазма. — Действительно хорошо, Судья.

— Это не хорошо, а это труд. Нет ничего очень хорошего в Книге Трудов, Люси. — Он закрыл Библию. — «И я полон беспокойных метаний до самого рассвета». Это твой мужчина, Люси: Ларри Андервуд — такой, какой есть.

— Я знаю, — сказала она, вздохнув. — Если бы я только знала, что с ним происходит.

Судья, у которого были на этот счет свои предположения, промолчал.

— Это не из-за снов, — сказала Люси. — Ни у кого их уже нет, разве только у Джо. Но Джо… совсем другой.

— Да. Другой. Бедный мальчик.

— И все здоровы. По крайней мере, с тех пор, как умерла миссис Воллмен.

Спустя два дня после того, как к ним присоединился Судья, с Ларри и его спутниками связала свою судьбу пара, которые представились как Дик и Салли Воллмен. Люси казалось абсолютно невероятным, что грипп пощадил мужа и жену, и она подозревала, что их брак был гражданским и совсем недолгим. Им было за сорок, было очевидно, что они очень любят друг друга. Потом, неделю назад, в доме той старой женщины в Хемингфорд Хоум, Салли Воллмен заболела. Все оставались там в течение двух дней, беспомощно ожидая ее выздоровления или смерти. Салли умерла. Дик Воллмен по-прежнему был с ними, но он стал совсем другим — молчаливым, задумчивым, бледным.

— Он слишком близко принимает все к сердцу, правда? — спросила Люси у судьи Фарриса.

— Ларри из тех людей, которые сравнительно поздно находят себя в жизни, — прокашлявшись, произнес Судья. — По крайней мере, таким я его воспринимаю. Люди, которые поздно находят себя, никогда не бывают уверены в себе. Они наделены всем тем, чем, судя по правовым трактатам, должны обладать истинные граждане: патриоты, никогда не переходящие грани фанатизма; учитывающие факты при оценке каждой ситуации, но никогда не искажающие эти факты; чувствующие себя неуютно на руководящих должностях, но вряд ли способные сложить с себя ответственность, раз уж таковая была им предложена… либо возложена на них. Они являются наилучшими демократическими лидерами, поскольку мало вероятно, что они полюбят власть. Совсем наоборот. А когда все изменяется к худшему… когда миссис Воллмен умирает… Был ли это диабет? — прервал Судья сам себя. — Вполне возможно. Синюшный цвет кожи, быстро наступившая кома… может быть, может быть. Но если так, то где же был ее инсулин? Неужели она позволила себе умереть? Неужели это было самоубийство?

Судья задумался, подперев подбородок рукой. Он напоминал хищную птицу в раздумье.

— Вы хотели сказать что-то о том, когда все изменяется к худшему, — мягко подсказала Люси.

— Когда что-то изменяется к худшему — когда миссис Воллмен умирает то ли от диабета, то ли от внутреннего кровоизлияния или еще от чего-нибудь, — тогда человек, подобный Ларри, обвиняет во всем себя. Люди, которых история возводит в идолы, редко хорошо заканчивают. Мелвин Пурвис, супермен тридцатых годов, застрелился в 1959-м из собственного боевого пистолета. К тому времени, когда Линкольн был убит, он уже был преждевременно состарившимся человеком, балансирующим на грани нервного расстройства. Мы привычно наблюдали по национальному телевидению за деградацией президентов из месяца в месяц, даже из недели в неделю-за исключением, конечно же, Никсона, который упивался кровью, да Рейгана, который, казалось, был слишком глуп, чтобы стареть. По-моему, то же было и с Джеральдом Фордом.

— Мне кажется, здесь кроется еще что-то, — грустно добавила Люси.

Судья вопросительно посмотрел на нее.

— Как там было? «Я полон метаний и противоречий до наступления нового дня?»

Он утвердительно кивнул головой.

Люси сказала:

— Хорошенькое описание влюбленного человека, не так ли?

Судья посмотрел на нее, удивленный тем, что она все это время знала о том, о чем он ни за что не хотел говорить. Люси вздрогнула, улыбнулась — губы искривились в горькой усмешке.

— Женщины понимают, — сказала она. — Женщины почти всегда понимают.

Не успел Судья ответить, как она медленно удалилась в сторону дороги, на обочине которой наверняка сидел Ларри, думая о Надин Кросс.

— Ларри?

— Я здесь, — отозвался он. — Почему ты не спишь?

— Я замерзла, — ответила Люси. Он сидел на обочине дороги скрестив ноги, словно в состоянии медитации. — Не помешаю?

— Конечно, нет. — Ларри подвинулся. Камень все еще сохранял тепло угасавшего дня. Он обнял ее. По оценкам Люси, этим вечером они находились в пятидесяти милях к востоку от Боулдера. Если завтра они смогут выбраться на дорогу не позднее девяти, то обедать будут уже в Свободной Зоне Боулдера. Именно так — Свободной Зоной Боулдера — назвал город человек по радио; его звали Ральф Брентнер, и он сказал (с непонятным смущением), что Свободная Зона Боулдера — это, скорее всего, позывной радиосигнал, но Люси понравилось само название, его звучание. Оно звучало правильно. Его звучание было сродни началу новой жизни. И Надин Кросс восприняла это название почти с религиозным рвением, словно оно служило талисманом.

Через три дня после того, как Ларри, Надин, Джо и Люси прибыли в Стовингтон и обнаружили, что в Центре вирусологии никого нет, Надин предложила раздобыть радиопередатчик и начать прочесывать все сорок каналов. Ларри принял эту идею с восторгом — так он обычно принимал большинство ее идей, подумала Люси. Она совсем не понимала Надин Кросс. Ларри был в нее влюблен, это было очевидно, но Надин не хотела иметь с ним ничего общего, помимо повседневных дел.