Александр Кононов - Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)

• Название: Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)
• Автор: Александр Кононов
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Я все-таки отвечу коллеге Гринштейну, - процедил Трефилов. - Мы взяли на себя руководить собранием по праву большинства.

Гринштейн вскочил:

- Кто производил подсчет?

Семен Шахно вздохнул.

- Вот всегда так, - проговорил он скорбно. - Ну буквально всегда!

- Условимся вооружиться терпением на сегодня, - сказал Оруджиани. - Я тоже, товарищ Гринштейн, обладаю несчастной наклонностью к горячности в споре. И все же, как видите, стараюсь сдерживаться.

- Хорошо, я тоже буду стараться. Прошу прощения. И прошу докладчика... или оратора... или как вас там... продолжать.

У Притулы неподвижные черты лица остались совершенно бесстрастными.

Переждав немного, он продолжал свою речь ровным и каким-то профессорским тоном, с ненужным обилием таких выражений, как "дифференциация", "абсентеизм масс" и тому подобные.

Суть, однако, была ясна.

Установлено, что социалистическая революция возможна только в условиях высокоразвитой промышленности... Отсталая земледельческая Россия... У нас приходится считаться с огромным, с подавляющим большинством неграмотного, темного населения, для которого даже самое слово "социализм" совершенно непонятно. В таких условиях проповедь немедленного социального переворота - авантюризм.

Оратор говорил долго, книжно и так грамматически правильно, что слушатели при желании могли бы мысленно расставлять по ходу его речи знаки препинания.

- Ох, господи, - откровенно зевнул Веремьев, - все это старо, как мир!

Шумов начал недоумевать: почему все-таки Оруджиани дал согласие на передачу "дирижерской палочки" в чужие руки? Может быть, имело бы смысл сразу же дать бой? Все равно, без этого, как видно, не обойтись.

Он поглядел на грузина: тот сидел совершенно невозмутимый.

Только когда Притула-Холковский назвал лозунг социалистической революции, провозглашаемый в обстановке войны, "опасной демагогией", Оруджиани встал и сказал:

- Цитирую по памяти: "Лозунг распространения на войска и на театр военных действий пропаганды социалистической революции... организация для таковой пропаганды нелегальных ячеек в войсках..."

- Что такое? - растерянно посмотрел на него Притула.

- Это - из сообщения царского правительства об аресте думской фракции большевиков.

- Чудовищно! - рявкнул Трефилов, подымаясь со своего пикейного пьедестала.

- Если сомневаетесь в точности цитаты, можете свериться с текстом журнала "Право" за 1914 год, ноябрь месяц. Номер журнала хранится в Публичной библиотеке.

Оруджиани говорил по виду спокойно, хотя все лицо его налилось тугим кирпичным румянцем, а глаза сверкали.

- Подтверждаю! - торжествующе крикнул Веремьев.

- И чему вы так возмутились? - спросил Трефилова Гринштейн. - Неужто поразительному сходству цитаты со словами Притулы-Холковского? Что ж поделаешь: из песни слова не выкинешь.

- И вот всегда так! - вздохнул Семен Шахно.

- Не возмущаться здесь надо, товарищ Трефилов, - сказал овладевший собой Притула, - а смеяться. Презрительный смех - вот достойный ответ тем, кто способен обвинить меня чуть ли не в сочувствии царскому режиму. Надо пренебрежительно рассмеяться и перейти к делу.

- Дело, для которого мы собрались, - резолюция протеста в связи с годовщиной ареста думских депутатов-большевиков, - вставил Веремьев.

- А разве с нашей стороны была когда-нибудь хотя бы тень колебания, если речь шла о борьбе с царским произволом? - высокомерно вскинув голову, спросил Притула.

- Тогда за чем же дело стало? Неужели нельзя без долгих разговоров сделать ни одного шага?

- "Долгие разговоры", как вы изволили, коллега, выразиться, - сказал Притула, - это всего лишь попытка - с нашей точки зрения, необходимая проанализировать весьма сложное положение: с одной стороны, мы не можем не выразить самого решительного протеста против царской расправы с депутатами думы, с другой стороны, симпатии большинства студенчества, как наиболее передовой и культурной части нашего общества, отнюдь не на стороне тех, кто сознательно сеет раздор в тылу во время решающих боев на фронте. Об этом надо заявить прямо и безоговорочно.

- "С одной стороны, с другой стороны"... Слыхали мы все это, надоело! - пробурчал Веремьев.

- Вам надоело? Зачем же вы пришли сюда? Если не ошибаюсь, именно ваша группа настаивала на сегодняшней встрече.

- Мы пришли только для того, чтобы договориться о совместной поддержке резолюции, которая будет предложена на университетской сходке...

- ...и которая в готовеньком виде несомненно уже лежит в вашем кармане или в кармане Оруджиани? - Трефилов собрал свою бороду в кулак и закончил зло: - Но мы привыкли сами, без чужих указок, вырабатывать резолюции, за которые потом голосуем.

Оруджиани наконец не выдержал:

- Не собираетесь ли вы предложить эсеровскую резолюцию о большевистской фракции? Ну уж, я не знаю, как это и назвать!

- Надо назвать это наглостью, - пробормотал Веремьев.

- И вот всегда так, - послышался меланхолический-голос Шахно, - ну буквально всегда!

- Может быть, мы поручим составить резолюцию Семену Шахно? - спросил Гринштейн, и все почему-то засмеялись.

Это немного разрядило атмосферу.

- Вы знаете Шахно? - тихонько спросил Гриша Веремьева. - Отчего все смеются?

- Кто ж его не знает! Все его знают, и никто не берет всерьез. А впрочем, он славный малый. Жаль только - погряз по уши в трясине меньшевистских настроений. Но и это не всерьез. Брук уехал, вот его и прислали от их группы.

Гриша хотел спросить, кто такой Брук, но Трефилов в это время сказал внушительно:

- Внимание! Чтобы все было ясно, должен заявить: мы за резолюцию протеста! Но составлена она должна быть так, чтобы не вводить общество в заблуждение. Чтобы ни у кого не создалось ошибочного мнения: студенчество, мол, разделяет большевистскую позицию в вопросе о войне. Студенчество этой позиции не разделяет. И тут мы непримиримы!

- Скажите, пожалуйста! - рассердился Гринштейн. - Он вещает здесь тоном оракула от имени всего студенчества! Действительно, наглость!

- Предлагаю присутствующим вопрос, - сказал в ответ ему Трефилов: сможем ли мы вести обсуждение дальше, отказавшись, конечно, при этом от оскорблений и личных выпадов, или же лучше обсуждение прекратить.

- И разойтись ни с чем? - хмуро усмехнулся Оруджиани. - Конечно, такой выход кое-кого очень устроил бы.

- А это будет зависеть от вас. От вас лично и от всех членов вашей группы. Не позволяйте себе личных выпадов!

- Выпады были, - согласился грузин, - как и всегда при наших спорах. Но личности тут ни при чем. Притула говорил об опасном авантюризме и демагогических лозунгах большевиков - полагаю, это тоже выпад?

- Он не говорил таких слов, как "наглость".

- Что резче звучит: "наглость" или "демагогия"? Оставим-ка лучше это. Не будем уклоняться в сторону. Попробуем как можно спокойнее, хотя это и трудно, обсудить форму протеста. Будут ли возражения против того, чтобы созвать десятого февраля общестуденческую сходку?

- Мы за сходку! - сказал Трефилов.

- Конечно, бесспорно и то, что резолюция должна заклеймить систему полицейского террора.

- Несомненно!

- И резолюция эта должна быть принята в знак поддержки студентами законных требований рабочего класса.

На этот раз Трефилов переглянулся с Притулой.

Шахно спросил:

- Законных?

И опять все засмеялись.

- Я говорю о законности, конечно, не с позиции кодекса законов Российской империи. Я имею в виду правосознание передовых рабочих.

- Правосознание, - поучительным тоном произнес Притула, - остается понятием очень относительным. Даже если речь идет о передовых рабочих. Разные люди воспринимают это понятие по-разному.

- Опять увод в сторону! - воскликнул Оруджиани. - Вы хотите сказать, что все зависит от соответствующей политической позиции... Но это ж и так ясно! Не будем лучше этого касаться, поскольку политические позиции представленных здесь групп непримиримы. Не на сегодняшней нашей встрече пытаться нам примирить эти позиции, да и вообще вряд ли это можно сделать. Не будем удаляться от цели нашего собрания.

Незаметно "дирижерская палочка" перешла от Трефилова к Оруджиани. Он ставил вопросы, ему принуждены были - прямо или уклончиво - отвечать. Он утверждал бесспорное, и с ним поневоле соглашались. Он останавливал Веремьева и Гринштейна, когда те начинали горячиться. Казалось, что все вошло в какую-то колею и соглашение возможно.

Но кончилось все взрывом.

- Вы сказали, - повернулся Оруджиани к Трефилову, - что у нас имеется "готовенькая" резолюция. Должен осведомить вас: резолюция составлена не нами. Она составлена объединенным студенческим комитетом, в который, как вам известно, входят Горный, Политехнический, Сельскохозяйственный, Технологический институты и...

- ...и который состоит из представителей групп большевистского направления? - перебил его Притула.