Александр Кононов - Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)

• Название: Зори над городом (Повесть о верном сердце - 3)
• Автор: Александр Кононов
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Нет, не радует.

- Туго у вас с деньгами?

- Туго.

- У Дормидонта бываете?

- У какого Дормидонта?

- Ну какой же вы после этого студент? Погодите-ка минутку. Контору как раз пора закрывать на обед, и мы с вами давайте отправимся к этому самому деятелю, популярное имя которого я вам только что назвал.

Барятин живо надел шинель, шутливо вытолкнул Гришу из комнаты, закрыл дверь на ключ и повесил сверх того на кольцах огромный замок:

- Нельзя иначе. Ценности, как-никак...

Лукаво подмигнув, посмеявшись над "ценностями", он взял Шумова под руку:

- Пошли.

По дороге он рассказал о Дормидонте. Речь, оказывается, шла о третьеразрядной кухмистерской, посещаемой только извозчиками да неимущими студентами.

12

Славилось это заведение двумя своими особенностями. Во-первых, повешенной на видном месте надписью "Просют не выражаться" и, во-вторых, большой корзиной с ломтями пеклеванного хлеба - столующиеся могли брать их в любом количестве бесплатно.

Надпись, исполненная любовно, голубой акварелью, немало потешала студентов, а корзина с хлебом не раз и не одного из них выручала в трудные дни.

Помещение кухмистерской было неприглядно: обои в сальных пятнах, столы без скатертей, на окнах - долголетняя пыль...

Единственным украшением здесь являлся трехведерный самовар, ярко начищенный, сверкающий красной медью, воздвигнутый на высокой стойке, за которой стоял сам владелец предприятия.

Это был коренастый мужичок, лобастый, с хитринкой в смышленых глазах, одетый в жилет и ситцевую рубаху в горошек.

- Вы к нему приглядитесь, - мимоходом сказал Барятин, пробираясь вместе с Гришей к обеденному столу: - это фигура, не лишенная своеобразия. Эй, малый! - крикнул он половому. - Две тарелки щей.

Неподалеку от них сел - возле корзины с хлебом - студент-технолог с худым, голодным лицом, развернул газету "День" и углубился в чтение. Время от времени он не глядя протягивал руку, брал, как бы в рассеянности, кусок хлеба и жевал, продолжая читать.

Парень, одетый в белую грязную рубаху с пояском - из тех, кого в русских трактирах исстари окликали независимо от возраста "эй, малый", принес две тарелки со щами, подошел было к технологу - тот ничего не заказал. И парень ничего не спросил, отошел к стойке.

- Видали? - Барятин повел глазами в сторону технолога.

Пока они обедали, технолог успел съесть изрядное количество хлеба и дочитать газету до конца. После этого он встал, независимой походкой направился к выходу и, поравнявшись с Дормидонтом, небрежно кивнул ему головой.

Владелец заведения ответил ему учтиво, поясным поклоном.

- Вот так и мне в свое время приходилось, - вздохнул Барятин, присаживаться с задумчивым видом к спасительной корзине. Бывало, в кармане ни пенса, живот подведет до последнего предела, ну, и идешь сюда скрепя сердце. Наешься до отвала пеклеванника - и до свиданья!

- Ну, а Дормидонт как на это смотрит?

- Представьте себе, не жалуется. И этому есть свое объяснение. Довелось мне как-то быть свидетелем разговора Дормидонта с одним "вечным студентом", забулдыгой, чемпионом бильярдной игры. Чемпион этот говорит: "Жуткое дело, дядя Дормидонт, сколько я у тебя дарового хлеба перевел". А тот - с улыбочкой: "Кушайте на здоровье, милости просим". - "Хороша милость! Да ты этак проживешься". - "Ну, как же можно; у меня есть надея не прожить, а нажить". - "На даровом-то хлебе?" - "Помилуйте, да этот хлеб для меня - верная коммерция". - "Что-то не пойму!" - "А вот извольте послушать. Позапрошлым летом подкатывает к моему крыльцу пролетка с лаковыми крыльями, надутых шинах. Выходит из пролетки видный собой барин. Я, конечно, встречаю его с поклонами. "А, Дормидонт, ты все такой же". "Так точно!" А сам не узнаю его - что за барин? "Получай, старик, мой должок!" И подает мне сотенную: "Это тебе за то, что за пять лет ни разу с меня денег за хлеб не взял". - "Помилуйте! А сколько сдачи прикажете?" "А сдачу твоим детишкам на молочишко". А детишки мои, хе-хе, один скобяным товаром торгует на Сенной, а другой околоточным служит".

- Ну, знаете, это похоже на выдумку, - не утерпел Гриша.

- Я выдумал?

- Нет, Дормидонт.

- А ему для чего выдумывать?

- Для того, чтобы намекнуть нахлебнику: вот, мол, как поступают благородные люди.

- Ну, если случай со сторублевкой и похож на басню торгового человека, то по пятерке, по десятке бывшие студенты ему несомненно приносят. Иные - сразу после государственных экзаменов. Иные - после. Редко кто забывает. Мне рассказывали, что не так давно зашел к Дормидонту земский врач из провинции, человек не очень-то богатый. Дает Дормидонту десятку, а тот, по своей манере некается, не сразу берет. Лекарь под конец рассердился: "Я, сударь, привык свои долги платить и ради вас этому правилу порядочных людей изменять не намерен!" И ушел, хлопнув дверью. А десятка осталась у Дормидонта. Так-то.

Обед окончился. Подошел малый в белой рубахе, смахнул грязной салфеткой крошки со стола и проговорил вполголоса:

- Все верно.

- Что верно?

- Дормидонт Васильич в своем деле не прогадает.

- Ну, вот видите, друг милый, - засмеялся Барятин, глядя на Шумова, вот вам авторитетный голос лица осведомленного. Благодетелей в наше время не бывает. Дормидонты свое возьмут.

Студенты кончили обедать и вышли из кухмистерской.

У ворот дома стоял дворник - богатырь, в белом фартуке с медной бляхой, с золотистой бородой во всю грудь.

- Украсил господь! - похвалил его Барятин. - Такую бородищу впору купцу первой гильдии.

- Старовер, должно быть. Уж я-то на них с детства нагляделся, сказал Шумов.

- Сейчас проверим, - сразу же решил Барятин и подошел к дворнику: Старообрядец?

- Никак нет.

- Врешь!

Дворник осторожно вгляделся в студентов:

- Могу паспорт предъявить. Православный! - И он усмехнулся, показывая, что шутку понимать может.

- Эх, жаль, что мы с вами об заклад не побились, я б выиграл! захохотал Барятин.

После этого он еще не раз удивлял Гришу подобными же выходками.

Увидит, например, в окне первого этажа праздного, задумчиво ковыряющего в носу жителя и вдруг остановится, свирепо грозя пальцем и всячески показывая, чтобы тот немедленно прекратил свое предосудительное занятие. Житель оторопело оставлял свой нос в покое, некоторое время с изумлением глядел на студента, а потом начинал яростно грозить кулаком.

Пересмеивающимся на улице модисткам Барятин бросал мимоходом:

- А вы всё радуетесь?

- Ну что ж! - задорно кричали девицы, смеясь еще громче; они вовсе были не прочь перекинуться острым словом с пригожим студентом.

- Сказано: "Девы, спешите счастье найти", а вы что делаете? Провороните счастье!

Поравнявшись с дородной женщиной и сразу догадавшись по малиновым ее щекам, что она только что из бани, он кричал:

- С легким паром, тетенька!

Такое мальчишеское, безудержно и беспричинно жизнерадостное поведение иногда казалось Шумову просто глуповатым.

Тем не менее Барятин нравился ему все больше.

Выходки его, в сущности безобидные, никому не мешали, а товарищем он, видимо, был хорошим.

Гриша скоро в этом убедился.

Прошло недели две, и он открыл, что лучше всего заниматься "распространением передовой студенческой прессы" на вокзалах. Там люди торопливые и деловитые: покупая к отходу поезда журнал, внимательно смотрят на обложку, где обозначена цена, и, чтобы не возиться со сдачей, предпочитают платить ровно пятнадцать копеек, причем больше почтовыми марками, на обороте которых значилось: "Имеет хождение наряду со звонкой монетой". Это было новшество военных лет.

После вокзалов Гриша заходил иногда в магазины.

Однажды в Гостином дворе он заметил Ирину Сурмонину. Она стояла у прилавка и рассматривала лежавший у ней на ладони крохотный фигурный флакончик. Галантный, весь разутюженный приказчик, почтительно склонившись, убеждал ее в чем-то.

Гриша прошел мимо, понадеявшись, что она его не заметит.

Но она заметила:

- Вот, значит, чем вы занимаетесь, Григорий Шумов!

- Да, вот, значит, чем я занимаюсь.

- Что же вы мне не предложите журнал?

- Пожалуйста.

Сурмонина взяла "Наш путь", глядя не на журнал, а на Шумова:

- Вы всегда такой сердитый?

- Я разный. Смотря по обстоятельствам. А сейчас спешу. Будьте здоровы.

Он пошел к выходу из Гостиного двора. Но - уже на Невском - его догнала Сурмонина и, запыхавшись, сказала:

- Ну и шаги у вас! Или вы от меня убегали?

- Просто спешу. Я как будто вам уже говорил об этом.

- Как будто. Но все-таки, может быть, вы перемените гнев на милость и заглянете ко мне когда-нибудь? Если хотите, Киллера, который вам как будто не понравился, я на этот раз не приглашу.

- Некогда мне, - хмуро ответил Шумов. - Вот и сейчас: мне еще на лекции надо попасть.

- А вечером?

- И вечером.

- Ну, как угодно, - рассердилась наконец Сурмонина и ушла.