Александр Шубин - Мир на краю бездны

• Название: Мир на краю бездны
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: История

Книга историка А. В. Шубина посвящена драматической эпохе 30-х и начала 40-х годов — эпохе, начавшейся Великой депрессией и закончившейся Второй мировой войной. Данное исследование рассказывает о социальных процессах и деятелях, влиявших на развитие цивилизации, о причинах трагедий 1933, 1939, 1941 годов, о трагических случайностях и упущенных возможностях, о спорах, которые мы до сих пор ведем о том времени, пытаясь ответить на два основных вопроса: что было подчинено жесткой логике событий в те годы, а что зависело от выбора людей?

---

К этому времени даже левое крыло фашистов осознало, что фашизм — полная противоположным популярным в то время идеям синдикализма. Разъясняя различия синдикально-корпоративного варианта демократии и корпоративной диктатуры Муссолини, современный исследователь пишет: «Это государство строилось не снизу, а сверху вниз. Не профсоюзы создавали государственную власть, как это предусматривалось в синдикальной идее, а наоборот. Власть осуществлялась в конечном счете верхушкой фашистской иерархии. Именно этой верхушкой, а не корпоративным принципом, формально демократическим, определялся стиль итальянской государственности»[183]

Все итальянцы должны были поддерживать идеологию фашизма, хотя бы на словах. Противники режима отправлялись в тюрьмы. В то же время Муссолини, в отличие от Гитлера и Сталина, удалось обойтись без массового террора. До Второй мировой войны было казнено лишь несколько политических заключенных.

Зарплата часто снижалась, но забастовки были запрещены, и участие в них каралось. В то же время безработица почти исчезла. Было создано общество «Дополаворо» («после работы»), которое занималось организацией досуга трудящихся. Их в организованном порядке водили в театры, для них устраивали массовые увеселения.

Успехи в укреплении диктатуры и в борьбе с рабочим движением не обеспечило итальянской экономике процветания. Муссолини стал сомневаться в правильности своего выбора в пользу либеральной экономической политики. Уже в «Хартии труда» он закрепил формальное право корпораций заниматься координацией производственной деятельности. После начала мирового экономического кризиса вмешательство государства в экономику пошло быстрее. Отчасти оно осуществлялось через придание корпорациям (точнее — их бюрократии) регулирующих функций под контролем правительства. В 1930 г. Национальный совет корпораций получил право издавать обязательные постановления по регулированию отношений между отраслями. 5 февраля 1934 г. Муссолини сделал сами корпорации структурой экономического регулирования. Только с 1936 г., уже по следам опыта США и Германии, корпоративная структура получила всю полноту прав и стала устанавливать цены, тарифы, нормы производства, зарплату. Любопытно, что автор корпоративной доктрины перешел к государственному регулированию почти одновременно с Рузвельтом и Гитлером, которые пришли к власти гораздо позднее, чем дуче.

Помимо создания огосударствленных корпораций правительство приступило к прямому руководству частью промышленности, создавая для этого, как и Рузвельт, специальные административные структуры. «Одним из первых был Институт промышленной реконструкции (ИРИ), созданный в 1933 г. Через него государство широкого финансировало машиностроительные и металлургические предприятия, что спасло многие из них от банкротства»[184]. В руки ИРИ перешло несколько крупных банков и компаний. Стала проводиться политика «автаркии» — сокращение импорта за счет внедрения заменителей импортных материалов, переориентации производства на собственное, пусть менее качественное сырье, стимулирование потребления национальных товаров и уменьшение потребления импортных.

Это помогло Италии на время преодолеть кризис. Но более глубокие проблемы страны Муссолини рассчитывал решить с помощью внешних завоеваний. Был принят закон «о военизации нации», который, наряду с военной подготовкой населения, предполагал его полувоенную организацию. Рабочие и крестьяне были прикреплены к рабочим местам, государство стало регулировать цены и зарплаты. Так были заложены основы фашистской модели государственно-индустриального общества, которые в те же годы получат развитие в Германии. Фашистская система словно расположилась посредине между американской и советской. Экономически она была ближе к американской: корпоративное регулирование рыночных отношений по отраслям при сохранении частной собственности. Политически фашизм сближается с СССР тоталитарным режимом — стремлением правящего центра к тотальному контролю над обществом, к подавлению любых оппозиционных и даже автономных структур. Но в Италии был создан относительно мягкий вариант тоталитаризма — на грани обычных авторитарных режимов. Муссолини оказался в большей степени теоретиком тоталитаризма, чем практиком. Для сплочения нации в единый кулак ему не хватало расового мифа. Мифы были «сильной стороной» Гитлера.

Поход на Берлин

Стартовые условия для нового похода на Берлин у Гитлера были не блестящими. Пока он сидел, его соратники Иоахим Розенберг и лейтенант Грегор Штрассер, увлекавшийся социальной критикой капитализма не меньше, чем национальной тематикой, создали Народное движение и в 1924 г. заняли 32 места в парламенте. Они шли проторенным путем Муссолини. Депутатское кресло могло превратить Штрассера в лидера возрождавшейся нацистской партии. Но не таков был Гитлер, чтобы отдавать позицию вождя. Он взял дело воссоздания организации в Баварии в свои руки, не пригласив Штрассера на первое собрание. Поняв, что движение может расколоться, Штрассер не решился соперничать с прирожденным оратором и волевым организатором Гитлером. Дело кончилось разделом сфер влияния. Штрассер удовлетворился руководством организациями на севере Германии, включая Берлин. Гитлер, оставаясь главой партии, сохранял сильные позиции пока лишь на юге. Штрассер олицетворял левое, склонное к социалистическим лозунгам крыло партии (как Рокка в фашистском движении), а Гитлер — правое (как Муссолини). Для Гитлера классовые лозунги были лишь прикрытием мечты о национальной элите, которая правит миром.

В 1925–1926 гг. между двумя лидерами разгорелся открытый конфликт. Штрассер, как представитель партии в парламенте, поддержал инициативу социал-демократов и коммунистов о конфискации княжеских угодий. Для Гитлера это был тройной удар: Штрассер принимал решения самостоятельно, явно претендуя на лидерство; партия таким образом выстроилась в хвост левым, становясь их националистическим флангом, «антиимпериалистическим движением», а Гитлер лишался надежд получить от финансовых тузов финансирование под создание мощного «заслона от коммунистов». 22 ноября 1925 г. Штрассер собрал конференцию в Ганновере и потребовал пересмотреть «устаревшую» программу 1920 г. и добавить требования конфискации не только помещичьих угодий, но и крупной промышленности. Собравшиеся в Ганновере северяне хотели также заимствовать у Муссолини идею корпораций. Фюрер решил дать решительный бой зарвавшемуся левому крылу партии. 14 февраля 1926 г. в Бамберге, на юге Германии, Гитлер собрал общегерманскую конференцию так, чтобы с севера смогли приехать немногие. Штрассер и его сторонник Геббельс попались на эту удочку и явились почти в одиночестве. Гитлер устроил им унижающую выволочку за левацкую «самодеятельность». Геббельс записал в дневнике: «Гитлер говорил два часа. Чувствую себя так, словно меня избили. Что за человек этот Гитлер? Реакционер? Крайне несуразен и непостоянен. Совершенно не прав в русском вопросе. Италия и Англия — наши естественные союзники! Ужас!.. Мы должны уничтожить Россию!.. Проблемы собственности дворянской знати нельзя даже касаться! Ну и ну, не нахожу слов»[185].

Партия прекратила свой недолгий дрейф в сторону социализма, чего Штрассер и Геббельс еще не поняли. Геббельс писал: «Долгая беседа со Штрассером. Итог: не надо завидовать пирровой победе мюнхенской группы. Будем продолжать борьбу за социализм»[186]. Гитлер решил перетянуть идеолога левого движения Геббельса на свою сторону. Фюрер оказал ему «королевский прием», уговаривал много часов, доказывая, что после прихода к власти можно делать что угодно, а пока — скрывать свои истинные взгляды. Геббельс держался не долго. Фюрер казался мудрее Штрассера. Но он оказался честнее в отношениях с миром, чем с наивными соратниками. Придя к власти, Гитлер не станет «левее».

В 1927 г. Гитлер познакомился с Э. Кирдорфом, руководителем концерна «Бергверкс АГ». Кирдорф даже вступил в НСДАП. Отношения складывались неровно. Он то рекламировал Гитлера в кругах финансово-промышленных олигархов, то выходил из партии. «Кирдорф своим выходом из НСДАП хотел содействовать оттеснению в ней на задний план подозрительных ему своей „революционностью“ элементов»[187]. Этот способ регулирования курса партии себя оправдал. Гитлер заверял финансировавших его предпринимателей, что его экономическая политика будет определяться специалистами, т. е. предпринимателями.

Растущее влияние крупного капитала на политику Гитлера вызвало полемику среди историков-марксистов по поводу классового содержания нацизма. С одной стороны, массы нацистов относились к мещанству, так называемой мелкой буржуазии. Однако Коминтерн довольно быстро определил фашизм как диктатуру буржуазии, и это определило мнение советских специалистов. «Без финансового капитала фашизм не обрел бы своей природы, политической сущности и содержания… Не имеет значения то обстоятельство, что фашизм начинается как бунт средних слоев, мелкой буржуазии против чудовищного движения социального кризиса, безработицы, инфляции, непомерный налогов и т. п., не имеет значения и то, что многочисленная масса вступает в фашистское движение вовсе не для того, чтобы служить финансовому капиталу, выполнять роль его агента и охранника»[188]. Удивительна способность марксистских авторов прозорливо отделять то, что «не имеет значение», от того, что изобличает политическое движение в качестве «агента и охранника». Но, поскольку убедительные аргументы в таких случаях приводятся не часто, между марксистами нет согласия. К. Брахер, живущий в Германии, был в меньшей степени связан указаниями Коминтерна, и настаивал на мелкобуржуазном характере нацизма. Возражая германскому марксисту, Л. И. Гинцбург писал: «Но даже тем из них, кто настроен безусловно антифашистски, как, например, К. Брахер, перу которого принадлежат наиболее значительные труды на данную тему, чужд подлинно научный подход к вопросу о классовом содержании фашизма. Это видно уже из признания Брахером установления гитлеровской диктатуры — революцией; фашизм он рассматривает как мелкобуржуазное по своей социальной природе явление. Опровергая эту излюбленную буржуазной и реформисткой историографией версию, автор диссертации показывает, что мелкая буржуазия была социальной базой фашизма, но она никогда не была и не могла быть силой, направлявшей его»[189]. Но и подход советских марксистов в этом смысле не вполне научен. Перечисляя финансировавших Гитлера олигархов и показывая, как тот уступает их требованиям, советские авторы записали Гитлера в представителя интересов именно буржуазии. Между тем как в ситуации с давлением средних слоев, так и в случае с давлением крупной буржуазии нацистская элита оказывается объектом давления этих сил, а не представителем их интересов. Социальная сущность нацизма не может сводиться к одной из сил, оказывавших на него влияние. Это — что-то третье. Что? Вернемся к этому вопросу, рассматривая реальную политику нацизма.