Александр Шубин - Мир на краю бездны

• Название: Мир на краю бездны
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: История

Книга историка А. В. Шубина посвящена драматической эпохе 30-х и начала 40-х годов — эпохе, начавшейся Великой депрессией и закончившейся Второй мировой войной. Данное исследование рассказывает о социальных процессах и деятелях, влиявших на развитие цивилизации, о причинах трагедий 1933, 1939, 1941 годов, о трагических случайностях и упущенных возможностях, о спорах, которые мы до сих пор ведем о том времени, пытаясь ответить на два основных вопроса: что было подчинено жесткой логике событий в те годы, а что зависело от выбора людей?

---

Сталин использовал факт беседы с Криппсом двояко. С одной стороны, англичанам дали понять, что с ними не ссорятся (мало ли, как обернется ситуация в будущем), но и против Германии вместе играть не собираются. А 13 июля сильно отредактированная информация о беседе с Криппсом была официально направлена в Берлин для сведения. Этот текст, который В. К. Волков считает самостоятельным документом[829], должен был показать Гитлеру: СССР не собирается заигрывать с Великобританией, которая активно поддерживает его претензии на Балканах. Но за это СССР желал бы понимания его целей со стороны Германии. Советскому Союзу нужны гарантии, что война не приблизится к его границам, скажем, через Черное море.

Гитлер понимал, что Сталин пока не является союзником Черчилля. Но пока у Черчилля есть надежда заручиться поддержкой Сталина, Британия не пойдет на мировую. И штурмовать британские острова нельзя, потому что неизвестно, как будет действовать Сталин, если все силы Германии будут сосредоточены на Западе.

Б. В. Соколов считает, что «Сталин мог к концу июня 1940 г. выставить против Гитлера 84 стрелковых и 13 кавалерийских и мотоковалерийских дивизий, подкрепленных 17 танковыми бригадами»[830]. И это — против 12 дивизий, оставшихся на востоке, когда основные силы вермахта начали решающее сражение на западе. 6 мая 1940 г. Сталин сказал своим землякам в узком кругу: «Воевать мы будем с Германией! Англия и Америка будут нашими союзниками»[831]. Возможно, пересказывая беседу со Сталиным много лет спустя, участник встречи исказил слова под влиянием последующих событий. Сталин мог говорить об Англии и Франции. Но в любом случае нельзя исключать, что Сталин рассчитывал вмешаться в войну в случае благоприятной обстановки. Демобилизация части военнослужащих после Зимней войны была отложена с 1 мая до 1 июля 1940 г. С подготовкой нового «освободительного похода» в Польшу Б. В. Соколов связывает и расстрел весной 1940 г. польских военнопленных, которые не стали активно сотрудничать с СССР. В «новой» Польше они были не нужны. Кто согласился сотрудничать — будет участвовать в формировании нового Войска польского и затем займет видные места в жизни «новой» Польши.

Однако, известно, что в мае 1940 г. «оперативного плана войны не было»[832], что неудивительно — обстановка кардинально переменилась, и старые задачи, стоявшие перед РККА на западном театре военных действий потеряли смысл. Так что весной 1940 г. удар по Германии мог быть только чистой импровизацией. Если бы ситуация сложилась благоприятно, это не остановило бы Сталина. Но разгром союзников исключил возможность вторжения в Германию на основе «импровизации».

Прогноз Сталина по поводу того, что СССР будет воевать с Германией, еще не означает, что речь шла о ближайшем времени. Сталин собирался действовать по обстановке, и обстановка сложилась не в пользу удара в тыл Гитлеру.

Между тем, рассуждая о возможности штурма Британских островов, Гитлер 31 июля 1940 г. впервые с 1939 г. заговорил о предстоящем нападении на СССР уже в 1941 г. «Он заявил, что охотнее всего начал бы наступление на Россию уже в этом году. Но этого нельзя делать, так как военные действия захватят и зиму, а пауза опасна; операция имеет смысл, только если мы разгромим Россию одним ударом»[833]. Так возник самоубийственный замысел — разгромить СССР за один сезон. Это решение в силу его невероятности имело катастрофические последствия для СССР в начале Великой Отечественной войны и для Германии уже начиная с зимы 1941 г. А в июле 1940 г., за год до столкновения, началась разработка плана возможной кампании против СССР. При этом Гитлер считал, что «хотя Москва и не в восторге от огромных немецких успехов, она сама по себе не будет стремиться воевать против Германии»[834]. В это время еще не возникло серьезных трений между СССР и Германией на Балканах. Тема СССР возникла не в связи с Балканами, а из-за опасений удара в тыл при штурме Британских островов, о котором Гитлеру пришлось всерьез задуматься в июле.

Но еще в сентябре 1940 г. Гитлер обдумывал возможность решить «русскую проблему» без войны, просто установив контроль над Турцией. Если проливы будут в руках Германии, СССР, опасаясь вторжения через Черное море, станет сговорчивее. Но этого недостаточно: «Нужно побудить Россию искать выходы к океану, активно действуя в направлении Иран-Индия». При этом «подготовка возможной операции на востоке должна продолжаться»[835].

Итак, Гитлер готовился ударить по СССР, если Сталин не направит своих солдат в указанном Гитлером направлении. Пока этот выбор не состоялся, Гитлер был готов создавать у Сталина впечатление, что при разделе мира с СССР будут считаться. Новые отношения с СССР требовали изменения формы Антикоминтерновского пакта — он не мог далее быть Антикоминтерновским. 27 сентября между Германией, Италией и Японией был заключен Тройственный пакт. Новое название позволяло принять в компанию и Советский Союз. Но пока отношение Советского Союза к пакту было сдержанным, ибо он предусматривал раздел мира на сферы влияния с неясными границами. В Москве опасались, не «задевают» ли эти сферы территорию СССР.

В ноябре к пакту присоединились Венгрия и Румыния. 16 октября Германия пригласила в Тройственный пакт Болгарию, но царь Борис предложил отложить это решение, стремясь пока сохранять нейтралитет. Таким образом, Германия все прочнее закреплялась на Балканах, прикрывая свою румынскую нефтяную базу от возможного нападения англичан.

А при чем тут СССР? Г. Городецкий уверен: «Как только Россия была бы отрезана от Центральной и Юго-Восточной Европы, она стала бы для немцев легкой жертвой»[836]. Почему? Г. Городецкий не дает ответа. А ведь СССР и в 1939 г., и в 1941 г. был отрезан от восточноевропейских соседей, но легкой добычей для Гитлера не стал. Интерес СССР к Балканам был не настолько судьбоносным и заключался в трех конкретных задачах: вернуть Бессарабию (сделано), создать выгодную позицию на случай войны с Германией (выполнено частично) и обеспечить южный фланг от вторжения противника на Черное море. Эту проблему Молотов должен был обсудить с немцами, пока они друзья. Стремление советских лидеров к переговорам как нельзя лучше совпадало с планами Гитлера подчинить Сталина своему влиянию мирным путем. Как и в отношениях Чемберлена с Гитлером главной ставкой советско-германских отношений были не судьбы восточноевропейских стран, а мировая гегемония. Кто будет решать, в каком направлении можно развивать экспансию, а в каком — нет? Вот в чем вопрос.

Гитлер делит мир

13 октября Риббентроп направил Сталину письмо, где предложил организовать новую встречу в верхах. Если Сталин не сможет приехать в Берлин сам, то не пора ли Молотову ответить на визиты Риббентропа в Москву?

12 ноября Молотов беседовал в Берлине с Риббентропом, который убеждал его, что «никакая сила на земле не в состоянии предотвратить падение Британской империи»[837]. Англичане «определенно попросят мира в будущем году»[838]. Это было важно — немцы намерены заниматься осадой Британии еще несколько месяцев. Следовательно, весной можно ожидать либо высадки на острове, либо англо-германского примирения. Разумеется, оба варианта могут означать резкий рост угрозы Советскому Союзу. А пока нацистам было важно убедить коммунистов порвать с англичанами, которые вообще партнеры ненадежные: «С чисто английским цинизмом они предательски покинули своих друзей…, англичане не только недобросовестные политики, но еще и плохие солдаты»[839].

Опасность столкновения на линии восток — запад прекрасно осознавалась и в Берлине, и в Москве. Но, оказывается, у германского руководства есть рецепт против угрозы конфликта между СССР и государствами Тройственного союза: «будет мудрее всего, если они, стремясь к расширению своего жизненного пространства, обратятся к югу»[840]. Японцы начнут «осваивать» Тихий океан и остатки Британской империи в его бассейне, Германия и Италия займутся Африкой. Риббетропа интересует, «не повернет ли в будущем на юг и Россия для получения естественного выхода в открытое море, который так важен для России»[841]? Молотов поинтересовался, о каком море говорит Риббентроп. Речь шла о Персидском заливе. Впрочем, в этой части Азии Германия не заинтересована. Берите, что хотите. Хоть все британские владения и зависимые от Запада государства.

Что, и Турцию можно? Для Молотова принципиально важным был вопрос не о бескрайних просторах Южной Азии, а о проливах, которые вели к южным границам СССР — черноморскому побережью. Но тут немцы не были так щедры даже за чужой счет. Риббентроп считал, что теперь, когда Турция фактически отказалась от союза с Великобританией, ее можно привлечь к союзу победителей. Но СССР не устраивало, что по заключенной в 1936 г. в Монтре конвенции советский флот не имел права проходить в средиземноморье, если он участвовал в военном конфликте. В то же время СССР опасался, что случись Турции вступить в антисоветскую коалицию, она пропустит враждебный флот в Черное море. Поэтому Молотов заговорил о необходимости строительства в проливах советских военных баз, которые могли бы гарантировать контроль над проходом судов в Черное море. Опыт Прибалтики доказывал: где появляются советские военные базы, там потом происходит советизация. Риббентроп соглашался, что конвенция в Монтре устарела, и СССР должен получить дополнительные права для прохода своих военных кораблей. Но «сдавать» Турцию Германия не желала, также претендуя, наряду с Италией, на право провода кораблей через проливы.