Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

• Название: Эта гиблая жизнь
• Автор: Коллектив Авторов
• Жанр: Современная проза

Новый сборник серии «Россия молодая», объединяющий рассказы, повести и очерки современных российских писателей, очень целен в своем идейном посыле Он раскрывает перед читателем, честно, жестко и откровенно, лик современной российской действительности, ту жизнь, которая выпала с началом перестройки трудовому люду России. Жизнь этазачастую беспросветна и тяжела, она гнетет и давит, в ней лишь выживают с трудом, забыв о счастье и покое.

---

Вот вам убийцы и грабители! Нас самих ограбили да чуть не убили. В Баку как все завертелось, перебивались мы кое-как, думали, образуется все: там же могилка сына, как бросишь? Да и к кому ехать? А отношение уже было – лишний раз на улицу не высунешься! И соседи, главное, не то что помочь, а как с цепи сорвались. Однажды ночью спим с мужем на балконе, жарко. Вдруг слышим страшный крик. Петр Семенович, еще один русский у нас на пятом этаже жил, старик, ногу на производстве оторвало: «Ироды окаянные, чё делаете, ироды?!» Потом: а-а!!! И шмяк!.. Мимо балкона что-то пролетело и об асфальт. Я вскочила, вниз смотрю: на асфальте что-то лежит, а с балкона Петра Семеновича (он один жил) три головы свесились, тоже смотрят. Кинулась к телефону, в милицию звоню. Они по-русски говорить отказываются. Я по-азербайджански давно выучилась, но не чистый, конечно, разговор. А со мной все равно говорить не стали. Только утром приехала милиция. Ей соседи сообщают, старик, мол, из ума выжил, сам и выбросился. Дверь не вскрыта, никто, мол, к нему не входил. Я вышла и объясняю, что так и так: и кричал, и головы с балкона свешивались, и из подъезда потом никто не выбегал и по подъезду не топали, стало быть, свои, соседи, и скинули, своим и открыл. Как на меня накинулись: «Клеветники, сколько лет нашу кровь пили, теперь вот гадости говорите!» А квартиру убитого вскоре заняли соседи, у которых все документы на нее оказались доверительные.

Чего бы Петр Семенович стал им квартиру свою отдавать? У него племянники в Рязани жили, собирались его забирать, да не успели. Ужас нас обуял, что и с нами чего-нибудь такое же сотворят! Мы, правда, на втором этаже, не расшибемся, но что-нибудь все равно сделают. Муж, когда уходил, наказывал даже соседям не открывать. Как-то звонят, смотрю в глазок, там Фатима, соседка, в руках два шашлыка держит. Спрашиваю, чего нужно. Отвечает, что шашлыки в благодарность принесла. Я ей уколы накануне делала, прописали, я три недели и колола. Открыла. Она заходит, а дверь прикрывает только. Говорю, мол, чего дверь не закрываешь? А она: на минуту, мол, пойду к себе сейчас. Вдруг дверь распахивается, и ее муж с братом ее врываются. У одного нож в руке... А у меня крестик на цепочке и кольцо обручальное. Цепочку сорвали, руку крутят, кольцо стаскивают. Оно не снимается. Они грозят – палец отрежем. Затащили в ванную, намылили руку, стянули кольцо, чуть не оторвали палец. А Фатима говорит: «Давай запонки золотые, которые сыну покупала. Они у тебя, я знаю». Бог ты мой!.. Как сын в армии был, мы ему запонки купили на возвращение, на свадьбу. Похвастала я тогда перед соседкой. Сколько лет прошло, а она, оказывается, помнит. Хранила я их как память. «Нету, – говорю, – продали давно». Так перерыли все, в банке с мукой и нашли. Муку на пол высыпали, а там и запонки... Мало того – еще требуют переписать на них квартиру. А это же верная смерть! Как только они этой бумагой завладеют – сразу и убьют! Я им, что без мужа недействительно будет, муж – квартиросъемщик. Они по-своему между собой совещаются, что надо мужа подождать, потом все и обделать. А пока следить, чтобы я никуда не делась. Ушли... Кинулась я звонить подружке из больницы. Она у базара жила, а мой муж на базаре и промышлял: кому подметет, кому поднесет, кому починит. Попросила, чтобы позвонил он мне, а домой не шел. Сама стала сумки собирать. Документы, фотографии, одежду кое-какую, хорошую обменяли давно на продукты. И еще серебро было дареное, о нем не знал никто, на балконе хранили, вот и уцелело.

Звонит муж от той подружки, велю ему у нее оставаться. Ее попросила к моему дому с обратной стороны подойти, не со стороны подъезда. Спустила на простынях свои сумки, она их взяла, унесла. А я налегке из квартиры выхожу. Фатима, видимо, у глазка дежурила: дверь тоже открывает, проход мне загораживает, не пропускает. Я ей говорю, что позвали ребенку уколы делать, в одном платьишке иду, ни документов, ни денег, куда я такая убегу? А, если что с ребенком тем случится, тебе, мол, от его родных не поздоровится. Обыскала меня, даже трусы ощупала, отпустила. Переночевали мы с мужем у подружки, на другой день – на поезд. Отдали проводнику ложки – вилки наши, поехали. Тридцать лет отработали вдвоем, а все нажитое – две сумки, да и те не отстояли. Такие вот мы кровопийцы! Да, знаете, вам скажу, – Татьяна Ермолаевна хитро улыбается, словно вспоминая о чем-то хорошем, переходит на шепот. – Фатиму-то я здесь в Москве встретила. Встретила и посчиталась с ней немножко...

Ходила я, работу искала: в магазинах, палатках спрашивала, не нужно ли помыть, подмести... И вот в магазине одном продавщица, немолодая уже, говорит, чтобы я здесь не искала работы: хозяйка злая, за все штрафует, кричит, обзывается. Отработаешь, а на кусок хлеба даже не получишь. Разговорились... Оказывается, хозяйка эта тоже из Баку, Рузана, беженка. Квартиру получила по статусу своему, подъемные. Да, видимо, хорошо их поднимают, этих беженцев: и магазин купила, и дачу, и машину. И вся родня ее в Москве так же хорошо устроена. Они, получается, все поднятые за какие-то заслуги да наши деньги, а мы все опущенные неизвестно за что, на своей земле живучи. Да вдруг встрепенулась, мол, говорить больше нельзя, хозяйка приехала... Смотрю, а это – Фатима собственной персоной. Важная такая. Я ей: «Здорово, Фатима!» Она аж подскочила, с лица спала поначалу. А потом мне: «Я вас не знаю, никакая я не Фатима». Вон оно как!.. Азербайджанка из Баку – беженка в Москве. От кого бежала? Не от нас ли с мужем? Ограбили, так и знай, квартиру нашу прибрали, а оказалась беженка Рузана. Чудеса! В кабинете своем она скрылась. Я вышла, спряталась и жду, когда она опять появится. Смотрю, брат ее на машине подъехал. Вызвала, видимо, не знала, как ей быть. Ушла я... Потом у продавщицы этой поболее выведала. Мол, армянкой из Баку представляется. Ну и являюсь к ней в кабинет. «Что, – спрашиваю, – в христианство обратилась, в Рузану крестилась?» Она мне нагло так: «Ничего не докажешь, у меня все документы справленные. Кто тебе поверит, оборванка? И мужа, и тебя приходили, искали. Так что, если вы объявитесь, – вас сразу в тюрьму. Я в Москве больше прав имею, чем ты». Вот так! Верно, – говорю, – да и ушла... О чем с ней разговаривать? Рассказала я у себя на свалке об этом. А там много таких, как мы, горе мыкают: кто из Казахстана, кто из Армении, кто из Грузии. Запаслись мы бензином (каюсь, из бензобаков в машинах ночью сливали), пошли к тому магазину да и подпалили его... Моя собеседница смеется. Дочиста сгорел! Потом, говорят, даже по телевизору об этом говорили. Догадалась, конечно, Фатима, чьими это руками. А что она сделает? Ей совсем не нужно, чтобыдокопались, ктодазачто... Да здесь и убить меня не такая пара пустяков, как в Баку.

Зазвонил телефон, я пошла разговаривать, а когда вернулась, моя гостья уже стояла одетая в коридоре. Вся посуда была вымыта...

– Посидите еще, куда вы торопитесь?

– Все, спасибо! Пора и честь знать. И так много у вас времени отняла.

– Да посидите!

– Нет, муж больной лежит... Надо и покормить, и обогреть. Сама и в сыте и в тепле, а он в холоде да голоде там. У нас сейчас с ним на двоих огромный дом. Как баре живем! Нашли заброшенный дом, все накрепко заколочено. А нам парни, что под землей лазят...

– Диггеры?

– Не знаю, может, и дригеры, но только ход указали. Тайком лазим... И хорошо! Другие не знают, а то бы понабились, опять шум да драки, опять милиция бы нас выперла. А так одни мы. Выложили костровище кирпичом, обогреваемся...

Я собрала со стола гостинцы, взяла солонку, положила все в пакет и подала своей гостье.

– Спасибо, не нужно! Хотя нет, пожалуй, возьму... Побалую больного. А солонку поставлю к нам на ящик – вот и будто мы дома, и солонка наша на столе. Спаси вас, Господи! Это мне вас Бог послал. Я третьего дня в церкви была, свечку сынку ставила, с батюшкой разговаривала. Он мне: «За грехи наши и наказание нам». Да не столько у меня грехов, чтобы так страдать! Посты, конечно, не соблюдала. Зато сейчас вот одни посты, все время пост да голодание. Говорят, голодом лечат... Не верю я! Мы вон с мужем последние годы все голодом да полуголодом, а оба больнющие, хворь за хворью. Бывает, и оскоромишься объедочком мясным, да не часто. Голод не тетка, выбирать не приходится: рыбку бы выбросили, ну и рыбкой попиталась бы и пост бы соблюдала. А так, что найдешь, то и съешь, хоть пост, хоть не пост. Молитвенник мне батюшка дал. Читала молитвы все три дня. И вот вас у мусорки встретила. А где мне еще хорошего человека встретить? Я все у мусорки да на мусорке! Но Бог повсюду своих посланцев имеет... Вы не смейтесь! Вы и сами не знаете, что мне вас Бог послал. Нам и знать не велено, как нами Господь распорядится. И вы не бойтесь, никогда я вас ничем не побеспокою! И вы меня не выручайте больше, если увидите, ни хлебушком, ни рубликом. А то обленюсь я, обнадеюсь, что можно что-то без труда получить. Нам лениться да поблажек себе давать никак нельзя! Только на себя и надежда. Будьте здоровы! Спаси Бог, что мной не побрезговали, по-человечески обошлись, – Татьяна Ермолаевна кланяется и уходит.