Александр Трапезников - Похождения проклятых

• Название: Похождения проклятых
• Автор: Александр Трапезников
• Жанр: Современная проза

---

— Уже решен, — ответила за Алексея Маша. Каждому из нас она протянула по тысяче рублей. А из пакета вытащила бутерброды с семгой и бужениной.

— Откель дровишки? — поинтересовался я.

— Места надо знать, — ответила Маша. — Просто я поехала в одну бульварную газетку — я туда иногда пописывала, знаю главного редактора. Им всегда нужны жареные факты, а лучше всего сплетни, с душком. Бот и накатала за десять минут материальчик о рухнувшем доме на Байкальской улице. Как свидетель, очевидец и несчастная супруга одного из погибших жильцов, злостного неплательщика, Александра Анатольевича Тризникова. Который постоянно забывал выключить на кухне газовые комфорки. И вообще был невменяемый, с большим улетом. Вот и улетел, Царствие ему Небесное. Материал оказался столь хорош, что главный редактор сразу же выдал мне сто долларов.

— Бесстыжие твои зенки, — только и оставалось мне ответить. Что ты еще обо мне накатала? Признавайся.

— Завтра в Бульварном кольце прочитаешь. Ты жуй, жуй тщательнее, а то семга застрянет.

Алексей, может быть, чтобы утешить меня, или из-за особого доверия, протянул мне завернутый в холщевую тряпицу крест.

— Сам положишь его в сейфовую ячейку, — сказал он. — Я в этих делах туго. Выбери только банк поправославнее, не Авена с Фридманом.

— Где ты видел христианских ростовщиков? — отозвался я. — Уж какой найдется. Думаю, что православные банкиры-то еще гаже, а уж подлее во сто крат. Те хоть из общей своей вековой идеи обирают, из инстинкта, что ли, а у этих иудство чистое. Вот уж кто подлинные ветхозаветные евреи — так это нынешние разжиревшие русские. Тут вообще некий парадокс происходит. Смена мест и позиций.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Алексей. — У митрополита Антония Храповицкого я как-то вычитал верную мысль. Задай вопрос простому крестьянину, пишет он, почему ты бранишь евреев, ведь и Богородица и все апостолы были евреями? И что тот ответит? Неправда, скажет, они жили тогда, когда евреи были русскими. Он отлично знает, что апостолы по-русски не говорили, что русских тогда не было, но будет стоять на своем, потому что убеждение его ясное и верное: потому что в те времена принявшие и пошедшие за Христом евреи были в истинной вере и церкви, с которой теперь и он сам слился воедино, и весь русский народ. И от которой отпали непокорные Господу предки современных евреев. О том же самом мне говорил и священник Дмитрий Дудко. Россия, толковал он, это новый Израиль, Израиль духовный. А русские не по крови, а по духу, сюда могут входить совершенно разные национальности, в том числе и евреи, разумеется. Русские — это вообще разновидность евреев, они от мытарей. Но тот мытарь, который уже не богоизбранный, как древний иудей, а богоносный, он подымает своего Бога и несет. Но он может и потоптать свою святыню, как и случалось во все времена, как и сейчас происходит. Потому что не только прост и сердечен, но неорганизован и разбойничать любит, до полного безбожничества. Хотя и кается после как никто другой. А то, что Голгофа теперь переместилась в Россию и Христа опять распинают, — это ясно.

— Так что помещу-ка я крест к Авену с Фридманом, — сказал я. — Надежнее будет.

— Ну, как знаешь, — ответил Алексей и, попрощавшись с нами, зашагал в сторону метро.

2

Пора было и нам расходиться, но я не торопился.

— Так ничего и не поел, — вздохнула Маша, продолжая смотреть в ту сторону, где в толпе растворился Алексей. Словно и сама шла за ним, а здесь, на скамейке, оставалась лишь телесная оболочка.

— Ты любишь его? — спросил я.

— Ну как же его не любить? — ответила Маша, да еще теми же словами, что нынешней ночью и Алексей, когда я задал ему тот же вопрос. И даже улыбка, заигравшая на ее лице, была похожа. Сговорились они, что ли?

— Ну а меня почему, супруга несчастная, погребла под развалинами дома? Не стыдно?

Отозвалась она не сразу, но очень качественно:

— Я тебя, Саша, похоронила еще полгода назад. Уж извини. Когда стояла напротив ЗАГСа, на другой стороне улицы, видела тебя с букетом чайных роз и от злости плакала. Потому что знала, что не смогу перейти через поток машин.

— Почему? Так трудно было дождаться зеленого света?

— Дело не в светофоре. Я бы и под колеса ринулась, если бы…

— Если бы — любила? — окончил я фразу за нее.

— Нет. Если бы ты был настоящим. А ты — какой-то фантом, миф. Игрушечный, что ли. Как моя мать и отчим. Словом, марионетка. Я им звонила накануне в Париж, сказала, что выхожу замуж. Но, кроме своей уютной работы в ЮНЕСКО их в общем-то мало что трогает. Мама спросила только: добропорядочный ли ты человек и как относишься к кошкам? Потом добавила, что не сможет прилететь на свадьбу, столько дел, столько дел… Но она с Вадимом уже заочно тебя любит, и вот когда вы к нам или мы к ним… Ну конечно, — подумала я тогда. — Отчего же тебя заочно не полюбить, ведь я сказала ей, что ты — молодой профессор МГИМО, а не обычного гуманитарного колледжа. Но даже если бы преподавал в Кембридже, это не меняет роли. Потому что ты с ними, по сути, одной группы крови. Нехолоден и негоряч. Просто чуть менее удачлив, чем они. Но у тебя еще все впереди, какие твои годы! Есть время для виртуального роста.

— Ну говори, говори, — сказал я, видя, что она замолчала, стала смотреть в сторону. — А впрочем, чувствую, что это слова не Маши, но Алексея. Здорово он тебе почистил мозги.

— А вот и неправда. Потому что тогда, когда я это поняла, я еще даже не была с ним знакома. Он появился позже. Гораздо позже того, как твои чайные розы оказались в мусорной урне. Я ведь до самого конца пряталась в подъезде, пока ты не побрел прочь. Боролась сама с собой. Конечно, трудно оторвать то, что, кажется, приросло к тебе навсегда. Но уж лучше сразу, чем через пять, семь, десять лет. А рвать бы пришлось все равно. И ты это не хуже меня понимаешь. Потому что сам умный. Но выбор сделала я сама.

— Только что обозвала меня марионеткой.

— Они ведь тоже разные. Есть совершенно пустые внутри, а другие думают, что дергаются по собственной воле. Ты из категории тех, кто любит взбрыкивать. До поры до времени. Но это и есть предел твоей самостоятельности. Понимаешь, ты не способен на поступок. Я уж не говорю о подвиге. Кстати, маме я ответила, что ты человек очень добропорядочный, но вот только с кошками небольшая неувязочка: пытаешь их бензопилой по ночам, переодевшись в женское платье. Кажется, она действительно поверила и пришла в ужас, прежде чем я повесила трубку.

— Н-да-а… Ты здорово прибавила за последние полгода, — произнес я. — А я-то думал, что женский мозг статичен. Выходит, я на поступок не способен, а Алексей твой прямо готов в шахту прыгнуть? Без парашюта. Знаешь, кого он мне напоминает?

— Ну-ну.

— Повзрослевшего Алешу Карамазова.

— И что в том плохого?

Мы уже не сидели на скамейке, а стояли напротив друг друга, да и говорили чуть громче, чем требовалось. На нас стали обращать внимание.

— А то, — продолжал я, — что все эти игры в Боженьку слишком затянулись, тебе не кажется? Нет, я не против, но может быть, тебе будет интересно узнать, как хотел закончить роман Достоевский? Ведь он оборвался на середине. А Владимиру Соловьеву Федор Михайлович говорил, кстати, по пути в Оптину пустынь, что инок Алеша должен в итоге полностью разочароваться в Боге, сделается атеистом и народником, примет участие в покушении на жизнь царя, ну и прочая подобная мерзопакостность. Вот тебе и холодность, вот тебе и горячность. Тут тебе и дудка, тут тебе и свисток. Выбор она сделала! Чайные розы ей не понравились! А не боишься ошибиться и на сей раз? Только теперь ошибка выйдет по-крупному, не с добропорядочной марионеткой, а с падшим иноком, что гораздо страшнее. И трагичнее. Смертельнее, может быть.

— Чего ты от меня хочешь? — устало и тихо спросила Маша. Она даже как-то беспомощно оглянулась, будто призывала к себе в поддержку своего Алексея.

— А вот что, — зашептал и я, взял ее под руку и повел прочь. Она двигалась покорно, немного испуганно и заведенно, будто сама превратилась в куклу. Куклу Барби, с лицом Николь Кидман, с фигуркой гимнастки, какой я ее всегда знал прежде. И что же теперь происходило в ее красивой головке? Я ведь действительно никогда не принимал ее всерьез. Просто как хорошенькую безмозглую статуэтку. А тут, оказывается, — идеи! Мнения. Чувства-с.

— Вот что, — повторил я, уже ощущая ее податливость. — Крест у нас. Это огромные деньги, до конца жизни хватит. Еще и детям останется, а у нас будут прекрасные ангелочки. Не хочешь в Париж, не желаешь видеть мать с отчимом — уедем в Венецию, в Рим. Тебе всегда нравилась Италия. Станем путешествовать по всему миру. Египет, Греция, Африка, Бомбей, Киото. Что нас здесь держит?

— Но… — заговорила она. А голос был слаб.