Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

• Название: Как воспитать ниндзю
• Автор: Люда и Игорь Тимуриды
• Жанр: Прочий юмор

Что происходит, когда в средневековую Англию, только-только становящуюся на путь промышленного развития с их королями, королевами и принцами, приезжает ниндзя? Правильно – кошмар. Особенно, если он юный, никто не знает кто он, и он близок к членам королевского семейства...

(философско-юмористическая рождественская сказка-боевик об образовании и воспитании)

---

Я тоже стреляла с детства и очень быстро, да и реакция у меня быстрее, глаз острее, наблюдательность сильнее, оружие просто чувствовала, но сестре Мари, право дело, даже завидовала. Она стреляла из любого положения, любой точки, абсолютно не глядя, спиной, ружьем назад, в бок, в сторону; из абсолютно любого скорченного положения, даже вверх головой и совершенно не целясь. И ложила пулю за пулей в колодец, перерубала пулей поставленную на бок игральную карту, из шести подброшенных монет сбивала лежащими у нее в ногах шестью заряженными ружьями все шесть, так что они просто заливались трелями, улетая прочь, когда пуля попадала в них и они летели с характерным звуком.

Мари была как обезьяна – она стреляла со шкафов, стенки, а еще с детства любила стрелять, повиснув ногами на люстре головой вниз и раскачиваясь. Причем всегда с возрастом попадала, особенно из проверенных пристрелянных ружей.

Особенно эффектно было, когда она стреляла, крутясь на веревке, качаясь и повиснув на одних ногах, зажав ногами веревку, головой вниз. Зато в качающуюся было невозможно попасть, разве случайно.

Я слышала, как она бегает по дому, меняя окна после своего мгновенного комплексного залпа, заряжая ружья на ходу. Глаз фактически не видел, как она хватала ружье и стреляла, так это было быстро.

Я была горда, что у меня есть такая сестра. Я ненавидела треск выстрелов, от которого закладывало уши и болела голова. И всегда предпочитала или нож, или руки. На худой конец индейскую трубку с ядовитыми колючками или небольшой арбалетик. Хотя, два пистоля на дело брала почти всегда.

Мы с Мари часто соревновались – кто быстрей и незаметнее заряжает? Мама говорила, что Мари. И утверждала, что со стороны просто кажется, что она просто проводит руку по пистолю сверху, будто просто погладила, и все. Четкая работа пальцев, – как у вора карманника, – была просто невидна.

У меня же, – описывала мама, – все грубее, как у солдата, нет той ласки. Было заметно, как мои пальцы пробегаются, будто по клавишам, хоть часто и быстрее, если я сосредотачивалась.

Хотя и мы с отцом также заряжали автоматически, бездумно и мгновенно – взял ружье и тут же, даже не думая – выстрелил – вся зарядка произошла помимо воли, пока ты думал и ловил цель, а руки сами сработались.

Но, это отмечали все – при каждом выстреле я словно бы немного испуганно сжималась. Естественно – когда ты различаешь разговор за полкилометра отточенным за долгую жизнь слухом как у животного, когда слух – твое орудие, как винтовка для Мари, когда ты действуешь преимущественно в тишине ночей и должна обладать очень тончайшим и острейшим слухом, ты чуть не умираешь от такого удара по ушам. Я всегда носила с собой вкладыши в уши на этот случай. И мгновенно их вкладывала. Ибо это каждый раз был такой удар по нервам! Честно – не люблю огнестрельного оружия! Честный нож куда лучше!

А Мари редко лазила в чужие порядки, сидя в большинстве в группе прикрытия и обеспечивая мою безопасность на случай шумного ухода. Мы здорово дополняли друг друга, но она леди и в рукопашной слабовата, как на мой взгляд.

...Я потрогала занавеску.

Из лесу бахнул один выстрел, слившийся с выстрелом Мари наверху.

И тишина.

Я взяла резную палочку из дерева с вырезанной рукой на конце, которой аристократы чесали себе спину. Рука на ручке. И сымитировала ею, будто кто-то, застонав, уцепился снизу за подоконник. Чтобы ручку было видно.

Ничего.

Я осторожно подняла шляпку, будто кто-то раненный приподнимается с полу, упершись головой в занавесь и плохо держась на ногах. Наполовину вывалившись в окно.

Ничего.

Я пробила “головой” и откинула занавеску, выставив винтовку и шляпку.

Тишина после грома выстрелов стояла абсолютная.

Только шмели в ушах жужжали.

Я, решившись, вынула вкладыши.

Глупость, конечно, еще полчаса я буду адаптироваться. И вообще, сегодня мой знаменитый слух полностью не вернется.

Отец всегда сравнивает меня с нежным музыкантом – утонченный слух, длинные чуткие пальцы – что всегда злит Мари. Она считает, что убивать издалека более женственно, чем черкнуть лезвием по горлу. И, странно, считает меня грубым и неженственным существом, сама стоя в грохоте и дыме. А я ненавижу даже охоту, эту дамскую забаву! Я жалею бедных зверюшек!

И тишина. Ни одна веточка не шелохнется в лесу, даже птички не поют. А может, я просто не слышу.

- Это что, ОТСТАВКА по-английски? – хихикнув, не оглядываясь, спросила я подошедшего сзади отца, тыкнув дулом в лес. Он молча подхватил меня и вынес в коридор, как я не брыкалась, не смеялась и не уверяла, что могу уже и сама ходить. – Министерство выставило нас на пенсию?!

Отец что-то пробормотал. Но, ручаюсь, мама этих слов не знала даже по-английски. Вышедшая из комнаты Мари сказала что-то, что, если б ее слышал министр, он бы очень обиделся. И испугался.

Меня посадили на диван, и я весело болтала здоровой ногой...

Глава 25.

Внизу раздался тихий, неслышный уху солдат посвист, и я послала отца открыть дверь. Это был индеец.

- Ну и чем вы столько занимались, если мы сами их постреляли? – ехидно спросила я.

- Кто-то говорил, что они приехали на одной карете! – огрызнулся индеец, показывая в ответ пустой мешок для ядовитых колючек. Обычно у него шестьдесят колючек.

Я покраснела от стыда.

- Там весь лес ими кишит... – набивая мешочек новыми колючками, меланхолично буркнул индеец. Судя по количеству иголок, только он убил человек пятьдесят. В лесу он невидим и неслышим.

- Мы очистили лес! – наконец сказал он, набив три мешочка и хладнокровно закурив трубку. – Но там по дороге движется отряд солдат на открытой местности, который атаковать голыми руками в упор было бы невозможно! Хотите – постреляем. Только возьмите ружья. Все.

- А ты?

- Моя говорит – уходить!

Индеец равнодушно курил вонючую трубку у меня под носом, зная, что я это ненавижу. У меня нюх портится.

- Тут воняет! – сказал он на мой злющий взгляд. – Белыми!

Я разозлилась.

- Порохом... – равнодушно и меланхолично объяснил он.

А потом бросил трубку в окно.

- Вы пока тут решайте, а я пойду обойду их с тыла, постреляю, когда они в лес зайдут! – сказал он, захватив мешочки с иглами.

- Человек сто пятьдесят... – сообразила я, по количеству иголок в них.

Индеец в это время сгреб громадную кучу ножей и томагавков и исчез за дверью.

- Если вся куча навалится в атаке, а не будет сидеть в засаде и пытаться подстрелить, как эти, я даже не знаю, как мы с ними справимся с нашими двадцатью ружьями... – сказал отец, закрывая и баррикадируя дверь. – Как не вовремя ты повредила ногу!

Все готовились к обороне.

- Я еще много могу! – пообещала я. – В рукопашной меня не так легко взять даже с больной ногой, конь то и тогда не справился... Просто придется по земле кататься, когда они ворвутся, реакция моя осталась...

- Если б не твоя нога, мы могли б просто уйти пешком, растворившись в лесу, и никого из нас ни одна сволочь не нашла бы... – отец вздохнул. – Разве что мама ваша перла бы как лось!

Мама сделала вид, что обиделась.

- Надо уходить на конях... Или в пролетке, иначе вас не спасти... А, черт его знает, может они дорогу где перекрыли... – продолжал раздумывать отец. – Да и оставлять за собой такой хвост нехорошо...

- Хороший хвост в сто пятьдесят солдат! – поежилась мама. – Если нагонят на открытой местности...

Она не договорила.

- А меня интересует, как они нас нашли... – сказала я. – И какое отношение эти солдаты имеют к твоему начальству, папа... И какое они дело имеют к нам...

- Последнее легко выяснить... – сказала Мари и подошла к занавеске. И высунула шляпку на палочке.

Залп был просто страшным. Мари просто сжалась и присела в углу, заслонившись руками от полетевших во все стороны щепок, камней, пыли.

Мы быстро рассосредоточились. По другим окнам. Если прошлый раз я оттягивала все выстрелы на себя, потому другие остались фактически без повреждений, ибо в них почти и не стреляли, то теперь в этой комнате оказалось просто даже опасно стоять – пули рикошетом визгали повсюду. Просто чудо, что нас только оцарапало, да и маму легко задело.

Я быстро перевязала маму. Пока Мари, забрав наши винтовки, расстреливала врагов, целясь на засеченные мгновенно вспышки.

Теперь дуэль стала куда более сложной и жесткой. Теперь я могла выстрелить только один раз, на лету, тут же спрятавшись. Ибо местность сразу вспухала выстрелами по этому окну. Одно хорошо, реакция у меня хорошая, на окнах тюли, а стреляли они уже после моего выстрела. Ибо предвидеть его было трудно.

Но сие положение не радовало. С одной ногой не поскачешь. И от окна к окну не побегаешь.

Одно удовольствие, что после их залпа треск и свист пуль уже не такой сплошной, и можно тогда быстро выстрелять ружья.

К сожалению, моя тактика не блистала особой мудростью. Уловив через зеркальце рисунок вспышек, я мгновенно выбирала самые крайние из них, которые мне были доступны, и тогда уже стреляла под углом из-за поворота и из-за тюли, высунувшись из окна настолько, чтоб по мне мог стрелять только один стрелок. То есть тот самый. По которому била я. Я стояла за стеной, а стреляла из окна под углом к окну, в тех, что с краю, не высовываясь. Расчет был на то, что я стреляла в этого одного или трех стрелков первая, а пули остальных шли мимо меня, или щербили оконную раму, трепая и заставляя плясать многострадальную французскую тюль. Так я отстреливала все большее и большее пространство с обеих сторон, как бы сужая ножницы. Остальные даже вспышек моего ружья даже не должны были видеть.