Олег Казаринов - Неизвестные лики войны

• Название: Неизвестные лики войны
• Автор: Олег Казаринов
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-9533-0576-1, 5-9533-0576-Я

Война… С этим словом связано множество самых противоположных, порой отталкивающих образов. Это не только гром сражений, молниеносные атаки, бравурные марши и победные парады, но и ряды печных труб сгоревших деревень, «рвы смерти», братские могилы, грохот рушащихся зданий, стоны искалеченных умирающих людей, страх в глазах детей. Война — это гарь пожаров и спёртый воздух блиндажей и землянок, запах йода и хлорки. Книга О.И. Казаринова рассказывает о малоизвестных, не героических, шокирующих сторонах войны, являющихся её каждодневной реальностью.

---

Или СОРОК ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ разорённых библиотек?

Или СЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ сожжённых деревень?

Или ВОСЕМЬДЕСЯТ ДВЕ ТЫСЯЧИ разрушенных школ?

Или «хотя бы» 8000 судов речного транспорта? Когда успели столько построить!

Напомню, что это только в масштабах западных районов Советского Союза.

Но война-то была МИРОВАЯ!

А ещё война развешивает свои ценники на людях. Прикидывает, вычисляет, подсчитывает, постукивая костяшками жизни и смерти на своих исполинских счётах.

Зачастую один человек жертвует собой ради спасения подразделения, но бывает, когда посылается на смерть целое подразделение, ради спасения одного человека.

Те, на ком лежит ответственность за человеческие жизни, на войне обречены оценивать сложившуюся ситуацию и делать страшный выбор.

В Библии, в Книге Бытия, есть момент, где Авраам просит у Господа за Содом: «Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нём? (…) Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сие. (…) Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним, и сказал: может быть, найдётся там сорок. Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдётся там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдётся там тридцать».

Дальнейший разговор Авраама с Господом, чем-то напоминающий длинную походную песню «Солдатушки, бравы ребятушки», свёлся к десяти праведникам, ради которых город можно было бы пощадить. Однако, в Содоме нашёлся лишь один ценный человек — Лот, а ради него одного «операцию», разумеется, отменять не стали. Два ангела просто-напросто силой эвакуировали его с семьёй в самый последний момент перед ударом.

В обращении германского командования к солдатам в 1941 году предписывалось: «Помни, для величия и победы Германии, для твоей личной славы, ты должен убить ровно сто русских. Это справедливейшее соотношение — один немец равен ста русским…»

И эту задачу многие старались выполнить. И перевыполнить, если судить по дневнику унтер-офицера Генриха Тивеля из Кёльна: «Я поставил себе цель — истребить за эту войну 250 русских, евреев, украинцев — всех без разбора. Если каждый солдат убьёт столько же, мы истребим Россию в один месяц, всё достанется нам, немцам».

Я не знаю, чем руководствовался унтер-офицер Тивель, определяя каждому солдату именно 250 жертв. Наверное, что-то вычислял, считал столбиком в своём дневнике, сравнивал. Брал за основу доступную ему информацию о численности групп армий «Север», «Центр» и «Юг». Возможно, высчитал моряков, танкистов, лётчиков и артиллеристов, уничтожающих материальные объекты. Отбрасывал тыловые части обеспечения. Не учитывал средний и высший офицерский состав, который должен командовать, а не «марать руки». Делал поправку на потери вермахта в боях. И в результате получал 680 000 вполне дееспособных рядовых. Если их умножить на 250 загубленных душ, то это будет равно 170 млн. — как раз население Советского Союза.

Эти жуткие подсчёты относились к врагам. Но, бывало, так же считали и своих.

Всему миру стал известен жестокий приём маршала Жукова, который посылал пехоту в атаку через минные поля.

Казалось бы, для солдата нет никакой разницы, как погибнуть: от угодившего снаряда или от разорвавшейся под ногами мины. Но как преодолеть психологический барьер, заботливо воздвигнутый инстинктом самосохранения? Как заставить себя бежать вперёд, когда всё человеческое естество кричит, вопит, требует остановиться, замереть, не делать больше ни одного шага? Снаряд он где-то там, прилетит или не прилетит — неизвестно. А мины — они точно здесь. Перед тобой. Повсюду.

Что чувствует человек, когда со стороны командования видит такое отношение к себе?

Скрупулёзными, пугающе холодными выглядят расчёты Наполеона, в которых в логическую систему сведены жизни солдат, расстояния позиции и деньги бюджета.

«Конная артиллерия является дополнением кавалерии. 20 000 всадников и 120 орудий лёгкой конной артиллерии равняются 60 000 человек пехоты, имеющей 120 орудий. Трудно определить, кто из них имел бы превосходство в странах с обширными равнинами, как Египет, Польша и т. д. Две тысячи кавалерии с 12 орудиями конной артиллерии равняются, следовательно, 6000 человек пехоты с 12 орудиями. В линейном боевом порядке дивизия занимает участок в 500 туазов. Двенадцать пехотинцев или четыре всадника приходятся на один туаз. Пушечный выстрел, поражающий всё, что находится в одном кубическом туазе, убил бы, следовательно, 12 пехотинцев или четырёх кавалеристов с четырьмя лошадьми. Потеря в 12 пехотинцев является гораздо более значительной, чем потеря четырёх кавалеристов и четырёх лошадей, потому что потеря восьми пехотинцев больше, чем потеря только четырёх лошадей. Снаряжение и вооружение четырёх кавалеристов и четырёх лошадей не равны снаряжению и вооружению 12 пехотинцев. Таким образом, даже с финансовой точки зрения потеря пехоты обходится дороже, чем потеря кавалерии».

Война — это цинизм.

В средние века византийцы выкалывали глаза пленным болгарам и отпускали их домой, оставляя на 100 ослеплённых одного зрячего в качестве проводника. (Византийский император Василий II в нач. XI века даже получил жутковатое прозвище — Болгаробойца.) Однако эта практика объяснялась не изощрённым садизмом. И, конечно, не проявлением гуманности. За ней стоял трезвый расчёт, направленный на истощение экономики противника. Ведь вернувшиеся из плена инвалиды не только уже никогда не смогут взять в руки оружие, но и выпадают из производительного процесса. Какие из слепых кузнецы, каменщики, лесорубы, гончары, пахари?

Наоборот, они становились нахлебниками и требовали за собой ухода. Их обслуживали их семьи. Сын такого слепца становится единственным кормильцем и уже не пойдёт в поход на турок. На кого он оставит беспомощного отца и мать?

Лихорадочное производство вооружений, привлечение в промышленность большого числа женщин и подростков, неквалифицированных рабочих позволяет войне собирать среди них обильную жатву.

Мало кто знает, что в США с начала войны по 1 января 1944 года на производстве получили травмы 210 000 человек. 37 000 человек погибло. Это на 7500 больше, чем страна потеряла на полях сражений.

Пусть любой мальчишка, запоем играющий в солдатиков, любая домохозяйка, равнодушно скользящая взглядом по батальным сценам на телеэкране, помнят, что война не ограничивается грохотом взрывов на далёких полях. Прямо или косвенно она охватывает всё население и повсюду сеет смерть.

Люди оказываются её заложниками. Война превращает их в разменные фишки в интересах воюющих сторон.

Например, 15 апреля на Эльбу вышли американские войска, и десять дней ждали встречи с Красной Армией. Генерал Эйзенхауэр не имел права наступать дальше, так как территория к востоку от реки входила в советскую оккупационную зону. Это позволило немцам ещё некоторое время оказывать сопротивление и маневрировать резервами, что привело к большим потерям и со стороны русских, и со стороны самих немцев.

Но это ещё не всё.

В феврале 1945 года на Ялтинской конференции главы СССР, Великобритании и США обменяли Австрию на Восточную Европу. Взвесили, подсчитали, оценили плюсы и минусы и ударили по рукам. И определили послевоенную судьбу миллионов людей.

Судьба людей определяется и в гораздо меньших масштабах, на поле боя. Зато повсеместно. Кому из солдат жить, а кому умереть невольно определяет командир.

Характерно поведение генерала Горишного, командира 75-й гвардейской Сталинградской дивизии во время Курской битвы.

«На правом фланге нервничают, просят поддержать огнём тяжёлых „катюш“. Но Горишный отказывает: „Подождём с этим“. Уже не первый, но, видимо, и не последний день боёв. Приходится заниматься бухгалтерией. Что стоит дорого, что подешевле».

Генерал знает, что справа войска истекают кровью, что солдаты молятся, надеясь на огневую поддержку, считают секунды до спасительных залпов эрэсов и погибают, не дождавшись их. Но в бою обязанность командира состоит в том, чтобы одержать победу, а не спасать солдат. Скрепя сердце он должен мыслить совсем другими категориями.

«По дневным подсчётам выходит, если свести воедино разные донесения, что всего уничтожили 120 немецких танков. Горишный крутит головой: „Много! Это двойная бухгалтерия. Надо разделить её пополам. По бою чувствую, что 60, безусловно, набили. Может быть, 70, а больше навряд ли“».

Это напоминает ситуацию, когда отряд генерал-майора П. Котляревского 19 октября 1812 года взял штурмом Асландузские укрепления персов. Бой был ожесточённым, пощады не давали. На поле сражения осталось до 9000 убитых врагов. Но Котляревский в своём донесении о победе указал неприятельский урон всего в 1200 убитых. «Напрасно писать 9000 — не поверят», — сказал он офицерам.