Кирилл Шатилов - Алое пламя в зеленой листве

• Название: Алое пламя в зеленой листве
• Автор: Кирилл Шатилов
• Издательство: Издательство АЛЬФА-КНИГА
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9922-0542-8

История, начавшаяся с таинственных злоключений Уилфрида Гревила, торговца тканями из средневекового графства Уэссекс, постепенно разрастается в эпическую сагу…

Замок Вайла’тун с прилегающими к нему поселениями отделен от остального мира непреодолимой стремниной реки Бехемы с юга и Пограничьем, обширнейшим лесом, населенным дикими племенами рыжеволосых дикарей, с севера. В надежно оберегаемых придворными писарями летописях говорится о том, что где-то за Бехемой и Пограничьем обитают и другие народы, но простым людям знать об этом ни к чему. Да у них и без того повседневных забот хватает…

В этом мире нет места колдовству, феям и драконам, но жизнь персонажей наполнена удивительными событиями. Если приглядеться к ней повнимательнее…

---

Человек посторонний, попади сюда таковой, непременно запутался бы, пытаясь отыскать тот или иной дом. Все постройки вокруг замка располагались хаотически, без плана и правил, кому как удобнее. Так было здесь всегда, и никто в обозримом будущем ничего с этим делать не собирался. Дети рождались, росли, покидали родительский очаг, на свободной земле строились новые избы, замок получал с этого подобающие денежные выплаты, как считалось, на содержание армии, и все были вполне довольны существующим положением дел. Что до выплачиваемых замку денег, то условия были тоже предельно просты: селишься дальше от укрепленных стен — плати меньше, живешь ближе — плати больше. Хейзит не знал наверняка, но предполагал, что обитатели рыбацких деревень, раскиданных вдоль побережья Бехемы, вроде той, откуда был родом Исли, вообще ничего за свою воображаемую безопасность не платили, а если и платили, то, скорее всего, не деньгами, а долей от улова.

Выражение «воображаемая безопасность» еще давно в обиход Хейзита ввел один из завсегдатаев таверны «У старого замка», зажиточный и всегда холеный торговец оружием Ротрам. Поговаривали, что в таверну он зачастил не столько за пивом и закусками, сколько в надежде завоевать расположение самой хозяйки. И что будто бы привязанность эта зародилась в нем задолго до того, как Гверна вышла замуж и родила двоих детей. Только теперь, когда она осталась без кормильца, привязанность и неразделенная в свое время любовь превратились у стареющего телом, но не душой Ротрама в навязчивую манию. Хейзит обо всем этом слышал и посмеивался. Ротрам был человеком добрым, на удивление щедрым и не умел посмеиваться не только над маленьким попрошайкой Хейзитом, но при случае и над самим собой.

— Мой товар, — говорил он, раскладывая прямо на столе таверны замечательной работы клинки с инкрустированными драгоценными камнями рукоятями, — куда надежнее тех стен, что возводит вот уже который год твой замечательный папаша, малыш. — Хейзит в восторге детского непонимания хлопал глазами и осторожно трогал холодный металл. — Когда-нибудь они все-таки рухнут, а мои ножички еще долго будут служить тем, кто не пожадничает их купить.

Гверна считала Ротрама чудаком, но Хейзит знал, что она всегда старается угостить его чем-нибудь особенно вкусным, что ей наилучшим образом удалось прожарить или отварить. Правда, точно таким же образом она вела себя со всеми завсегдатаями «У старого замка».

Разглядывая разноцветные домики — а некоторые хозяева умудрялись раскрасить весь дом разными красками, выделяя наличники вокруг окон, ставни, двери, чуть ли не каждое бревнышко особым цветом, — Хейзит поймал себя на мысли, что воспринимает их теперь несколько иначе. То, что сказал Фокдан еще в степи, глубоко врезалось ему в память и заставило лишний раз призадуматься. Похоже, расплачиваться за весь этот хаос застройки, причем расплачиваться в прямом смысле, должны были не строители и обитатели с замком, как сейчас, а сам замок — с ними. Все равно внутри его неприступных стен едва смогла бы найти укрытие — то бишь «воображаемую безопасность» — даже треть нынешнего населения так называемого Большого Вайла’туна. Другое дело, что сегодня никто из этих людей не принимал подобную необходимость в расчет и наслаждался, кто как мог, чуть ли не сказочной удаленностью лесной войны. Но если же в один совершенно не прекрасный для вабонов день обнаглевшие от огненных побед над разрозненными деревянными заставами шеважа выплеснутся из чащ Пограничья в степь и двинутся штурмом на замок, им придется преодолеть на пути слишком много преград. Уж если кто и находился в безопасности, причем самой что ни на есть реальной, так это обитатели замка, или Малого Вайла’туна, то есть жители тех домиков, что исторически оказались в черте Стреляных стен — деревянного частокола, обязанного своим причудливым названием тому способу, благодаря которому он был возведен несколько зим назад: Ракли распорядился расставить вдоль настоящих, каменных стен замка лучших лучников гарнизона, и те из своих знаменитых ростовых[13] луков должны были стрелять на дальность. В тех местах, куда падали стрелы, были вкопаны заостренные бревна, между которыми дюжина плотников за считаные дни возвела из прочных березовых жердей сплошной забор — Стреляные стены.

К счастью, таверна их семейства оказалась «У старого замка» не только по названию: Хейзит отчетливо помнил, как выпущенная в том направлении стрела, правда, уже на излете, впилась в висящую над самым входом деревянную табличку. Гверна потом даже попросила, чтобы ее оставили торчать там в память о том знаменательном дне. Плотники шутили, что придется пускать забор прямо по крыше таверны, но они слишком хорошо знали хлебосольную мать Хейзита, чтобы привести свою угрозу в исполнение, да и по неписаным правилам Стреляная стена не должна была становиться причиной сноса той или иной постройки. Зато, пройдя прямо под окнами таверны, она немилосердно отрезала Хейзита от значительной части того мира, к которому он привык за проведенные здесь годы детства и отрочества. Ведь ближайшие ворота решено было прорубить довольно далеко от таверны, в том самом месте, куда теперь вела его утопающая в лужах проселочная дорога.

Вообще же ворот в Стреляных стенах было сделано трое: одни смотрели вниз по течению реки, и ими чаще всего пользовались доставляющие свой улов рыбаки, другие, через которые по утрам выводили пастись стада коров и овец местные пастухи, — вверх, и наконец третьи — в сторону Пограничья, откуда целый день, а норой и ночью шел основной поток посетителей. Этих привлекал не столько замок, сколько то, что с ним соседствовало: оружейные мастерские, рыночная площадь, лавки кондитеров и — опять-таки — славящиеся собственным пивом таверны.

«Интересно получается, — думал Хейзит, подъезжая к воротам и с трудом сдерживая нетерпение. — Замок дал имя всей округе и в то же время определенно противопоставил себя ей». Раньше, живя здесь постоянно, он этого не замечал, но стоило взглянуть на вещи со стороны да еще глазами более взрослых, более опытных и не в пример ему, восторженному юнцу, циничных воинов, как знакомый мир из пестрого, ничего не значащего многоцветья стал превращаться в извечное противоборство белого и черного. Причем, в отличие от однозначности границы между ними там, на заставе, здесь это разграничение оказывалось отнюдь не таким очевидным, как вырастающий впереди с каждым шагом утомившегося коня частокол.

Поскольку при всей своей прочности и внешней неприступности Стреляные стены играли довольно условную роль, на них не только не было эльгяр, как, собственно, и рант, по которым те могли бы ходить, но даже караул приближался к воротам лишь затем, чтобы изредка закрывать их на ночь. Поэтому Хейзит нисколько не удивился, когда никто не окликнул его, и он преспокойно проехал внутрь, разве что машинально пригнув голову.

Пригибаться и в самом деле не стоило: высота ворот была рассчитана на то, чтобы через них мог без труда проехать всадник, причем гордо держащий в руке древко того или иного живописного флага, к которым виггеры издавна питали неподдельную и необъяснимую слабость. Однако Хейзит все же машинально пригнулся, не совсем точно соизмерив собственный рост и высоту ворот, и это заставило его вспомнить, что он по-прежнему сидит на коне. Нет, обычаи Малого Вайла’туна вовсе не требовали от всадников, чтобы те спешивались, пересекая границу. Напротив, верховая езда всегда считалась среди вабонов занятием почетным и достойным, поскольку наличие коня говорило либо о заслугах, либо о достатке хозяина, либо о его принадлежности к мергам. Так сокращенно, но оттого ничуть не менее уважительно величали тех, кто состоял на службе в легендарной кавалерийской гвардии замка. Именно вопрос достоинства и смутил сейчас Хейзита. Конь ведь принадлежал не ему, а был одолжен исключительно ради дела, причем неотложного: прискакать в замок и доложить Ракли о случившемся. И если первая часть была почти выполнена, то со второй Хейзит в последний момент решил не спешить. При этом он открыто продолжал пользоваться доверенным ему конем. Хейзит, откровенно говоря, понятия не имел, что надлежит делать в подобных случаях. Вместе с тем он был свидетелем того, как Исли без зазрения совести ускакал на своем коняге домой, в деревню, и, похоже, совершенно не собирался его кому-то возвращать. Вероятно, он посчитал вполне справедливым, чтобы за все его военные заслуги замок расплатился с ним хотя бы этим пригодным для многих полезных дел животным. Фокдан отправился по назначению. А что теперь делать ему? Спешить в замок, сдавать коня на конюшню, возвращаться к матери, а назавтра снова брести в замок с докладом? Как-то глупо. Кстати! Ведь Фокдан должен до вечера объявиться в таверне. Вот у кого можно будет спросить совета. Он-то наверняка в курсе установленных порядков. А до тех пор не стоит пороть горячку. Итак, домой! Верхом! Но-о, залетная!