Владимир Леви - Траматология любви

• Название: Траматология любви
• Автор: Владимир Леви
• Издательство: Метафора
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-85407-040-9, 5-85407-005-7

В ваших руках — лечебник любовных травм. Здесь вы найдете секреты успеха и счастья в любви — руководство к действию в любовном искусстве.

Для обеих половин человечества. Для всех возрастов.

Книга продолжает новую авторскую серию `Азбука здравомыслия` всемирно известного психотерапевта и писателя Владимира Леви.

---

«Мы не находим никакого соотношения между силою любовной страсти и значением потомства. Самая сильная любовь весьма часто Бывает не разделенною и не только великого, но и вовсе никакого потомства не производит. Шекспир, как и прочие великие люди, родился не от Безумно влюБленной пары, а от заурядного житейского Брака…

Владимир Соловьев

— Для продолжения рода было бы достаточно просто физического влечения, страсти. Зачем же тогда нужна любовь?

Не является ли любовь цементом для скрепления судеб родителей — для передачи потомству не только физической наследственности, но и «духовных генов», слепка индивидуальной культуры, носителем которой является каждый человек?

— Похоже, Татьяна, вы сами ответили на свой вопрос, но придется вас дополнить.

Любовь — я имею в виду и самый широкий, и самый высокий смысл этого понятия — нужна вовсе не только тем двоим, которые любят друг друга, и не только тому, кто любим, будь это муж или жена, любовник или любовница, или собственное дитя.

Любовь нужна самому любящему и, как ни смешно это прозвучит, нужна обществу. (А смешно, потому что я вспомнил ильфо-петровское: «Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу».)

Любовь каждых двоих и каждого одного нужна жизни в целом. Это стержень вселенского бытия, то, из чего все происходит и на чем зиждется. Всепронизывающая животворящая ось…

Подойдем к нему, подойдем…
Старый, битый, корявый дуб.
Мы записки в разлом кладем,
В жерло черных горелых губ.
До листочков тех не достать,
Разве только влететь шмелю.
Их нельзя, нельзя прочитать.
Слово там лишь одно: люблю.
Кто же так бесконечно глуп?
Вот уж сколько веков подряд
Лупят молнии в старый дуб,
И записки наши горят…

2. Первые грабли

Первая любовь и первая нелюбимость. Первоистоки любовных травм

— Владимир Львович, в моих попытках внять Фрейду я поняла среди немногого прочего, что первый, именно первый любовный и сексуальный опыт имеет решающее значение для всего последующего развития и судьбы человека. Так ли это? Мне лично казалось, что решающей встречей в жизни человека часто оказывается вовсе не первая.

И далеко не первый сексуальный опыт раскрывает и направляет…

— Первая любовь действительно может оставлять глубочайший отпечаток и оказывать решающее влияние на дальнейшую любовную и не только любовную жизнь. Как и все первое: первая драка, первое наказание, первая ласка, первый учитель, первая двойка, первая пятерка… Но такое однозначное роковое влияние первого опыта, какое приписывает Фрейд всему человеческому, на самом деле имеет место менее чем у двадцати процентов людей.

Мы все же не лоренцовские гусята, которые всю жизнь ходят за подушкой, как за гусыней, если им эту подушку показать сразу после вылупливания из яиц. Точней: только каждый пятый-шестой — такой вот гусенок, а у остальных решает судьбу что-то другое или многое, вместе взятое…

Чем же отличается первая любовь ото всех последующих и как на них влияет? Она первая, в этом весь сказ, хотя порядковый номер и ничего не значит, ибо всякая любовь, если она любовь — первая и последняя, именно эта любовь — ее не было еще никогда и больше не будет… Не в первости самой по себе дело, а в том, каков человек в момент встречи с любовью — насколько открыт или закрыт, проявлен или непроявлен, защищен или незащищен, развит или не развит. Мне известны случаи любви, которая оказывалась первой и у людей за семьдесят, верьте, я не шучу — воистину, любви все возрасты покорны, и в два года бывает любовь, и даже у годовалых…

Все это таинственно и романтично, но я сейчас приведу довольно-таки прозаическую медицинскую аналогию. Представьте, что вы первый раз в жизни заболели — допустим, корью. Если не было прививки, болезнь может протекать и в легкой, и в средне-тяжелой, и в очень тяжелой, смертельно опасной форме…

Болезнь по имени любовь тоже, по себе знаю…

А болезнь по имени Первая Любовь обрушивается на самую открытую душу, самое неопытное тело, самый наивный ум…

У вас нет еще иммунитета против нее, кроме, может быть, каких-то врожденных выживательных защит, как-то: эгоизма, присущего каждому, способности переключаться и забывать…Если вы от первой любви так ли, эдак ли выздоравливаете, то в близком подобии с тем, что происходит на уровне тела, в душе у вас могут примерно с равной вероятностью возникнуть два состояния. Одно назовем иммунитетом, а другое — подсадкой сродни наркотической. Если иммунитет, то вы уже более или менее защищены от повторения в будущем отрицательных сторон вашего первого опыта — но увы, и положительных тоже! — и если в дальнейшем опять наступите на грабли, то это будут уже грабли другой конструкции, другой фирмы…

— Знать бы эти фирмы заранее…

— Если же подсадка, то… Догадались, да: вы не только не будете застрахованы от тех же самых граблей, но с упорством, достойным лучшего применения, будете сами искать их, снова и снова.

Ну, а кто ищет, тот, как известно, всегда найдет — хотя и необязательно то, что ищет…

У вас много исповедальной любовной лирики, но я почему-то не нашла среди ваших стихов ни одного, посвященного первой любви.

Такого стихотворения у меня пока нет, но это не значит, что оно не может родиться…

А в вашей прозе, относящейся к вашей профессии, психотерапии, я замечала не раз выражение «встречная исповедь»… Мне показалось даже, что это ваш особый метод общения с приходящими… Такли это?

— Да, встречные исповеди случаются… Но это не мой метод и не метод вообще, а скорее… скорее, просто встречное движение души и обмен личным опытом.

В делах душевных, будь ты хоть светилом семи пядей во лбу, если искренне хочешь помочь человеку, нельзя только вещать с кафедры в застегнутом вицмундире или врачебном халате…

…Кажется, я чувствую, к чему вы клоните, Таня. Вот, у меня уже об этом кое-что написано — маленькая история моей первой любви.

Первая нелюбимость

Каждый поначалу одинок в своих трудностях, каждый думает, что несчастлив в одиночку.

Еще будучи маленьким мальчиком, я впервые влюбился, влюбился страстно, беспомощно.

У меня эта любовь не была счастливой, в меня запало неизгладимое болевое ощущение, что меня не любят и что я не достоин любви. Оно мне всю жизнь сопутствует, всю жизнь я жажду любви, жажду неизмеримо больше, чем нужно человеку на жизнь… Даже когда меня любили потом, я этому не верил. Тоска душевного одиночества, ненависть к себе, зависть и ревность посещали меня очень часто.

Первая любовь и пробуждение сексуальности обычно не совпадают и иной раз не имеют друг к другу никакого отношения. Именно так было у меня. Я из числа тех, в ком сексуальность проснулась очень рано и бурно. А рос я в то время, когда на вопросы секса было наложено жесткое, ханжеское табу. Бее мои детские попытки что-то узнать об этом, разведать, тем паче изведать — наталкивались на яростное, непонятное сопротивление взрослых.

Однажды я привел домой девочку поиграть, мне было пять лет, ничего ТАКОГО я и в мыслях не имел. И вдруг родители, вошедшие в комнату, сделали вытянутые лица, возвели очи к потолку и сказали: «Ах!.. Девочку привел». В этом «ах» было изумление, ужас…

Я ничего не понял, но почувствовал, что есть какая-то разница: девочка или мальчик, какая-то скрываемая и постыдная, а быть может, и сладкая тайна.

Взрослые сами наводят тень на плетень, а детям, чтобы почувствовать, что дело нечисто, много не нужно, они все ловят из воздуха… Так из поколения в поколение передаются всевозможные душевные и умственные кривизны. В историческом времени кривизны эти движутся по закону маятника, по синусоиде: у одного поколения (или целого ряда) — криво в одну сторону, у другого — в противоположную. Равновесие — штука трудная, долгая…

Я умел читать с четырех лет, с этого же возраста увлекся животными и очень любил рисовать их. Отличаясь наблюдательностью и фотографической памятью, я с самого начала рисовал все подробно, в деталях, для меня важно было сходство с действительностью.

Однажды, читая большой том Брэма «Жизнь животных», я пририсовал ко всем животным, изображенным там на картинках, огромные половые органы — и в простоте душевной показал с гордостью родителям: «Вот, я подрисовал как правильно! Как по-настоящему!»

Бедные папа и мама впали в прострацию, а когда шок прошел, за мою художническую честность мне дико влетело, папа первый раз в жизни выпорол меня огромным ремнем с металлической пряжкой.

Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического жанра и поисков истины, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я уже развлекал одноклассников рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет и звание Профессора.