Петр Савицкий - Континент Евразия

• Название: Континент Евразия
• Автор: Петр Савицкий
• Издательство: Аграф
• Жанр: Философия
• Год: 1997
• ISBN: 5-7784-0024-1

Эта книга не просто исторический документ, но доктрина, утверждение, план, программа, глобальный проект евразийства, долгое время считавшегося реакционным течением русской мысли  

П.Н.Савицкий (1895-1968) - историк, экономист, географ, философ. Система его взглядов строилась на убеждении, что материк "Европа-Азия", ни будучи ни Азией, ни Европой, представляет собой самостоятельный мир.

В книге собраны все наиболее важные, программные тексты по евразийскому мировоззрению, геополитике, философии государства и хозяйствования.

---

Многие русские географы не согласились бы с последним суждением В. В. в его отрицательной части. Для некоторых из них "русская географическая наука" есть "особый научный мир" во всей той мере, какая мыслима. Но нужно заметить, что собственно естествоведные данные географии были не так близки В. В., как другие ее части. Зато характеристику русского востоковедения, как "особого научного мира", можно считать сделанной лучшим специалистом эпохи. Нельзя не поразиться яркости и сжатости данного в немногих строках общего обзора судеб востоковедных изучений. Повторяем, В. В. Бартольду были в одинаково полной мере доступны выводы античного, мусульманского, европейского и русского востоковедения. И работы его составлены с привлечением всей совокупности этих данных, в частности с широким и постоянным обращением к арабским, персидским и турецким источникам, используемым всегда в оригинале, а сплошь и рядом – по неизданной рукописи. В. В. не ограничивается всем этим и к "истории изучения Востока в Европе и России" присоединяет краткий очерк китайского западоведения [360]. Эрудиция В. В. была действительно беспримерна. А раз осуществившись, она указывает русской науке новые пути – пути трактовки Старого Света, как единства. В этих перспективах Восток и Запад видны одинаково хорошо. До сих пор это было не так. Восток в русском самосознании чувствовался мало и слабо. Но отныне это должно стать именно так. Рассматриваемый вопрос В. В. Бартольд трактует не только в общекультурной, но также в экономической плоскости: "Меры отдельных правительств к открытию и закрытию рынков, в том числе и завоевательные походы, были только бессознательными шагами на пути к осуществлению все более выяснявшегося исторического призвания России быть посредницей в сухопутных сношениях, торговых и культурных, между Европой и Азией… мрачными страницами прошлого… не закрывается путь для более светлого будущего" [361]. Одной из центральных, постоянно им выдвигаемых историософских идей Бартольда была идея передвижения культурных средоточий. Наблюдения этого рода составляют основной стержень целого ряда работ В. В. Он характеризует эпоху Сасанидов: "Римская империя была оттеснена от берегов Каспийского моря, что не могло не отразиться на ее участии в караванной торговле; на море прекратились непосредственные сношения между гаванями империи и Индии, и вся морская торговля между Индией и Китаем перешла в руки персов. Всем этим было положено начало переходу культурного первенства от европейских народов к передне-азиатским, окончательно определившемуся в мусульманский период" [362]. В. В. описывает эпоху расцвета мусульманской культуры. Но уже в XV веке начинается обратное движение. Иосафат Барбаро, итальянский путешественник XV в., "едва ли не первый из средневековых путешественников говорит о возвращении в Европу, как о возвращении в более культурные условия жизни, хотя процесс перехода культурного первенства от Передней Азии к Западной Европе в то время только начинался" [363]. В середине XVII века, "благодаря иезуитам, европейская астрономия вытеснила из Китая мусульманскую, что является одним из наглядных признаков окончательного перехода первенства к европейской науке и вообще к европейской культуре" [364]. "XVIII век был критическим для всего мусульманского мира… В Европе XVIII век был, напротив, веком прогресса и реформ, положивших начало господству европейцев на всем земном шаре" [365]. Даже в небольшой заметке В. В.: "Посольство из Рима в Багдад в начале Х века" – проглядывает та же мысль о миграции культурных центров. Х век есть для него "одна из первых страниц в истории непосредственных, помимо Византии, сношений Западной Европы с мусульманским миром, подготовивших будущее экономическое и культурное первенство западноевропейских стран" [366].

Говоря об этих вопросах, нельзя забывать, что никакое данное состояние В. В. не считал вечным (см. выше). И, несомненно, пред ним вставал вопрос о том, в каком направлении пойдет дальнейшая миграция культурных средоточий…

Рассматривая работы В. В. [367], нужно отметить еще одну их черту. В. В. умел писать увлекательно. Правда, не все работы его доступны читателю. И даже первые главы "Истории культурной жизни Туркестана", насыщенные разнообразным историческим материалом, создают впечатление некоторой калейдоскопичности. Но уже последующие главы, излагающие историю Туркестана от времени русского завоевания по 1917 г., производят существенно иное впечатление. Здесь достигнута яркость и целостность изложения. Было бы желательно, чтобы такие истории были написаны применительно и к другим областям и районам России. Этим было бы значительно облегчено дело грядущего Момзена Российской империи [368]. Захватывающей по интересу является книга В. В. Бартольда об Улугбеке. Перед читателем проходит ряд выразительных образов, насыщенных то глубоким, проникающим все, религиозным чувством, то трагическим напряжением, то конвульсией злодейства. Упомянутая книга В. В. является ярким показателем того, как много поучительного и в высокой степени занимательного для каждого образованного читателя может извлечь ученый-востоковед из истории мусульманского и истории кочевого мира.

Еще в 1928 г. В. В. был полон сил и планов. Летом этого года он побывал в Туркестане, где перед тем был в 1920 и 1925 гг. Ближайшее бытовое знакомство с Туркестаном, имевшее к этому времени уже 35-летнюю давность, несомненно в огромной степени помогло В. В. в написании заключительных глав "Истории культурной жизни Туркестана": многие учреждения, которые он описывал, и многих людей, которых он упоминал, он знал в свое время по личному опыту. В. В. был не только ученым-специалистом по истории Туркестана. Он был и несравненным бытовым его знатоком. – В начале 1928 г. скончалась его жена – долголетняя спутница его жизни (дочь востоковеда В. А. Жуковского). В том же году В. В. стал директором основанного тогда Академией наук туркологического кабинета, для которого он "отвел часть своей квартиры и в который передал часть своей библиотеки". Осенью того же года В. В. писал: "Главная задача,– стоящая у меня на очереди,– издание рукописи Туманского, с подробным введением: это – долг русской науки, который давно следовало бы исполнить, но ввиду массы текущей работы все не хватает времени". Тогда же В. В. собирался в Москву – он был приглашен читать курс истории Средней Азии на этнологическом факультете Московского университета. В. В. продолжал энергично работать и в 1929 г. Но к концу этого года силы его стали заметно слабеть. Он писал 28 декабря 1929 г.: "С каждым годом работы больше, работоспособности меньше; кажется, несколько ослабевает и память; чаще прежнего случается упускать свои обязанности просто по забывчивости, и несколько дней тому назад один из моих русских корреспондентов в мягкой форме выразил свое удивление, что я, вопреки своему обычаю, не поблагодарил его за присланную книжку". Через несколько месяцев после того, как были написаны эти строки, В. В. не стало.

Русской науке он открыл новые пути как по части истории Востока, так и в области собственно русской истории, но и более всего – по установлению связи между одной и другой.

А. Дугин ЕВРАЗИЙСКИЙ ТРИУМФ Послесловие

1. Понять не понимаемое умом…

Панорама русской мысли, русской культуры в целом отличается главным и фундаментальным качеством — парадоксальностью. Эта парадоксальность сопряжена с отсутствием законченной и полной концептуальной картины, изложенной в спектре рациональных дискурсов. Грани русских теорий и учений всегда размыты… Основные вектора мысли перемешены и заслонены множеством случайных и необязательных замечаний, отступлений, деталей, импрессий. Русская мысль — даже научная или политическая — всегда литературна.

Это ведет к тому, что строго разметить пространство русского интеллектуализма на основании собственных, имманентных русской культуре, критериев практически невозможно. Складывается странная картина полемики или исторических споров, в которых сплошь и рядом ставятся совершенно невозможные в западной культуре вопросы ( например, существовала ли русская литература до Ломоносова? Есть ли такое явление как “русское богословие” или это лишь инерциальное воспроизведение поздневизантийских клише? и т.д.) Иными словами, под вопрос ставятся сплошь и рядом не частности, но сам факт существования того или иного явления, а это придает всему дискурсу несколько лунатичный характер, как будто кто-то силится проснуться ото сна, отличить фантомы сновидений от прорезающейся яви, восстановить картину прошлого, как оно было, а не как шепчут о нем неразвеявшиеся грезы, силится, но … не может, снова срывается в полудрему.

Это обстоятельство вполне применимо ко всей русской культуре. В равной (а может, и в большей) степени применимо оно и к евразийству, особому и крайне интересному явлению в русской мысли. Это явление, на первый взгляд, размыто и неопределенно, противоречиво и парадоксально. Но вместе с тем, оно исключительно тем, что не просто представляет собой одну из разновидностей русской мысли, а пытается концептуализировать саму специфику этой мысли, дать самый общий контур того. что является основной и главной чертой “русского субъекта”, понятого в самом широком смысле — как народ, государство, религиозный тип, геополитический организм, конкретная национальная личность. Евразийство пытается не просто мыслить в полусне, как все русские, но стремится концептуализировать это состояние, предлагает систему, учитывающую всю серию парадоксов, которая составляет характерную атмосферу национального мировоззрения в его общем виде.