Светлана Багдерина - Не будите Гаурдака

• Название: Не будите Гаурдака
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Фэнтези

Еженедельный прием населения Лукоморья по личным вопросам подходил к концу, когда в зал аудиенций уверенно спотыкающейся поступью вошел тот, кого царь Василий ждал и хотел увидеть меньше всего. На следующий день царский дворец был поднят по тревоге: ночью, а может, вечером, хотя, не исключено, что и днем, нелогично, таинственно и внезапно пропал младший брат царя, Иванушка. Красна душа-девица царевна Серафима, супруга потерявшегося Ивана, и Масдай, старый ворчливый ковер-самолет, стряхнув назойливых придворных и нафталин, срочно вылетают на поиски. Предстоит ли им спасти Белый Свет, или снова стать посмешищем Пяти Родов — наследников Выживших, изгнавших тысячу лет назад полубога-полудемона Гаурдака из их мира?

---

И, как назло, оказалась бок о бок с Иванушкой.

Разворачиваться и уходить было поздно.

Делать вид, что не заметила или не узнала — нелепо.

Побить — рука не поднималась.

Ругаться или плакать — не могла выбрать что-то одно.

Делать и то, и другое одновременно — не хватало опыта.

Другие стратегии поведения в голову подавленной, угрюмой царевне в голову приходить упорно отказывались, а из нечаянно пришедших и не успевших быть отвергнутыми на момент столкновения оставалась лишь одна, вычитанная давно в какой-то премудрой книжке: если ничего больше не можешь придумать, веди себя так, будто ничего не произошло.

Сказано — сделано, и Сенька, старательно показывая всем своим видом, что вовсе ни с кем ничего и не случилось3, равнодушно скользнула взглядом по споткнувшемуся от неожиданности мужу и с гипертрофированным любопытством уставилась на Фиртая.

----------

1 — Фиртай, как стало только тогда видно под толстым слоем болотной тины, лесной грязи и степной пыли.

2 — Вернее, очень старательно не глядя в одну конкретную сторону — в ту, где, по ее представлению, находился ее злополучный супруг.

3 — Точно так, как советовала книжка. Но в исполнении Серафимы это выглядело, будто год назад в ту памятную ночь в лукоморском лесу лесогорская царевна с яблоком Ярославны и отправившийся на поиски жар-птицы Иванушка просто разминулись.

---------

Это могло бы сработать.

Может быть.

Вполне вероятно.

Если бы завалявшаяся за креслом пыльная книжка, попавшаяся ей в руки во время поисков чего бы подложить под сломанную ножку стола, еще раньше не была прочитана Иваном, и из советов неизвестного мудреца по урегулированию семейных отношений ему больше всего не приглянулась бы рекомендация постараться загладить свою вину.

Какова его вина во всем произошедшем, царевич понимал не очень хорошо, но тем с большим энтузиазмом принялся он за ее заглаживание, отутюживание, утрамбовывание и бетонирование.

И поэтому, не успел Фиртай открыть рот для рапорта, как Иван, стоически набрав в грудь воздуха, выразительным шепотом сообщил на ухо той, кто по неподтвержденным свидетельским показаниям являлась его супругой:

— Ты… посмотри только… какое чудесное животное!

— Где? — подозрительно воззрилась на него царевна.

— Э-э-э-э… вот это? — смутился лукоморец и нерешительно кивнул в сторону утомленно опустившего голову единорога.

Сенька окинула незаинтересованным скользящим взглядом усталое пропыленное непарнокопытное, неопределенно промычала: "Да?..", и всерьез попыталась вслушаться в слова патрульного.

— Д-да, — по необъяснимой причине чувствуя уже себя виноватым не только перед Серафимой и Эссельте, но и перед всеми женщинами Белого Света вместе взятыми, убежденно подтвердил Иванушка, и торопливо продолжил:

— Ты погляди только… какой у него хвост… какая грива…

— Грязные и спутанные? — вопросительно посмотрела на него Сенька в ожидании так и не последовавшего развития мысли.

— Какая… стать… — с видом заслуженного эксперта по единороговодству вместо этого проговорил Иван.

— Бывает и лучше, — нетерпеливо отмахнулась царевна.

— Какой… — супруг ее сделал последнюю попытку выиграть проигранную еще вчера войну, — …рог!..

— Чего?..

— Р…рог?..

— Ну, и что?! — окончательно и бесповоротно потеряв нить доклада, раздраженно рявкнула Серафима. — Если это единорог, у него должен быть рог, и что дальше?! Рог как рог! Я что, по-твоему, рогов раньше не видела?! И вообще, ты можешь хоть раз молча послушать, когда говорят что-то, от чего зависит твоя жизнь, или у тебя от общения с этой… фифой расфуфыренной… мозги вообще порозовели и съехали набекрень?! Извини.

— Эссельте тебе не фуфа расфифи… фифи расфуфу… фуфы… расфыфы… — с негодованием взвился было Иванушка, но, не в силах одолеть предложенную женскую скороговорку, мрачно прищурился и договорил: — Она не такая, к твоему сведению! Вот!

— А какая? — саркастично уставилась на него царевна. — Мамзель ряженая! Финтифлюшка напомаженная! Вертихвостка выпендрючная! Вот она кто! К твоему сведению!

— Она… она… — растеряно заморгал глазами лукоморец, кое-как собрался с кинувшимися врассыпную под жгучим взором супруги мыслями, и обиженно объявил: — …она — настоящая дама! И никогда не позволяла себе разговаривать со мной в таком тоне, между прочим!

— Это потому, что ты никогда не бубнил ей под ухо всякую сентиментальную чушь, когда она пыталась расслышать, что рассказывает разведчик! — жарко выпалила в свою защиту Сенька, воинственно скрестила на груди руки и, оскорбленная в лучших чувствах1, демонстративно отвернулась.

Похоже, праздник воссоединения семьи отменялся на неопределенное время.

----------

1 — А также в чувствах похуже, чувствах так себе, и чувствах совсем ни в одни ворота.

----------

Вести, принесенные Фиртаем, для разнообразия были хорошими.

Ни щупальцеротов, ни мегалослонтов, ни шестиногих семируков, ни другой живности, страдающей повышенной агрессивностью вкупе с неутолимым аппетитом, поблизости от их маршрута обнаружено не было.

Крупное стадо гиперпотамов прошло недавно с водопоя, а это значило, что вернется оно не скоро — народная примета.

От стада отбился захромавший детеныш, и это была еще одна народная примета — к вкусному обеду.

Который и поджидал измученных, изголодавшихся беглецов, когда вслед за повеселевшим разведчиком они через полтора часа дотащились до ложбины меж двух холмов, к тому времени уже превращенной патрульными в походную точку общепита.

Еще через полдня, ближе к вечеру1, на горизонте показались дымы — но не пожарищ, как екнуло сперва сердце и у самых завзятых оптимистов, а простые, мирные, домашние, уносящие в воздух ароматы жареного мяса и свежего хлеба.

Дома.

Наконец, они были дома.

----------

1 — Хоть люди и под страхом вечного поселения в Сумрачном мире не смогли бы отличить здесь день от ночи.

----------

Масдай, отданный людьми в аренду хозяевам и превращенный теми в смесь летающего госпиталя и разведывательного комплекса с насупленной не хуже пасмурного Сумрачного дня Серафимой в роли пилота, в несколько минут домчался до Плеса, напугал и изумил безмятежно готовящихся ко сну сиххё, сгрузил раненых и новости, взял на борт срочно собранные со столов по всей деревне хлеб, мясо и воду, и снова птицей понесся к из последних сил переставляющей ноги и копыта колонне.

Подкрепив на ходу силы нежданным гостинцем, люди и сиххё с энтузиазмом двинулись вперед, и через три часа достигли лихорадочно гудящего и готовящегося к их прибытию Плеса.

Двухмесячные запасы деревни были экстренно извлечены из амбаров и сусеков и превращены в изобильный горячий ужин, столы накрыты прямо на улице, как во время праздника, все скамьи, до последней табуретки, выволочены из домов, и измотанным до предела беженцам лишь оставалось смыть у каменных колод при колодцах пыль дорог, занять места и взять в руки ложки.

Когда первый голод был утолен, настало время известий и скорби.

После — время сна.

Утром — а, может, и днем, кто их тут разберет — время покинуть хмурый мир, ставший им временным приютом, навсегда.

Ночь — а, точнее, то время, которое сиххё считалось в Сумрачном мире ночью — прошла для измученных морально и физически людей незаметно.

Как почетных гостей — или заложников? — их разместили не под открыты небом, вместе с подавляющей частью беженцев, а в тесных приземистых глинобитных домиках, отыскав местечки среди хозяев, косящихся и кривящихся на вековечных врагов, превратившихся в одночасье в друзей.

Как единственные женщины среди людей, Сенька и Эссельте получили от галантного старейшины Плеса Хадрона в совладение одну и так не слишком широкую лежанку в его доме, в компании еще десятка беженок, расположившихся на одеялах на полу, и вежливое пожелание сладких сновидений.

И той, и другой больше всего на Белом и Сумрачном Свете хотелось уйти спать на улицу, или, на худой конец, к народу, на пол, но и та, и другая по одной и той же причине1, остались на жестком колючем матрасе, спина к спине, и теперь обе тихо мучились, пыхтя и ворочаясь. Эссельте — то и дело стукаясь то коленками, то лбом, то носом об стенку, Серафима — опасно балансируя на самом краю кровати, над сладко посапывающей внизу Сионаш.

Первой противостояния не выдержала Сенька.

— Слушай, ты… — ухитрившись вывернуться на сто восемьдесят градусов без помощи подручных средств в виде соседки, прошипела она в ненавистный затылок. — Ты это дело брось, я тебе честно говорю.

— Какое дело? — перестала возиться окончательно притиснутая к стенке принцесса и попыталась повторить трюк царевны.