Стивен Бакстер - Свет иных дней

• Название: Свет иных дней
• Автор: Стивен Бакстер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18417-1

Ранее не переводившийся на русский язык роман классика научной фантастики Артура Кларка, написанный в соавторстве со Стивеном Бакстером, оптимистичен, несмотря на описываемую в нем угрозу столкновения Земли с приближающейся к ней кометой. Глобальная утопия с воскрешением мертвых и расселением их в бескрайних просторах космоса, начинается как детектив, связанный с открытием фантастического свойства пространства-времени, возможностью заглядывать в прошлое, и далее переходит в калейдоскоп картин близкого и дальнего будущего человечества, достигшего звезд и распростившегося с неразрешимыми проблемами дня сегодняшнего.

---

Из «арен», «отрядов правды» и прочих клубящихся смерчей мысли и споров возникало новое, коммутированное сообщество, вооруженное такими чипами. Нарождалась новая, молодежная всемирная общность. Мозг соединялся с мозгом. Сливались сознания.

Они называли себя Едиными.

«Новенькое, с иголочки, будущее», – думал Бобби.

Но сейчас перед ним была восемнадцатилетняя девушка, его сестра, – с «червоточиной» в голове.

«Тебе страшно, – сказала Мэри, прикасаясь к его руке. – Ужастики. Групповое сознание. Потеря души. Ля-ля-ля».

«Да, черт побери».

«Ничего страшного. Может быть…»

Мэри вдруг отняла руку, отстранилась и поднялась с пола. Бобби пошарил в темноте, наткнулся на ее голову, но она отшатнулась и ушла.

Тут сразу задвигались все остальные, кто находился в комнате. Словно стайка птиц спорхнула с дерева.

Открывалась и закрывалась входная дверь, по полу стелились блики света.

«Пойдем», – передал Бобби Кейт, взял ее за руку, и они следом за остальными беженцами тронулись к выходу.

«Испуган, – касаниями проговорила Кейт на ходу. – Ты испуган. Ладонь холодная. Пульс частый. Точно».

Да, он испугался и не стал отрицать этого. Но страшило его не нежданное обнаружение – они с Кейт уже побывали в переделках и похуже, а у групп, собиравшихся в таких домах, всегда имелась разветвленная сеть дозорных, вооруженных червокамерами. Нет, не обнаружения и не поимки он боялся.

Его испугало то, что Мэри и все остальные повели себя все как один. Как один организм. Единый.

Бобби быстро надел плащ-невидимку.

/26/ ПРАМАТЕРИ

В «Червятнике» Давид сидел перед большим настенным софт-скрином.

На него смотрело лицо Хайрема. Он был моложе, его черты – мягче, но все же это, несомненно, был Хайрем. Лицо обрамлял тускло освещенный городской пейзаж: обшарпанные многоэтажные дома и грандиозные транспортные системы. Этот город словно задумали не для того, чтобы в нем жили люди. Это были окраины Бирмингема, огромного города в самом сердце Англии, в самом конце двадцатого века – за несколько лет до того, как Хайрем покинул эту древнюю, затронутую распадом страну в надежде на большие возможности в Америке.

Давиду удалось скомбинировать программу поиска по ДНК, разработанную Майклом Мейвенсом, с системой управления червокамерой, и затем он усовершенствовал ее так, что стало возможно просматривать целые поколения. И вот теперь точно так же, как раньше, когда он просмотрел жизнь младшего брата до момента его появления на свет, он добрался до жизни Хайрема, производителя ДНК Бобби.

Теперь, движимый любопытством, он намеревался отправиться еще дальше в прошлое и увидеть собственные корни – ведь по большому счету только эта история и имела для него значение.

В пещерном сумраке лаборатории по стене проплыла размытая тень. Давид заметил ее краешком глаза и не стал отвлекаться.

Он понял, это Бобби – его младший брат. Давид не знал, почему Бобби здесь, но догадывался, что тот присоединится к нему, когда все будет готово.

Давид обвил пальцами маленький джойстик и нажал на кнопку.

Лицо Хайрема начало разглаживаться, молодеть. Фон вокруг него превратился в дымку, в мелькание дней и ночей, смутно видимых домов, которые неожиданно сменились серо-зелеными равнинами болотистой страны, где вырос Хайрем. Вскоре лицо Хайрема уменьшилось в размерах, стало наивным, мальчишеским, и очень быстро – младенческим.

А потом его вдруг сменило лицо женщины.

Женщина улыбалась Давиду – вернее, кому-то, кто находился позади невидимого объектива «червоточины», парившего перед глазами женщины. Эту точку Давид выбрал для начала просмотра линии митохондральной ДНК, передававшейся без изменений от матери к дочери. И это, несомненно, была его бабушка. Она была молода, лет двадцати пяти, – конечно, молода, ведь след ДНК привел от Хайрема к ней в момент его зачатия. К счастью для Давида, ему не предстояло увидеть, как его бабушка старится. Она была красива тихой, спокойной красотой. Именно такой представлял Давид типичную англичанку: высокие скулы, синие глаза, светло-рыжие волосы, уложенные в тугой пучок.

Азиатскую кровь Хайрем унаследовал по отцовской линии. Давид гадал, какие сложности мог вызвать такой союз у миловидной молодой женщины в такое время и в таком месте.

Он почувствовал, как тень, передвигавшаяся по «Червятнику», переместилась ближе к нему.

Он нажал на кнопку, и мелькание дней и ночей возобновилось. Лицо стало девичьим, немного, едва заметно, изменилась прическа. Потом лицо словно начало терять форму – наверное, из-за подростковой припухлости, а потом и вовсе стало круглым, детским.

И снова резкий переход. Прабабушка. Эта молодая женщина находилась в какой-то конторе. Она сосредоточенно хмурила брови, ее прическа представляла собой сложное нагромождение туго сплетенных кос. На дальнем плане Давид увидел других женщин – большей частью молодых. Они сидели рядами и трудились, орудуя неуклюжими механическими калькуляторами – старательно вертели ручки, нажимали на рычажки, подкручивали колесики. Видимо, это были тридцатые годы, и до появления компьютеров еще оставалось несколько десятков лет. По всей вероятности, это был такой же вычислительный центр, как все прочие на планете в те времена.

«А для меня это прошлое, не такое уж далекое, – подумал Давид, – уже как чужая страна».

Он выпустил девушку из хронологической ловушки, и она устремилась к собственному младенчеству.

Вскоре перед Давидом предстала еще одна молодая женщина, одетая в длинную юбку и плохо сшитую и плохо на ней сидящую блузку. Она размахивала флагом Британского Союза, а ее обнимал солдат в приплюснутой оловянной каске. Улица у них за спиной была заполнена народом – мужчинами в костюмах, кепи и плащах и женщинами в длинных пальто. Шел дождь, стоял пасмурный осенний день, но это, похоже, никого не огорчало.

– Ноябрь тысяча девятьсот восемнадцатого, – проговорил Давид вслух. – Перемирие. Окончание четырех лет кровопролития в Европе. Неплохая ночь для зачатия. – Он обернулся. – Как думаешь, Бобби?

Тень, неподвижно застывшая на фоне стены, словно бы растерялась. Но через несколько мгновений она отделилась от стены и, легко передвигаясь, приняла очертания фигуры человека. Появились лицо и руки, отделенные от невидимого тела.

– Здравствуй, Давид.

– Посиди со мной, – пригласил Давид.

Его брат сел рядом, шурша плащом-невидимкой. Он держался неловко, словно отвык открыто находиться близко к кому бы то ни было. Но это не имело значения, Давид от него ничего не требовал.

Лицо девушки из Дня Перемирия стало круглее и меньше, превратилось в лицо ребенка. Произошел новый переход. На софт-скрине перед братьями предстала молодая женщина, черты лица которой отразились в ее потомках. Синие глаза, землянично-рыжие волосы. Вот только она была худенькая и бледная, со впалыми щеками. Теряя годы, она перемещалась по дымке мрачных городских пейзажей. Фабрики, ряды домов вдоль улицы, а потом – вспышка детства, а потом – иное поколение, иная девушка, но все тот же унылый пейзаж.

– Они выглядят так молодо, – пробормотал Бобби. Его голос прозвучал хрипловато, словно он давно не говорил вслух.

– Думаю, нам придется к этому привыкнуть, – невесело отозвался Давид. – Мы уже занырнули глубоко в девятнадцатый век. Великие открытия в медицине еще не сделаны, познания в области гигиены минимальны. Люди умирают от самых простых, излечимых болезней. И кроме того, мы просматриваем цепочку женщин, которые хотя бы дожили до детородного возраста. Нам не попадаются на глаза их сестры, умершие в раннем детстве и не оставившие потомства.

Поколение уходило вслед за поколением, лица уменьшались в размерах подобно сдувающимся воздушным шарикам, едва заметно изменяясь, послушные генетическому дрейфу.

Лицо молодой женщины, залитое слезами, в то мгновение, когда она родила. Ее ребенка у нее отняли, Давид это увидел. Но в обратном просмотре все выглядело так, словно ребенка женщине отдали. Ее беременность была окрашена горем и стыдом, а потом Давид добрался до момента, определившего жизнь бедняжки. Кто-то из родственников – то ли брат, то ли дядя – надругался над девушкой, изнасиловал ее. Очистившись от поругания, девушка стала более юной, хорошенькой, улыбчивой, ее взгляд наполнился надеждой, несмотря на унылую жизнь. Она умела находить красоту в простоте: в краткой жизни цветка, в силуэте облака.

«Наверняка в мире полным-полно таких мучительных биографий, – думал Давид. – Действие разворачивается, отступая в прошлое, деяния предшествуют причине, боль и отчаяние ниспадают по мере приближения к чистоте детства».

Неожиданно фон снова изменился. Теперь вокруг женщины-предка, отделенной от Давида десятком поколений, раскинулась сельская местность: небольшие поля, свиньи, что-то подбирающие с земли, коровы, жующие чахлую траву, множество чумазых ребятишек. Женщина имела изможденный вид: щербатый рот, морщинистое лицо, словом – старуха, но Давид догадывался, что ей никак не больше тридцати пяти – сорока.