Николай Амосов - Голоса времен. (Электронный вариант)

• Название: Голоса времен. (Электронный вариант)
• Автор: Николай Амосов
• Жанр: Биографии и Мемуары

"Эта книга - познание самого себя. Кем был, как менялся, что осталось..." Так скромно автор определяет задачу своих мемуаров, хотя имеет полное право на более высокую оценку столь долгой и яркой жизни. Воспоминания Н. М. Амосова - пронзительная, очень личная исповедь и в то же время объемный портрет эпохи: война, надежды шестидесятых, медицинские открытия, потрясшие мир, снова надежды и разочарования уже конца восьмидесятых, встречи, "голоса" и живые портреты современников - выдающихся хирургов С. С. Юдина, А. Н. Бакулева, А. А. Вишневского, академика Сахарова, политиков и деятелей культуры.

---

Вот недавно появился Суворов - беглый чекист из ГРУ и написал скандальную книгу "Ледокол". Сказал: Сталин сам готовил нападение на Германию, но не успел. Что у нас был огромный перевес в вооружениях. Что страна была отмобилизована. Недавно мелькнуло в прессе, что и Жуков в генеральном штабе готовил планы вторжения, но какие-то слабые, и Сталин их будто - бы забраковал. Не солидно.

Суворову я не очень поверил. После перестройки должны были появиться истинные цифры об оружии и войсках. Не появились.

Но кое-что есть. Танки и самолеты "новейшей конструкции", (устаревших не считают). Так вот: в июне 1941 преимущество немцев было 1:3, в декабре - по танкам - сравнялись, по самолетам мы отставали 1:1,2. Но производственные мощности и конструкции оружия были, поэтому и произошёл в 1942 перелом в соотношении сил. К концу войны он достиг 5:1 в нашу пользу.

Впечатление? Была какая-то фатальная военная глупость Сталина. Обманули его немцы дезинформацией. Репрессиями он уничтожил лучших генералов и задавил остальных: они могли только поддакивать вождю.

Мнение: планов завоевать Европу не было. Было нагромождение военной мощи из панического страха перед Гитлером. Но не было настоящего руководства армией. В результате - неразбериха и поражение.

Да, Сталин умел побеждать. Но только тем, что не жалел людей. Это - и стройки, и колхозы (голодомор). Но больше всего - война. Цифры потерь менялись и не достоверны до сих пор. Точных - просто не существует. Самые вероятные: страна не досчиталась 20 - 25 миллионов. Это - в четыре раза больше, чем немцы и раз в двадцать больше союзников.

Генералы завоевывали победы трупами солдат, а вовсе не гением. Кстати: недавно всплыла интересная цифра: 300 000 положил Жуков только для взятия Берлина. Торопился, видите ли. Зачем? Город и так лежал под ногами.

Такой была и вся война.

Глава пятая. Москва. Брянск.

1. 1945 г. Еще раз Манчжурия.

Итак, ППГ-2266 умер. Мы с Лидой получили предписание ехать на какую-то станцию, не помню, в госпиталь 497, к начальнику Гарелику.

Упаковали чемоданы и ноябрьским вечером нас посадили в поезд. Ехали часа три. Приехали уже в темноте. Ночевали у добрых людей.

Какая неприкаянность! Как будто от родной матери оторвались.

Утром нашли госпиталь, на окраине посёлка, в военном городке. Комсостав жил в "фанзе", этаком круглом доме из досок на манер чукотского чума. Тесно и скучно прожили целый месяц. Отвратительное настроение. Не было желания что-нибудь делать, все казалось сугубо временным. Начальник - молодой энергичный капитан, Саша Горелик, я его знал по прежней армии. С ним жена, не ППЖ. Собака овчарка. Еще служили трое врачей, молодые женщины. Одна интересная (замечал, Амосов!). Но имена забыл.

В конце декабря получили приказ выехать в Манчжурию и возглавить лагерь японцев, в котором свирепствует сыпной тиф.

Прислали студебеккеры. Погрузились. Поехали. Мороз 20 градусов.

Прибыли в город Мудедзян, километров двести. Выгрузились в большом посёлке, бывшем военнном городке японской армии.

Боже мой, какая жуть! Почти как в Гомеле или Кенигсберге. Одноэтажные дома, улицы, перекрестки. Но от домов - одни стены. Даже крыши не везде. Не только рамы - косяки, полы выломали китайцы. Мстили?

Но всё-таки нашли обжитый район - команда и комендант, двадцать солдат и пьяный капитан. Чуть дальше японский военный госпиталь, их ППГ. Окна вставлены, стекло, фанера. Крыши и дым из труб. Живут люди.

Наше докторское дело телячье - сиди и жди. Комендант нашёл дом, несколько целых комнат с печками и даже дровами. Выгрузились, стали печки топить и греться. Начальство с хозяйственниками пошло дела делать - дома занимать, имущество разгружать, ремонт начинать. Но, прежде всего, горячую пищу. Полевой госпиталь всё имеет: походная кухня, котлы, кипяток. Через час уже еда готова. Живём! Мрачно шутим: "ППГ в своей стихии".

Пришёл начальник, Саша. Дал информацию.

Лагерь военнопленных, около 500, точно никто не знает. Карантин из-за тифа. По идее есть организация - команда солдат и японский госпиталь. В действительности - хаос и вымирание. Лагерь не охраняется, пленные убегать боятся - китайцы тут же убивают. Японцев кормят сухим пайком, но в действительности голод - команда продаёт и пропивает продовольствие. Госпитальные себя кормят, но никого не лечат. Задача: оздоровить лагерь.

Посовещались с Сашей. У него вся полнота власти, есть приказ свыше. Наметили: сортировка и учёт. Больных собрать вместе, вымыть, лечить. Крепких заставить работать. Дел много: утеплиться, отопиться. Кормление из кухни. Прожарить одежду. Проверять на вшивость и заболевания. Здоровых после карантина и переболевших отправлять на советскую территорию. Тифозных принимать из других лагерей.

Вызвали японца начальника госпиталя. Крупный, очень вальяжный, одет по форме. Есть переводчик. Заявляет:

- Не признаем себя побеждёнными: Микадо приказал сдаться.

Саша припугнул:

- Не будем выяснять. Командуем мы, за неподчинение - расстрел.

Пошла работа. Планы выполнялись, фронтовой опыт.

Помню первый обход бараков для сортировки "контингента".

Входим: начальник, врач - японец, с ним их переводчик и писарь. Потом я, хозяйственники. В бараках адский холод. Дыры в окнах. Сидят на корточках у стен, другие лежат, ослабли.

Офицер что-то кричит с порога, наверное, наше "Встать!".

И вот чудо: полумертвые встают, шатаясь, строятся. Снова команда, отвечают хором странным грудным звуком, вроде: - О... о... х!

Кто поднимается лениво, или молчит, того офицер бьёт по лицу. Слабых поддерживают. Они падают, как только офицер проходит дальше.

(Думаю: "Да,... а сильны япошки! Это не немцы. И не русские.")

Сортируем, даем бирки, писарь переписывает. Совсем слабых ведут и грузят в машину. Сильных уводят хозяйственники. Строем ведут!

Навели порядок за два дня. "Вошебойка" дымит круглые сутки. Рядом в домике что-то вроде бани (воды мало), сидят голые, ждут одежду. Сухие пайки прекратили, обед из кухни, кипяток, сахар и хлеб. Оказалось, что нормы приличные: консервы, крупы, рыба, жир. Хлеба - 600 гр.

Японские сёстры и санитары очень пригодились, а с врачами контакта не получилось, лечили мы сами.

Главное открыли барак на 100 мест. Вместо кроватей были носилки и топчаны. Белья и одеял госпиталь имел в избытке: "трофеи наших войск". Было и всё другое имущество. Лида, старшая: вспомнила лучшие времена. Заместительницей у ней была фельдшер Хамада - старая, тощая и деловая. Лиду называла: "Лида-сан", госпожа. Младшие сёстры - японки тоже приятные. Была бригада санитаров, очень дельных ребят. Не чета нашим. Врачей и офицеров положили в отдельной палате - дань субординации.

Отношения между японцами нам казались странными. Парни и девушки соберутся вечером у печки, песни поют, не лапают, как у нас, даже не касаются. Офицеры, разговоров с рядовыми не ведут, нас стараются не замечать: чёртовы самураи! Японки - сёстры, наоборот, очень наших полюбили.

Когда тифозные больные выздоравливают, прорезывается зверский аппетит. Бывало крали пайки хлеба из-под подушки соседа. Если кого уличали, старший командовал "смирно" и бил по лицу, на полном серьёзе.

Умирали не часто, только крайние дистрофики. Но всё же почти каждый вечер на околице поселка японцы сжигали трупы - пепел отправить домой.

Лечение сводилось к минимуму: кофеин, камфора при плохом пульсе. Кормили, поили, переворачивали, когда сознание мутилось от высокой температуры. Смотрели, чтобы не убегали в бреду. Вшивость ликвидировали быстро.

Труднее было обустроить помещения для здоровых, карантинных: много ремонтной работы. Но справились. Наши командовали. Японцы работали.

Быт персонала наладился. У нас с Лидой была комната-кухня. Холодная, как во всех домах. Вот когда пригодилась немецкая перина!

Выдавали пачки оккупационных денег - юаней. Что бы их потратить ездили в город на базар. Очень многолюдный, масса китайцев продают с рук сущие пустяки - кусок материи, пачку сигарет, съестное. Цены для китайцев очень высокие, их взвинтили наши военные. Рассказывал начфин, что юани в штаб дивизии машинами привозят. Лида купила несколько японских кимано.

Еще были в гостях в деревне. Русской нищеты много повидал за войну, но китайская - из рук вон. Глинобитный домик, малюсенькое окно, земляной пол, печка и что-то вроде нар-лежанки, под которой дымоход проходит. Грязь первобытная. Угощали нас, много блюд, не вкусно.

На китайский новый год ездили в город. Видели представления: драконов, фонарики, фейерверки, шествия.

В конце февраля Бочаров, мой друг и главный хирург округа, вытребовал меня к себе, в Ворошиловск-Уссурийский, в окружной госпиталь.

Впечатления от японцев: "О... о... !!!" Сильная нация. Это оправдалось потом в "Японском чуде".