Николай Амосов - Голоса времен. (Электронный вариант)

• Название: Голоса времен. (Электронный вариант)
• Автор: Николай Амосов
• Жанр: Биографии и Мемуары

"Эта книга - познание самого себя. Кем был, как менялся, что осталось..." Так скромно автор определяет задачу своих мемуаров, хотя имеет полное право на более высокую оценку столь долгой и яркой жизни. Воспоминания Н. М. Амосова - пронзительная, очень личная исповедь и в то же время объемный портрет эпохи: война, надежды шестидесятых, медицинские открытия, потрясшие мир, снова надежды и разочарования уже конца восьмидесятых, встречи, "голоса" и живые портреты современников - выдающихся хирургов С. С. Юдина, А. Н. Бакулева, А. А. Вишневского, академика Сахарова, политиков и деятелей культуры.

---

Нет, мы не "потонули" в смысле хирургии. Только благодаря отличным сестрам и правильной сортировке. Не зря восемь колхозных подвод целый день перевозили раненых с места на место. Нам удавалось вылавливать всех "отяжелевших" и собирать их в основных помещениях, где был постоянный врачебный надзор. За всё время в домах умерло двое, и был один просмотренный случай газовой флегмоны: раненого доставили в перевязочную уже без пульса.

... ... ...

Главная медицинская забота - не пропустить кровотечения. У многих через неделю - две, после ранения развивается инфекция, самое время для так называемых "вторичных" кровотечений от разрушения гноем стенки артерий. Как выловить такого раненого за один-два километра, в страшную грязь и темень? Помощь нужна немедленная. Первое, нужно зажать кровоточащее место и держать. Потом жгут, и только тогда - операция.

Это совсем не просто, "зажать". И мы проводим обучение хозяек - пока они стоят в очереди за питанием, им рассказывают, как нужно прижать рану ладонью через повязку, если из нее потекла кровь. Это же сестры рассказывают самим раненым при обходах. Жгутами мы не можем снабдить каждую хату, да и не так легко его наложить. Зато около перевязочной круглосуточно дежурит наша повозка, а в палатке - наши отличные санитары.

Ночью прибегает в перевязочную запыхавшийся бледный паренёк:

- Дяденька, скорее! Кровь идёт... Мамка послала, раненый помирает...

Бессоныч просыпается моментально. Хватает паренька в телегу, сам стоит во весь рост и гонит по грязи, куда укажет пацан. Тут он застаёт страшную панику, уже горит коптилка, все возбуждены. Хозяйка или кто-нибудь из раненых прижимает повязку, из-под рук сочится кровь. Пострадавший чуть жив от страха. Быстро накладывает жгут, в телегу и - опять галопом, к перевязочной.

А тут уже другой санитар прибежал ко мне, разбудил Лиду или Машу Полетову, и она уже надела перчатки, ждёт. У дверей стаскивают одежду и на стол. Канский режет ножницами бинты, мажет кожу йодом и медленно ослабляет жгут. Обычно тут же оперируем вдвоём с сестрой, под местной анестезией. Коля переливает кровь и глюкозу.

Я здорово насобачился на сосудах! Кажется, в организме нет артерии, которую бы не пришлось перевязывать. Одни простые, как сонные и бедренная, другие - коварные: ягодичная или подключичная.

Перед отъездом из Хоробичей я подсчитал по перевязочному журналу: свыше ста! Конечно, не сто раненых - некоторые "кровили" по два и три раза, С конца ноября, пожалуй, не было ночи, чтобы мы с Лидой Денисенко не оперировали кровотечение. Бывало и по несколько случаев подряд.

Наконец 25 ноября пришла летучка. Страшный был аврал! Непросто вывезти на станцию и погрузить семьсот лежачих раненых. Расстояние хотя и небольшое - всего три километра, но нужно каждого проверить, кое-кого подбинтовать, одеть, положить в телегу, привезти, перенести в вагон, там уложить. Мобилизован транспорт, люди. Женщины упрашивают за своих квартирантов, но мы строго придерживаемся принципа: в тыл только обработанных. Вывозили дотемна и справились

На следующее утро сообщили, что в летучке умерло несколько наших раненых. Оказывается, поезд не ушел. Я поскакал на вокзал верхом, прямо в халате. Умер только один раненый, его хозяйка из хаты привезла самовольно. Однако пришлось вернуть ещё несколько человек с мочевыми и каловыми свищами. Теплушки не приспособлены для них.

Обещают наказать меня. Наверное, правильно - заслужил.

А сегодня утром сказали, что наградили орденом Красной Звезды.

26 ноября наши взяли Речицу. Ох, и дорого она досталась!

После этого дня поступления раненых пошли на убыль. Возить стало очень далеко - до фронта 120 км. Начались холода. Раненых привозили совершенно замерзших, потому что при эвакуации на попутных машинах практически невозможно обеспечить одеялами и спальными конвертами.

После второй летучки у нас осталось только 1500 раненых, и мы смогли навести некоторый порядок. Освободили дальние улицы, провели планомерную санобработку и перевязки тех, которых сразу развозили по домам.

Стало немножко меньше работы. Это значит, что можно встречаться за обедом, поболтать, справиться о сводке и выслушать комментарии. Даже отпраздновали мое тридцатилетие. Да-да! Мне 30 лет.

Была даже "личная жизнь". Мы с Лидой все больше сближались. Конечно, это становится заметным. Отношения с Лидией Яковлевной ухудшились.

Хирургические проблемы: кроме кровотечений, нас мучили "мочевики". В МСБ и ППГ знали только одну урологическую операцию - свищ мочевого пузыря. "Холодный" уролог Гамбург, который пришёл в госпиталь осенью из полка, очень пригодился. Он ходил в жаркой палате в своём неизменном меховом жилете и с наганом, пот с него течет градом. Своими квалифицированными промываниями спас многих. Сам пропах мочой.

Конечно, были грудные клетки, бёдра и суставы. Мы не могли их лечить в этих условиях. Нужен рентген, нужно вытяжение, нужен гипс... время, наконец! Мы не пропускали начавшуюся газовую, не давали умереть от кровотечений, но не могли предотвратить развитие сепсиса. Только вскрывали гнойные затеки, флегмоны. И ждали эвакуации.

А раненые отяжелевали и становились нетранспортабельными. Тогда - ампутация. Так и получалось - ожидали время для ампутации. Ужасно.

16 декабря отправили последнюю летучку и тут же получили приказ переезжать. А у нас 90 нетранспортабельных раненых.

Оставили Гамбурга, перевязочную и палатных сестёр, повара, двадцать выздоравливающих. Снарядили их как на зимовку - всё хотелось предусмотреть: медикаменты, перевязку, питание. Да разве можно оставить главное - опыт, уменье?

И вот я сижу наверху машины, надел массу всякой одежды. Тепло, хотя ветер злой, мороз около двадцати.

Выпал снег и закрыл израненную землю, пепелища. В сожжённых деревнях люди живут, как кроты в норах: видны сугробы, из которых торчат железные трубы с лентами жидкого дыма.

Дорога накатана военными машинами. Едем довольно быстро. Вот уже Сож, временный мост. Гомель. Что от него осталось! Вся длинная улица, что ведёт на север, разрушена, одни остовы сгоревших кирпичных домов со слепыми черными глазницами окон да пустыри с грудами кирпича. Но уже заделывают досками окна, уже выставлены в некоторые окна трубы, как было в Калуге. Сколько таких городов уже оставила война, а сколько ещё разрушат? Велики успехи, но как много ещё нужно освободить.

Потом начинаю думать о близком, о своих кровных медицинских делах. О только что прошедшей работе в Хоробичах. С 10 ноября по 18 декабря средняя загрузка составила около тысячи человек, 80 процентов - лежачие. Свыше восьми тысяч прошло через госпиталь за это время, больше двух процентов умерло. Несколько братских могил оставили на кладбище. Даже страшно назвать, цифру смертности, если сложить все этапы: и медсанбат, и ППГ первой линии, и ГБА, и дальше - фронтовую базу, как в Ельце или Калуге.

Кто виноват? Сколько здесь моей вины?

Всё это я передумал уже сто раз за этот год.

Из внешних событий помню Тагеранскую конференцию: Сталин встретился с Рузвельтом и Черчиллем - вышел в свет. Следили, в пределах возможного. Одобряли. Надеялись.

23. 1944 г. Буда. Женитьба.

В Буду приехали вечером. Остановились у взорванного вокзала. Разожгли костёр.

Начальник пошёл к коменданту: "Плохо!" Станция снабжает две армии. Всё забито тылами.

Следующий день искали помещения, даже в окрестностях. Безнадежно: авиаторы, автобазы, склады. Вечером, когда возвращались, увидели двухэтажную школу без окон и дверей. Потом нам рассказали: в 41-м году в ней немцы собирали евреев перед тем, как расстреливать.

Посмотрели. Рамы и двери выломаны, печки попорчены. Но полы и потолки целы. И крыша.

Решились восстанавливать - имеем сто человек выздоравливающих, есть мастера, но нет материалов. Пошли искать украденное по домам. Обнаружили. Отобрали. Окна частично заложили кирпичами.

Полностью воспроизвели схему Хоробичей, только в лучшем варианте - в одном здании 250 коек, баня и перевязочная. Вместе с палатками снова имели 500 мест. Плюс хорошие дома в соседних улицах.

На этот раз раненых, привозимых в Буду, сортировали в ЭПе. Проблемы не было - приходит колонна машин, сортировщик командует: "Ходячие, вылезай! " Все, кто может, моментально слезут. Остальных везут нам.

26 декабря ещё не окончен ремонт, а работа уже началась. ППГ первой линии "накопили" раненых, и везли по 50-60 человек в день. Раненые были тяжёлые. Наш контингент.

Пошло наступление, и поток увеличился. Такого сумасшествия, как в Хоробичах, не было. Скоро пошли летучки, поэтому больше семисот раненых у нас не собиралось. Занимали, максимум, одну-две соседние улицы.

В эвакуации была только одна трудность - захватить вагоны в летучке. Но санитары, ребята бравые, справлялись.