Александр Брагинский - Пьер Ришар. «Я застенчив, но лечусь»

• Название: Пьер Ришар. «Я застенчив, но лечусь»
• Автор: Александр Брагинский
• Издательство: Литагент «Аудиокнига»0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067936-2, 978-5-94663-919-4

16 августа 2009 года любимому французскому актеру исполнилось 75 лет. Он часто прячет свое истинное грустное лицо за маской шута. Жерар Депардье в своей книге «Украденные письма» называет его трагиком и сравнивает с князем Мышкиным Достоевского. Да и сам он, отдав столько сил процветанию французской комедии, никогда не считал себя клоуном, понимая комедию как высокий и благородный жанр, возвышающий человека и приносящий ему одну из самых великих радостей – смех. Книга рассказывает о жизни и творческом пути Пьера Ришара, в нее включены воспоминания самого актера «Маленький блондин в большом парке» и его интервью разных лет.

---

– Оказала ли на вас влияние американская комедия?

– Я испытываю огромное восхищение Бастером Китоном, в нем столько волнующей меня нежности. Точно так же восхищаюсь десятком других комиков – Чаплином, Джерри Льюисом, Бруксом и Алленом. Во Франции я люблю Тати, к которому тоже испытываю огромную нежность.

– Во время съемок смеются ли члены Вашей группы?

– Во время съемок я стараюсь сам не смеяться и не позволяю смеяться техникам. Мне иногда даже говорят: «Вы очень хороши, но могли бы быть лучше». И пусть говорят.

– Какие у Вас планы?

– Фильм с Жераром Ури. Его картины мне очень нравятся. Он очень близок мне своим юмором и гэгами. Но это настоящий тиран. Он заставляет делать невероятные вещи… и это меня забавляет. Фильм – это способ пережить приключение.

У меня также план поработать с Джином Уайлдером. Может получиться очень забавная картина, принимая во внимание мой плохой американский акцент. (Этот проект тоже не получил воплощения. – А. Б.)

– В нем будет обыгрываться Ваше сходство?

– Помимо того взаимного уважения, которое мы испытываем друг к другу, этим и продиктовано желание сняться вместе.

– Найдется ли у Вас время, чтобы написать для себя новый сценарий и поставить по нему фильм?

– Не в этом, но в будущем году. Мне не хочется писать каждый год. У меня есть магнитофон в машине, и едва приходит в голову хорошая мысль, как я ее тотчас фиксирую на пленке.

– Какая из Ваших картин забавляла Вас больше всего?

– В первую очередь «Блаженный Александр», где у меня была одна сцена, специально написанная для меня Ивом Робером, исходя из моей пластики. Затем «Рассеянный», снятый мною самим и ставший дебютом в моей настоящей карьере в кино. Потом «Высокий блондин в черном ботинке». Мне также очень нравились «Горчица бьет в нос» и «Игрушка», но этот последний – серьезный и даже в чем-то жестокий фильм.

Потом я снял «Я застенчив, но лечусь» и «Это не я, это – он». В целом, все они хорошо прошли. Однажды после «Игрушки» я даже получил письмо от русского мальчика. Письма зрителей меня очень трогают, как и мой успех в Латинской Америке. Очень важно, что мои фильмы нравятся зрителям и за пределами Франции, это порождает желание продолжать карьеру актера и режиссера.

В 1988 году Пьера Ришара интервьюировал сотрудник журнала «Премьер» в связи с выходом на экраны фильма «Налево от лифта»:

«Премьер». Ваше отношение к фильму Молинаро?

Пьер Ришар. Я очень развлекался, снимаясь у Дуду (Эдуар Молинаро. – А. Б.). Во-первых, потому что никогда прежде не играл в водевиле. Очень интересно хоть раз сняться в этом жанре. И потом, у меня было ощущение, что я переворачиваю страницу. Это все равно, как, решив бросить женщину, вы радуетесь, что живете с ней последние три дня, а потом испытываете ностальгию по тому, что никогда ее больше не увидите.

– Вам хочется пойти в другом направлении?

– Я снялся в двадцати комедиях и, мне кажется, изменился. Я стал более зрелым человеком. На картине Молинаро мне иногда приходила в голову мысль: «Как здорово! Я снимаюсь в комедии в последний раз».

– Означает ли это, что Вы потеряли вкус к этому жанру?

– Тут не обойтись без нюансов… Больше всего мне нравилось сниматься в фильмах Франсиса Вебера. В его картинах всегда присутствует драматический второй план, а кроме того, юмор Франсиса позволяет своеобразно взглянуть на вещи, в результате чего фильм становится комедией. При этом мы разыгрывали ситуации такими, какими они выглядели в действительности, то есть как драму. Кстати, едва только мне хотелось смешить, как Франсис останавливал меня.

– Стиль Молинаро весьма отличается от кинематографа Вебера и его манеры работать. Что Вам понравилось в нем?

– В первый день он сказал мне: «Валяй, рассмеши меня». Я почувствовал некоторую разрядку после предыдущих трех фильмов Франсиса Вебера. Я словно оказался на каникулах. Дуду отпустил вожжи. Я видел его смеющиеся глаза за камерой. Я нравился ему. Но все равно, даже не обладая веберовской педантичностью, он проявлял необходимую бдительность на тот случай, если я выйду из образа.

– Когда Молинаро говорит Вам: «Рассмеши меня», наверное, это означает его доверие к персонажу Пьера Ришара.

– Наверное. Дуду очень любит выбранных им актеров. Он «покупает» актера, в лучшем смысле этого слова. Его фильм, снятый в жанре чистого водевиля, предназначен для того, чтобы вызвать смех, и все. А это уже немало.

– Вам предоставилась возможность встретиться в ходе работы с Ришаром Боринжером.

– Да. Без него я не стал бы вообще сниматься. Когда-то я сознательно предложил Жерара (Депардье. – А. Б.) на фильм «Невезучие». В данном случае я был уверен, что Боринжер идеальный исполнитель своей роли. Когда он входит в мою комнату, смотрит на меня, а потом медленно опрокидывает шкаф, я испытываю настоящий ужас. Боринжер обладает удивительным качеством: играя роль, он очень искренен. При этом ничуть не комикует. Ничуть. Тем и смешнее, когда приходится иметь дело с типом, у которого физиономия висельника.

– Похоже, что в этом фильме Вы испытывали особое удовольствие, произнося свой текст.

– Действительно, от фильма к фильму слово доставляет мне все большее удовольствие. В картине Молинаро впервые у меня такие важные диалоги, и я очень веселился, произнося их. Прежде, даже когда у меня было всего три строчки текста, я говорил: «Разве нельзя было написать их получше?»

– Отчего Вы так привередливы в диалогах?

– Из-за моего увлечения кинематографом Чарли Чаплина, Бастера Китона или Жака Тати, кинематографом, которым мне хотелось заниматься, о котором я мечтал и до которого не дотянусь никогда. Я всегда испытывал ностальгию по немому кино…

– Тогда каким образом родился ваш целиком придуманный герой?

– Кинематографическим вирусом меня заразил Ив Робер. Он написал для меня маленькую роль в «Блаженном Александре». Потом я захотел сниматься в других ролях, но он сказал: «Во французском кино для тебя ничего не найдется, никто не станет для тебя писать роли. Тебе придется их самому себе писать!» И я заперся на несколько месяцев, чтобы написать «Рассеянного», а потом сам снял этот фильм. Сегодня я вижу, что играл довольно плохо, но картина обладала непосредственностью первого произведения, и сам герой был наделен определенной притягательностью. Отталкиваясь от этого, Ив Робер и Франсис Вебер написали для меня «Высокого блондина в черном ботинке». Тем самым был открыт путь для других, кто хотел бы писать для меня. Ведь мне повезло: зритель сразу меня принял.

– И этот персонаж срисован с Вас самого?

– Немного. Это был образ человека, живущего как бы вне реальной жизни. Слегка парящего над землей. Немного лунатика… Конечно, есть некая связь между всеми моими ролями: определенная, собственная, присущая мне маргинальность в жизни. Вероятно, я единственный актер, живущий на барже и не общающийся с другими актерами за пределами студии.

– Ведь это поразительное везение, когда зритель принимает тебя с первого раза.

– Но надо иметь в виду одно обстоятельство: я сделал этот фильм, когда мне было 36 лет. Еще хорошо, что я выглядел лет на десять моложе (смех). Он стал возможен благодаря длительной, подспудной, не всегда осознаваемой, но реальной работе.

– Как Вы отнеслись к тому факту, что в 36 лет еще не заняли свое место во французском кино?

– Я выступал в театре, в кабаре и очень надеялся на лучшее. И все осуществилось в нужный момент. И «Манжеклу» появился вовремя. Если бы я сделал «Рассеянного» в 26 лет, меня бы затюкали… К тому же мой дед произнес на смертном одре: «Мой внук – единственный в семье, кто преуспеет в жизни». Я был терпелив! (Смеется.) Конечно, подчас мне казалось, что я слишком долго жду. Но я был наделен огромным легкомыслием и беспечностью. И это помогало.

– Не почувствовали ли Вы, что становитесь пленником своего героя, которого Вам предлагали играть в каждом новом фильме?

– Едва только герой становится любим зрителем, он всегда рискует оказаться в позолоченной клетке. Но мне не приходилось жаловаться, когда я снимался в «Папашах» и «Беглецах» Франсиса Вебера, ибо образ героя там находился в развитии. Однако в других случаях, когда сценарии были намного слабее, мне известно, что говорили продюсеры: «С таким героем мы все равно как-нибудь выпутаемся». Так что иногда мне приходилось вступать с ними в спор: «Нет, нет, на меня не рассчитывайте». Мой имидж «чуть лунатического происхождения» помогал справиться с относительной слабостью сценариев. Кстати, когда я говорю о некоторых картинах, в которых не должен бы был сниматься, я имею в виду и те, которые снял сам. Можно даже сказать, что хуже всего я играл в своих фильмах. Я писал сценарии, которые меня забавляли, но которые были далеки от совершенства. Люди говорили мне: «И так все нормально». Но я чувствовал, что недостаточно поработал. Мне понадобилось встретить Вебера, чтобы понять, сколько терпения и упорства требуется для написания сценария. Прежде я был немного дилетантом. Мне нравилась моя профессия, но я еще любил покататься на лыжах и пройти под парусом…