Воле Шойинка - Интерпретаторы

• Название: Интерпретаторы
• Автор: Воле Шойинка
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1970

Роман опубликован в журнале "Иностранная литература" № 10, 1970

Из предисловия:

Пробуждение чувства гражданской ответственности — основной мотив книги. Написанная 5 — 6 лет назад, она сегодня во многом перекликается для нас с настроениями и идеями «новых левых», бунтующего студенчества Европы и США, разгневанной молодежи, которая отрекается от цинизма и пустоты капиталистического мира, хотя и не может еще противопоставить им отчетливой программы. Роман Шойинки — своеобразный нигерийский вариант современной литературы о бунте радикальной молодежи.

---

— С кем я встречаюсь, касается только меня.

— Нет, не только тебя. И ты не можешь встречаться с кем попало, если ты моя дочь. Это касается и меня. Разве я не работала, как рабыня, чтобы послать тебя в Англию? Разве я не отказывала себе во всем, чтобы ты заняла хорошее место в жизни? Я старалась не для того, чтобы у меня был внук хауса.

— Мама...

— Отец твой для тебя пальцем не пошевелил. Он отправил всех сыновей в Англию, но когда дошло до тебя, помнишь, что он сказал? Так как ты можешь? Сиси, напомни ей, что сказал отец. Это не секрет, об этом знает весь город.

Тетка кивнула.

— Он сказал, что не хочет посылать в Англию девушку, которая там через три месяца забеременеет.

— Его слова. У меня была только торговля, и то я отправила тебя на учение.

Мало-помалу Дехайнва выходила из себя. Знакомые безнадежные разговоры.

— Ладно, мама, договорились. Я коплю деньги. Как смогу, отдам тебе долг сполна. Раньше, чем выйду замуж.

Слезы, слезы от неблагодарности, от отвергнутой жертвы. Раскаяние, примирение, приступ любви, уступка.

— Только не думай, что я собираюсь замуж.

Опять ошибка.

— Как ты не понимаешь, я для твоего же блага. Мы живем только ради детей. Бог для этого нас и щадит.

Напряжение ослабло, все плакали, блаженно и горько. Как несколько месяцев назад, когда Дехайнва шутя сказала:

— Мама, тебе не надо являться ко мне за полночь. А вдруг у меня мужчина?

Слезы тотчас же замерзли, и тягучая недоверчивость сменила краткое примирение.

— Что ты сказала?

Взволнованно исправляя ошибку, готовая на любые жертвы ради умиротворения:

— Что ты, мама, я пошутила.

— Я слышала. Я слышала, что ты сказала. Ты не шутила. А если бы и вправду у тебя оказался мужчина? Ах, что за жизнь ты себе готовишь! Боже милостивый, какая у меня дочь! Если бы я у тебя ночью встретила мужчину, я бы дала ему понять, что моя семья из рода комолола. Мужчина — у тебя ночью! Я бы ославила его перед всем светом.,.

Но сегодня соблюдались приличия. По молчаливому уговору Саго не существовало. Он был заперт в спальне, как грязное белье, и никому не мозолил глаза. Конечно, мать про него не забыла, и тетка гадала, не полагается ли ей распахнуть дверь. Она привыкла быть послушной собакой, но в такие минуты и ей было не по себе. Что это, замирение или начало битвы? Она добирала с тарелки последние крошки и старалась ни на кого не смотреть. А Дехайнва готовилась к решительному разрыву, ей невтерпеж были ночные приезды матери с тетками — с любовью, с прозрачными намеками, неискренним горем и, по сути дела, кровавой жестокостью.

3

Моника Фашеи не могла не нарушить приличия. И перед входом в посольство муж придирчиво оглядел ее. Он удовлетворенно кивнул и подтянул свой галстук. Улыбнувшись, он равнодушно поцеловал ее в лоб.

— А теперь надень перчатки.

— Какие перчатки?

Фашеи подумал, что она шутит, Моника же была уверена, что шутит муж.

— Ну-ну, надевай перчатки,

— Перестань меня дразнить. Кто в Нигерии носит перчатки?

Фашеи больше не шутил. Он выхватил у нее сумочку и убедился, что перчаток там нет.

— Ты что, их не захватила?

— О чем ты?

— Разумеется, о перчатках. О чем же еще?

— Но у меня нет перчаток. Я все раздарила, когда приехала сюда.

— То было два года назад. Я говорю о перчатках, которые ты купила для сегодняшнего приема.

— Я их не покупала. Айо, что это значит?

— Что это значит? Это я тебя должен спрашивать, что это значит. Разве неделю назад я не принес тебе приглашение?

— Да, но...

— Дорогая моя, я дал тебе чек на пятнадцать фунтов, чтобы ты была готова к приему.

— Я думала, ты хотел, чтобы я купила новое платье.

— Как ты могла забыть о перчатках?

— Ты ничего не сказал о перчатках.

— Разве надо о них говорить? В приглашении все было сказано. Вечерний костюм и белый галстук. — Он извлек из кармана конверт и сунул карточку под нос жене. — Читай! Читай!

Моника прочитала последнюю строчку.

— Но, Айо, здесь сказано только про тех, кого будут представлять. Нас ведь не будут.

— Почему не будут?

— Ты мне не сказал. Я не знала.

— Не знала! Да я добивался этого две недели, а ты говоришь, что не знала! Зачем вообще идти сюда, как не ради такой чести?

— Прости, — сказала Моника, — мне и в голову не пришло..

— Ничего тебе в голову не приходит!

Банделе и Кола, вышедшие подышать, оказались невольными свидетелями семейной сцены.

— Ты их знаешь?

— Это Айо Фашеи из университетской клиники.

Акценты тем временем переместились.

— Ты сама должна была что-то соображать, — говорил Фашеи. — Даже если бы нас не представляли, ты же знала, что будут присутствовать их превосходительства.

— Прости.

— Дорогая моя, если бы на приеме в саду присутствовала королева, ты бы тоже пришла без перчаток?

— Я же говорю, прости. Прости меня, Айо, Лучше я пойду домой.

— Нет, скажи мне, на прием к королеве ты бы тоже пришла без перчаток?

— Не знаю, Айо. Я никогда не вращалась в таких кругах.

— Ты меня удивляешь, моя дорогая. Есть правила поведения в обществе, которые знает каждый разумный человек. — Он взглянул на часы и закусил губу. Наконец он принял решение.

— Конечно, мама нас выручит. У нее, наверно, найдутся перчатки.

— Нет, Айо, — кротко сказала Моника. — Лучше уж я пойду домой.

— Какой будет прок, если меня представят без жены? Давай съездим за перчатками.

— Когда мы вернемся, прием уже кончится.

Эта мысль отрезвила Фашеи.

— Ладно, пошли. Но когда нас вызовут, стой за моей спиной.

— Хорошо. Прости меня, Айо.

Они вошли в дом, и Кола с Банделе освободились из невольного заточения в тени.

— Вот это сцена!

— Он все расскажет мне завтра, — вздохнул Банделе.

— Кто?

— Фашеи. Я его знаю.

— Это у них всегда?

— Каждый раз на людях; даже у себя дома.

— Будет дождь, — сказал Кола, стряхивая каплю с руки.

— И когда он только перестанет лить?

Что-то случилось. Раньше дожди приходили вовремя и продолжались месяца четыре. Ну, пять.

— Бббббббббомбы, — глубочайшим басом изрек Банделе.

— На той неделе я вдруг затосковал по ярким краскам. Я проснулся пораньше, чтобы увидеть восход солнца. И, знаешь, что было? Что-то вроде зеленой бурды.

— Пошли в дом, а то вымокнем.

Саго в смокинге, взятом напрокат, Саго, не похожий на журналиста, изо всех сил старался выколотить из посла «важное заявление».

— Вы правы, сэр. Но верите ли вы сами, что диктатура часто бывает наилучшей формой правления?

— Как я неоднократно вам говорил, все зависит от того, где и когда... Простите, мистер Саго, я должен приветствовать новых гостей.

Саго чуть не сбил с ног Банделе и Колу.

— Что с ним?

— Не сумел получить «важного заявления». Эй, Саго!

— Увидимся позже!

— Видно, ему здорово худо. Убежал, не напившись.

Посол направился к чете Фашеи, слуга нес за ним поднос с шампанским. Моника покачала головой, и Фашеи недовольно взглянул на нее. Посол был гостеприимен и недоверчив:

— Неужели вы совсем не пьете, миссис Фашеи?

— Разве что иногда пальмовую водку.

Посол рассмеялся и с сожалением развел руками:

— Увы, увы, у нас нет пальмовой водки.

Один из слуг услышал их разговор, и когда Фашеи, бегавший искать церемониймейстера, вернулся, в руках у Моники уже был бокал пальмовой водки. Его сослуживец спрашивал Монику:

— Что это вы пьете?

— Где ты это достала? — закричал Фашеи.

— Слуга услыхал и принес из дому. Как мило с его стороны!

Фашеи протолкался к Банделе.

— Видишь, все начинается снова.

На Банделе была маска бесконечного терпения.

— Чем она провинилась?

— Невежливо было отказываться от шампанского,, пить же не обязательно. В конце концов, многие дамы к нему и не притронулись. Приличия ради держат бокалы а руках — что тут плохого?

— Ничего, ничего, конечно, — пробормотал Кола.

Фашеи взглянул на него с любовью и благодарностью.

— Но видишь ли, это не все. Этого ей показалось мало. На таком высоком приеме она потребовала пальмовой водки! Ты слыхал что-нибудь подобное? Пальмовой водки!

Мрачный вид Банделе не давал утешения.

— Если бы она была плебейкой из лондонских трущоб, я бы мог это понять. Но она образованная. Вращалась в обществе. Зачем она позорит меня и пьет пальмовую водку?

— Вот именно, — Кола, казалось, сочувствовал. — Но разве она могла ее здесь получить?

Фашеи оглянулся.

— Посмотри сам, если не веришь. Стоит и пьет пальмовую водку. Один у нее тут даже спросил. Представляю, что он сейчас о ней говорит.

— Может быть, он не понял, что это пальмовая водка?

— Понял. Он даже хихикнул и переспросил.

— А тебе и не надо опровергать — посоветовал Кола. — Скажи, что твоей жене нездоровится и врач прописал ей пальмовую водку.

— Да... вероятно... должно быть. Мне так и надо было сказать. Впрочем, Моника все равно бы проговорилась. Слушай, Банделе, будь другом. Если услышишь, что говорят, передай, пожалуйста, мне. Лучше все знать заранее. Тогда можно что-нибудь предпринять. К тому же, — Фашеи зашептал на ухо, — ее платье.