Василий Коньков - Время далекое и близкое

• Название: Время далекое и близкое
• Автор: Василий Коньков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

С генералом Козиным я не был ранее знаком. Н. Н. Воронов знал меня по Московскому военному округу и по боям на Карельском перешейке зимой 1940 года. Во время решающих боев на линии Маннергейма Н. Н. Воронов присутствовал при вводе в прорыв 84-й стрелковой дивизии, которой я тогда командовал. Каждая встреча с Николаем Николаевичем Вороновым была памятной, это был человек высокой культуры. Генерала Гусева я знал еще до войны, встречался с ним в Прибалтийском военном округе.

- Товарищ генерал Коньков, вы почему так близко к Неве расположили свой командный пункт? - обратился ко мне генерал М. С. Хозин.

В его вопросе чувствовалось недовольство. По пути на КПП прибывшие попали под артобстрел.

- Вы понимаете, - продолжал командующий, - что в этих условиях невозможно управлять войсками. Почему бы не перенести командный пункт на два-три километра от берега.

- Товарищ командующий, - доложил я, - штаб группы не имеет в своем распоряжении средств связи, здесь мы сидим на проводе 115-й стрелковой дивизии. Рядом - Нева. Мне достаточно несколько минут, чтобы перебраться на наблюдательный пункт. Если уйти дальше - потеряешь управление.

Генерал Гусев подтвердил, что у нас действительно не хватает средств управления.

- Ведите нас на свой наблюдательный пункт, пока светло, - приказал командующий.

Мы все отправились на берег Невы. Там я доложил обстановку на плацдарме.

- Да, дела неважные. Что намерены делать?

- Без танков, артиллерии и авиации мы успеха не добьемся.

- Тем не менее Ставка требует активных действий. Положение под Ленинградом тяжелое. Вы это знаете? Надо сделать все, чтобы прорвать оборону противника, ликвидировать блокаду, - потребовал командующий,

Генералы уехали.

Мы снова повторили атаки силами частей 86, 20 и 265-й дивизий, но успеха они не принесли. Об этом я сообщил в штаб фронта.

2 ноября было получено указание штаба фронта о том, что на смену штабу Невской оперативной группы прибудет штаб 8-й армии. Все войска Невской оперативной группы должны перейти в подчинение командующего 8-й армией.

Смены руководства требовала боевая обстановка. Штаб армии располагал средствами управления и подвоза, чего не было в Невской оперативной группе,

Где левый берег?

Нет его, он срезан.

Ни с кем, ни с чем

Просторы не деля,

Здесь рваное и ржавое железо

Здесь истинно железная земля!

Потомок дальний!

Будешь здесь когда ты,

Ты знай, что рядом легшие стеной,

Воистину железные солдаты

Засыпаны железною землей.

Эти строки про Невский плацдарм, или, как его тогда еще называли, Невский пятачок. Таким увидел его поэт Александр Прокофьев, побывавший в те грозные дни в нашей дивизии.

Невский пятачок... Поле то - два километра в длину да шестьсот метров шириною - не забыть до конца жизни. Дни и ночи тогда были здесь адом кромешным. Временами казалось, что само небо рушится на землю. Свист пуль, вой снарядов и разрывы бомб - главные мелодии, слышавшиеся на этом клочке истерзанной земли.

Я, человек, видевший все это, прошедший все это, был поражен, когда однажды, попал в школьный музей одной из средних школ города Кировска, что в Ленинградской области, с волнением рассматривал документы, фотографии военных лет и вдруг прочитал: "Квадратный метр земли с Невского пятачка". А в этом метре квадратном триста пуль, около одиннадцати килограммов осколков!

Все это было тогда... Выпадали дни без горячей еды, без хотя бы часа сна. Бойцам и командирам негде было обогреться и обсушиться. Недаром среди них жила поговорка: "Кто на Невском пятачке не бывал, тот войны не видал".

И сейчас перед глазами стоит небольшая лесная поляна. Вернее, то, что осталось от поляны. К нам в дивизию прибыло пополнение. Коммунисты из пополнения собрались на короткое партийное собрание. Разговор шел о долге, примерности партийцев. Поляна сплошь была усыпана осколками. Они неприятно хрустели под сапогами очередного выступающего, молодого лейтенанта-связиста, с которым я не успел еще познакомиться. Чуть в стороне от поляны негромко, словно хлопушка, разорвался снаряд. Лейтенант как-то удивленно обвел нас взглядом и медленно-медленно начал оседать на землю. К нему бросились товарищи. Но их помощь уже не потребовалась.

Глава VI.

Храбрейшие из храбрых

Как я ругаю себя за то, что только через три с лишним десятка лет поехал в архивы, стал собирать фактический материал, чтобы рассказать о людях 115-й стрелковой дивизии. Совсем не выдающихся, но вместе с тем свершивших то, чего не довелось сделать другим. Считаю своим долгом вспомнить хотя бы некоторых из них...

Капитан Василий Дубик... В рабочей тетради я иногда делал небольшие пометки, касающиеся характеристик людей, с которыми мне приходилось иметь дело. Эту запись в две строки я сделал после одного из боев на Карельском перешейке: "В. П. Дубик - командир отчаянной храбрости, но голову при этом не теряет, умеет думать о бое, заботиться о людях".

Я повидал всяких командиров. Были такие, что намекни только - и они уже готовы броситься в бой без оглядки. Случались удачи у таких сорвиголов. Чаще же их ждал неуспех. Военное дело - это искусство. Тонкое, психологическое. Одной удали тут мало. Как говорится, тут думать надо, соображать.

Сообразительным, умелым командиром был Василий Дубик. В боях на Карельском перешейке он командовал ротой. Подразделение зачастую оказывалось на самых сложных участках обороны. Именно его бойцы первыми встретились с хорошо обученными и до зубов вооруженными егерями противника.

Был такой случай. Высланный вперед старшим лейтенантом Дубиком взвод дружно обстрелял егерей и тут же поспешно стал отходить. Враги решили, что это их легкая добыча. Они уже начали настигать смельчаков, когда те неожиданно как бы растворились в чаще. Егеря заметались на большой лесной поляне. И тут же в них справа, слева, сверху с деревьев ударили поставленные в засаде два остальных взвода роты Дубика.

На допросе взятый в плен командир егерей очень просил показать того, кто так ловко обманул его, видавшего виды вояку. Пригласили Дубика. Он пришел, молодой, сильный, гибкий, с достоинством доложил. А плененный офицер-егерь изумленно смотрел на Дубика не в силах понять, как смог этот молодой русский командир так искусно выполнить маневр и заманить в ловушку целую роту егерей.

Умение мыслить и анализировать масштабно не раз помогало Дубику с честью выходить из самых трудных положений. В его роте всегда было меньше потерь. Бойцы здесь, казалось нам, собрались самые веселые, самые здоровые. Люди любили своего командира за заботу о них, доверяли ему безгранично. Его приказы и распоряжения они выполняли четко, я бы сказал, с особым желанием. В штабе дивизии ни у кого не было сомнения, когда обсуждалась кандидатура капитана В. Дубика (очередное воинское звание ему было присвоено после боев на Карельском перешейке) на должность командира батальона.

Не было в штабе сомнений и тогда, когда батальон капитана Дубика предложили выделить в первый эшелон готовящегося десанта.

Говорят, дорога начинается с тропы, а тропа - с первого следа. В народе говорят еще и по-другому: за первым - след, за вторым - дорога. Фронтовикам известно: кому на воине выпадало идти первым в бой, в разведку, тем судьба не часто гарантировала удачу.

А нам нужна была только удача. От умелых действий десанта зависел весь дальнейший ход боевых действий. В случае успеха мы навязывали врагу свою волю, захватывали боевую инициативу, разрушая тем самым далеко идущие планы противника.

Намечавшуюся высадку батальона держали в строгом секрете. Люди, конечно, чувствовали, что приближаются какие-то серьезные события. Чаще, чем обычно, в подразделениях бывали командиры штабов полка и дивизии. Накануне форсирования наведались к Дубику и мы с начальником политотдела. В кромешной тьме услышали приглушенный голос. Подошли ближе. Я узнал в говорившем политрука А. П. Черного.

- Командир батальона интересуется вашим настроением перед форсированием, - обратился к бойцам политрук. - Что ему передать?

Поднялся красноармеец. Из кармана гимнастерки он вынул какую-то бумагу, передал ее политруку и сказал:

- Здесь все написано...

В землянке мы развернули вчетверо сложенный лист. Боец, видимо, писал в потемках, строчки были неровные, буквы набегали друг на друга. Слева были горячие, выстраданные сердцем. Красноармеец просил считать его в случае смерти коммунистом.

Самого Дубика мы нашли у реки. С командирами рот он проверял плавучесть вместительных рыбацких лодок. Командиры прикидывали, как лучше всего разместить в них людей, боеприпасы, вооружение. Выслушали они и наши советы.

Все это время я наблюдал за капитаном Дубиком. Поверяя подчиненным свои задумки, он обязательно спрашивал: "Вы меня поняли?" Нам всем тогда очень хотелось и было необходимо знать, как мы понимаем друг друга, все ли в одинаковой мере прочувствовали сложность предстоящей операции. Без этого трудно было рассчитывать на успех.