Алеся eprst2000 - Было такое...

• Название: Было такое...
• Автор: Алеся eprst2000
• Жанр: Современная проза

«В глубине ЖЖ, как в джунглях, спрятаны три САМЫХ ЛУЧШИХ ДНЕВНИКА.

Их пишет лично Бог, диктует в голову обычным с виду людям.

Вчера мне показали второй из них.»

Слава Сэ

Неофициальный сборник миниатюр опубликованных в ЖЖ eprst2000 (Алеся Петровна΄s) в 2003–2011 годах.[1]

---

Самое невероятное, что ты четко понимаешь: у всех прохожих уже другой день, новый. А ты все еще живешь в старом. Люди вечером легли, зажмурились и так пролежали всю ночь — ждали нового дня. Думаете, легко вот так долго лежать с закрытыми глазами? Темно же. Страшно. Но они вытерпели и теперь могут наслаждаться очередным утром. А ты идешь по новому дню, не распрощавшись со старым, неся в себе сон и усталость, и вроде бы не имеешь право на это утро. И на этот день тоже.

Вчера утром я видела, как машина обняла фонарный столб. С разбегу схватила его, громко ухнула и замерла. Таксист остановился, мы побежали и начали вытаскивать с заднего сидения женщину. Она как-то немного вылетела от удара, застряла и ее было несложно достать. Положила на асфальт, держала ей голову. А она посмотрела вверх и вдруг сказала: «Видите, мой муж сидит на фонарном столбе и болтает ногами!» Даже показала пальцем, вытянув руку вперед. Я подняла голову, но на фонарном столбе совершенно никого не было. А когда голову опустила, то она уже умерла. И было почему-то совсем не страшно. Я просто подумала, что теперь они сидят там вдвоем.

2007/05/11

на днях задала вопрос, который в последний раз спрашивала у себя году в девяносто восьмом… «где я?

нельзя столько пить, нет, нельзя…

вчера, позавчера…

я и так глупа неимоверно, а тут еще проблема с пьянством.

а что потом?

воровство?

тюрьма?

отчаянная лагерная проза на нарах?

нобелевская премия за вклад в литературу?

всемирное признание?

* * *

Однажды я влюбилась так страстно и безответно, что напилась. А на следующий день не могла понять: это такое сильное похмелье или такая сильная любовь?

А моя подруга однажды полюбила таксиста. Он пару раз приезжал за ней, потом оставил свой номер телефона и она вызывала уже только его. И он мчался через весь город, чтобы перевезти девушку с одной улицы на другую. Ей быстрее было бы даже пешком, но вы же понимаете… И он понимал, и она понимала… Можно было ехать и молчать, но они оба знали, о чем молчат. И улыбались одновременно своим одновременным мыслям.

И было не просто замечательно, было ХО-РО-ШО. Как раз тот сладкий период в отношениях, когда ничего не было, но мысленно все уже случилось.

Биение в висках.

Бабочки внизу живота.

И еще он смеялся очень хорошо.

И они так ездили полгода примерно. Он однажды не выдержал и говорит: «Люблю». Она счастливая была! Игорем его звали. Они лбами друг к другу прижались, так и просидели. И было не просто замечательно, было ХО-РО-ШО.

И все закончилось в один страшный день. Он ехал на машине. На этом самом такси. Заехал за ней. И не надо было этого ей говорить, но она сказала: «Давай остановимся вон у того ларька и купим сигарет». И не надо ему было соглашаться, но он сказал: «Давай, мне тоже нужно». Они вышли у ларька и вдруг она поняла, что ни разу за эти полгода безмолвной страсти не видела его в фас. Он же все время прямо смотрел, пока машину вел, профилем был. А в фас это оказался совершенно незнакомый человек.

И еще он оказался на две головы ее ниже. Сама не высокая, но он-то вообще пупок.

Она его бросила уже тогда, когда платила за сигареты. А он как будто все понял. Или тоже ее первый раз в жизни в фас увидел.

Больше даже не созванивались.

* * *

В одном московском театре работает уборщица, которой уже лет 150, наверное. Она давно ничего не убирает, не получает зарплату, но на работу ходит каждый день исправно. Потому как ходила сюда всю свою жизнь и будет ходить всегда. Менялись руководители театра, на ее глазах актеры становились заслуженными, народными, потом и вовсе умирали, люди уходили и приходили, но она была неизменна. И вот ее спрашивают: «Валентина Александровна, вы столько работаете здесь, стольких актеров повидали, с Раневской водку пили, молодого Евстигнеева помните. Да мало ли кого видели! Ну и как вам актеры вообще? Что они за люди?» А она:

— Да как. Нагримуются и ходят, как говны.

2007/05/28

Люблю, когда пахнет деревьями. Сочными и мокрыми. Ночью после дождя они пахнут особенно крепко. Если бы не было темно, этот запах можно было бы даже рассмотреть, намотать на руку.

Ночью деревья стоят с запахом пионерского лагеря. Я выхожу из машины, выгибаю коленки назад и стою, воткнутая в землю. Нюхаю. Втягиваю. Открываю рот и пробую запах на язык. Наесться бы этого запаха до отвала когда-нибудь, а?… Потом заехать за дом и найти там не место для парковки, а земляничную поляну. Один раз в пионерском лагере я нашла земляничную поляну.

Люблю дорогу за городом ночью. Когда город заканчивается, фонарей нет и водители навстречу друг другу подмигивают то дальним, то ближним светом. Ехать никуда и чтобы завтра не на работу.

Я как-то раз ездила на другой край земли.

Там запах был сладким и душным. Его хотелось запить холодной водой и казалось, что ты вся липкая.

А знаете, что меня больше всего поразило на том конце света?

Мы здесь видим, что Луна — это круглое лицо, на котором застыло плачущее выражение. Унылый рот, опущенные углы глаз и кислый рот.

А вот на том конце света Луну видно с другой стороны. И на обратной стороне у нее перевернутый заяц.

Вот съездите сами, посмотрите.

2007/06/06

будильник на семь стоял.

просыпаюсь, смотрю на часы, а там 7.02.

думаю: «7.02… 7 февраля… ну на фиг, не встану…»

и проспала важную встречу.

2007/11/03 Как я провел лето

Почти два месяца я работала на съемках одного кино. Когда выйдет не знаю, как называется не скажу.

Как-то раз нашему администратору Вадику звонит друг и спрашивает: «Ты где?»

А Вадик отвечает: «Я хуй знает где под хуй знает чем».

И это были самые точные координаты. Снимали мы под Псковом.

Группа жила на спортивной базе олимпийских чемпионов по биатлону и прочему лыжному спорту, складе драгоценных спортивных сухожилий, суставчиков и мозжечков. Обеды на съемочную площадку привозили с базы, питались мы с олимпийцами в унисон. И у меня возникал один и тот же вопрос: как ТАК жрать и не выигрывать?..

Постепенно появились новые друзья. Я познакомилась с мухой и комаром, которые поселились в комнате. Впрочем, комар скоро улетел и оставил о себе плохие воспоминания и неприятный зуд, что как-то уж очень по-мужски. А муху я назвала Николаем Ивановичем. Потом его пришлось поймать и убить. Потому что дружба не может быть такой навязчивой.

А потом я познакомилась со змейкой. Нашла ее на берегу. Небольшая такая, тонкая. Я ее держала за хвост, пропускала через пальцы и запускала в воду. В это время на берегу какие-то строители вкапывали турникеты и прочие снаряды для олимпийских чемпионов. Один строитель проходил мимо и как даст по змейке лопатой. Голова осталась в одной стороне, а длинное тело в другой. И говорит: «Ты что, дура? Это гадюка! Ядовитая! Это же смерть! В прошлом году на базе девчонка в траву полезла, там гадюка цапнула, еле откачали».

А я с ней полдня возилась, в воду запускала… Хотела взять с собой жить. Поила бы молоком.

Каждое утро на базе начиналось одинаково. Я втыкала наушники и шла на съемочную площадку. Не хотелось ни спать, ни есть. Меня поднимало неимоверное состояние бодрости. Мимо проносились олимпийцы на роликовых лыжах. На стадионе у них была надпись «Ванкувер 2010». Следующая зимняя олимпиада будет там. И каждый раз, глядя очередной жилистой заднице вслед, я думала, что ей так бежать еще три года. Еще три года ей просыпаться в половине седьмого утра и бегать по этому лесу. Три года режима, а потом Ванкувер 2010 и двадцать девятое место в общем зачете. Или семнадцатое. Три года до места номер семнадцать. В тот момент сразу нестерпимо хотелось курить. Я вытаскивала сигарету и шла по стадиону, где спортсмены разминались под надписью «Ванкувер 2010». Жилистые задницы кричали вслед моей мягкой: «Задымление на трассе».

Когда можно было не работать, я брала подушку и покрывало, находила подходящий пышный куст под сосной и валялась в том кусту часами. Широко растопыривала пальцы ног, обхватывала колени руками, рассматривала корешки, щурила глаза, каталась с боку на бок, тянулась и сворачивалась в калач, нюхала воздух, слушала звуки. Пожалуй, так хорошо мне не было давно. В такие моменты нравилось, что никто в целом мире не знает, где я.

Я знала, где все, но никто не знал, где я.

Постепенно стали появляться поклонники. Самый, пожалуй, запоминающийся жил в бане. Вернее, он там не жил, а сторожил ее. Или топил. В общем, я не знала этого человека точно, но когда проходила мимо бани поздно ночью, то он всегда включал свет, чтобы было светло подниматься по лестнице на базу.