Владимир Киселёв - Весёлый Роман

• Название: Весёлый Роман
• Автор: Владимир Киселёв
• Издательство: "Молодая гвардия"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

---

Я вспомнил, как французы, которые когда-то побывали у нас в гостях, никак не могли понять, почему к пирогам, кроме масла, нужна еще и сметана. «Уж что-нибудь одно, — говори­ли они. — Слишком жирно и слишком сытно. После такого обеда на баррикады не пойдешь». — «Когда соберетесь на барри­кады, — ответил им батя, — мы угостим вас нашим саломуром. Есть у нас и такая еда». Саломур — это такой соус из уксуса, толченого чеснока, перца и соли. С ним едят вареную рыбу.

Отодвигая пироги, дядя сказал:

— Оце наївся, як дурень на хрестинах. 31

— Як багато родичів, то або сім раз пообідав, або ні разу не їв, 32 — отозвалась мама.

А о чем они с мамой говорили, я так и не знаю. По-моему, что-то семейное. Дочка у дяди, моя двоюродная, сестра, как-то неудачно вышла замуж. Что-то не ладилось у нее там с мужем. Не о разводе ли шла речь, потому что мама сказала некстати: «Малі діти деруть запаску, а великі — серце»,33 а дядя ответил: «Прожили, як у ступі стовкли: ні смаку, ні знаку»34. Еще одна разбитая любовь.

«Женщина! Если ты когда-нибудь встретишься с богом, спро­си у него, любил ли тебя кто-нибудь сильнее, чем я».

Когда-то мне казалось, что именно так, как пелось в этой парагвайской песне с ее любовью, как море, я любил Веру. Женщину, которая предала своего мужа, изо дня в день лгала ему и приучила к этому и меня. Но ведь все могло быть наобо­рот. Могло ведь случиться и так, что я был бы ее мужем, а Виктор — любовником. И тогда бы она обманывала меня. Как Лена. Ложь, ложь и ложь.

Я выглянул в окно, посмотрел на дерево перед нашим до­мом. Я считал, что это клен. Тот самый, который поет в банду­рах. Но это — неклен.

Если бы встретить девушку, на которую можно во всем по­ложиться. Но как ее найти?.. Я уже ожегся. И все-таки где-то ведь живет такая девушка. Только я не знаю, как ее зовут.

Прежде всего нужно было вернуть деньги Мише. И не так мало — шестьдесят рублей. Миша охотно одалживал деньги, но любил, чтобы их ему возвращали точно в срок. День в день. Минута в минуту.

В общем, эта командировка в Харьков была очень своевре­менной. Я решил, что, если получу хоть сотню аванса под командировку, все будет в порядке. Однако мне выписали командировку всего на десять дней, и бухгалтерия выдала аванс шестьдесят рублей из расчета по два шестьдесят суточные, по рублю — квартирные и на проезд остальные. Авансы на командировку главный бухгалтер всегда подписывал неохотно, сам придирчиво прикидывал на счетах и денег давал в обрез.

Я зашел в парикмахерскую. Миша увидел меня в зеркале, помахал в знак привета бритвой и, не оглядываясь, заметил:

— Точность — вежливость королей.

Он обдал облаком одеколона длинноволосого паренька с прыщавым лицом, помахал на него салфеткой, как секундант в перерыве между раундами обмахивает своего боксера, и об­ратился ко мне:

— Ваша очередь.

Я сел в кресло.

— Подстричь?

— Подровнять.

Миша накрыл меня прозрачным фартуком и замахал надо мной бритвой. Он при стрижке пользуется бритвой вместо нож­ниц. Высший парикмахерский шик. Давно я у него стригусь и все равно каждый раз поеживаюсь — не отхватил бы он мне ухо.

— Есть новый анекдот. Про автомобилистов-частников. Сна­чала под машину залез водитель, потом пассажирка, которая тоже понимала в автоделе…

Он рассказал свой несмешной анекдот — это у него профес­сиональное, — подбрил у меня за ушами и спросил:

— Освежить?

— Да нет, не нужно.

Набрав в зубцы металлической расчески вату, он причесал меня, пощелкал ножницами, подравнивая какой-то вихор, и удовлетворенно сообщил:

— Ну вот, голова совсем круглая.

Иные парикмахеры мучились, стараясь не отстать от быстро­течной моды, а у Миши был только один эстетический принцип геометрического характера: если голова круглая, значит, все в порядке.

— Понимаешь,— сказал я Мише, — я тебе сегодня отдам сорок рублей. А еще двадцать потом. В получку. Как ты?

— Пожалуйста, — охотно согласился Миша, вынул из кар­мана свой красный кожаный бумажник, достал из него записную книжку и тонкий, как спичка, карандаш.— Так и записываем.

В общем, как говорит мама: «Святий звичай — не позичай». 35

Куртка с замками-«молниями» и витыми кожаными погончи­ками у меня была новенькая, сияющая. На днях на мое имя при­шла посылка. Из Новосибирска. А в ней — роскошные перчатки-краги, мотоботы, но не со шнурками, а с замками-«молниями» и кожаная куртка. Совсем такая, как моя старая, только не ав­стралийская, а болгарская. Выходит, это всемирная мода. В пер­чатке я нашел записку от Сергея Аркадьевича. В ней было толь­ко: «Носи на здоровье».

На этот раз я надел под куртку белую нейлоновую рубашку и галстук. Впервые в жизни я ехал на чужой завод в качестве наладчика, в роли, которая всегда представлялась мне самой значительной и заманчивой. На харьковском заводе что-то не ладилось с автооператором — механическими руками, подавав­шими заготовки на наш новый шестишпиндельный автомат. Ста­нок должен был одновременно обрабатывать шесть деталей и каждые восемь секунд выдавать готовую продукцию. Мне пред­стояло отладить автооператор и научить заводских наладчиков правильному уходу за этим нашим роботом.

Машиностроители говорят: «Станок без наладки — четверть станка». Работа наладчика — самостоятельное дело. Трудился весь завод, а теперь все зависит от одного тебя. Даже страш­новато. Поначалу, во всяком случае.

Я решил выехать еще до рассвета, по холодку, но пока со­брался, пока поменял масло, стало уже совсем светло, в небе ни облачка, поливальные машины двинулись в первый рейс по городу, дворники дружно махали метлами.

Перед дорогой я проверил поршни, хотя мог бы этого и не делать — стуков не было, мотор работал плавно, ровно, красиво.

В моем мотоцикле, который чуть жестковато отзывался на неровности шоссе, по сути, после ремонта осталось немного частей с первоначальным заводским номером. Разве что рама. Цилиндры по ребрам у меня были значительно шире, чем на серийном двигателе. И ребра были расположены по-другому. Это всем бросалось в глаза.

Привычно пригнувшись к рулю, я сдерживал бег своего по­слушного красного конька: его дальнейшая судьба зависела от обкатки.

У обочины стояла «Ява-350». Мотоциклист, худощавый, не­высокий паренек в черном кожаном танкистском шлеме, с сига­ретой в зубах, смотрел на проезжавшие машины. Я затормо­зил и подрулил поближе.

— Что случилось?

— Все в порядке. Спасибо. Покурить захотелось, — Он полез в карман. — Закуривай.

— Тороплюсь.

Паренек посмотрел на мою «Яву», мы одновременно пони­мающе улыбнулись, и я выжал сцепление.

Мы сразу узнаем друг друга. Краска на «Яве» не боится ни дождя, ни солнца, она не облезает и не трескается. Но у тех, кто много ездил, она темнеет. Из алой, как помидор, она стано­вится вишневой. Как у него. Или как у меня.

В Полтаве на автозаправочной станции я залил бак, а потом попросил в буфете бутылку кефира и яичницу с ветчиной. Бу­фетчица улыбнулась мне, как знакомому, полувопросительно-полуутвердительно сказала: «Турист» — и достала кефир из хо­лодильника. Яичница плавала в масле. Хлеб был свежий, только что нарезанный.

С той минуты, как я получил командировку с записью в графе «Должность»: «Наладчик», — меня не покидало особое, прият­ное и немного неловкое ощущение собственной значительности. И ощущение это подогревало все, что происходило со мной в этой поездке: и понимающие взгляды автолюбителей, которые собрались вокруг моего мотоцикла на заправочной станции, и улыбка буфетчицы, и то, что она достала для меня кефир из холодильника, а я перед тем заметил, как буфетчица какому-то пожилому человеку а замшевых джинсах — он подъехал в соб­ственной «Волге» с московскими номерами — дала кефир про­сто с прилавка. И когда на контрольном пункте меня остановил автоинспектор, вместе с правами я вынул из кармана и свою командировку.

Плотный, невысокий лейтенант с неожиданными оспинами на молодом лице — на молодых лицах в наше время никогда не увидишь следов оспы—прочел командировку, уважительно улыбнулся и спросил:

— Что ж это вы будете налаживать, если не секрет?

В другое время я, конечно, рассказал бы автоинспектору, что в Харькове на Лопани скоро начнет курсировать атомный теплоход, и мне поручено наладить работу реактора, но на этот раз я ответил, что еду, чтобы отладить наш робот — авто­оператор при шестишпиндельном автомате.

— Интересная у вас машина, — сказал лейтенант. — Сами усовершенствовали?

— Как вас зовут? — спросил я, в свою очередь.

— Борис Васильевич Шевченко, — настороженно ответил лейтенант.

— Труд этот, Боря, был страшно громаден, не по плечу одному, — ответил я серьезно. — С друзьями.