Евгений Костюченко - Спецназ обиды не прощает

• Название: Спецназ обиды не прощает
• Автор: Евгений Костюченко
• Издательство: ЛГ Информэйшн Груп, Гелеос
• Жанр: О войне
• Год: 2001
• ISBN: 5-8189-0042-8

Старые друзья, служившие в спецназе еще в годы афганской войны, снова собрались вместе, чтобы подстраховать своего товарища, участвующего в спецоперации. Они предусмотрели все, чтобы остановить преступников, но жизнь диктует свои условия. Кто пожнет лаврыпобедителей — мужественные воины или матерые бандиты, отвергающие все понятия о чести?

---

— Там видно будет…

— Это ты кричал «Аллах акбар»?

— Я.

— Мусульманин?

— Иногда.

— Э, на меня не смотри. Мне все равно, какой у тебя Бог, русский или мусульманский, — сказал Чингиз, присаживаясь на край стола и доставая сигареты. — Кури. Говорят, Бог для всех один. Не знаю. Люди очень разные. Наверно, все-таки у русских немножко другой Бог. Типа Брежнева. А у мусульман типа Сталина. Ничего, мне семьдесят лет, скоро я сам все узнаю.

— Подходящая тема для такой обстановки, — сказал Зубов, наклоняясь к поднесенной зажигалке. — Ого, вот это табачок.

— Алжир, — сказал польщенный старик. — Переходи ко мне. Бросай своих аферистов. Что ты забыл в России? Климат ужасный, дороги разбитые, кругом беспредел…

— Одну минутку, — сказал Зубов. — Чингиз Тимурович, я вас вижу первый раз в жизни, вы меня тоже. Вы даже не знаете, кто я, как меня зовут, что я умею делать…

— Чтобы узнать вино, не надо пить бочку, один глоток достаточно, — усмехнулся старик.

Зубов вспомнил, что собирался уходить на дно. Похоже, что это уже произошло. Еще один шаг, и он окажется на такой глубине, где его не найдет никакая «Мурена». Изменится ли при этом его жизнь? Ненамного. За последние годы он привык служить хозяину. Смена хозяина вряд ли изменит его жизнь.

А как же Марина?

А как же Ромка?

— Я подумаю, — сказал он.

— Ты где застрял, что копаешься! — белобрысый ворвался в кладовую, но увидев Чингиза, сменил тональность. — Рамазан, ехать надо. Кури, кури, я тебя в автобусе подожду.

— Был у меня знакомый, — сказал Чингиз, когда русский исчез. — Тоже Рамазан. Рамиз по-нашему. Как сын родной был мне. Цирроз печени. Сгорел за два месяца. Ты не пьешь, Рамазан?

— Могу не пить, — сказал Зубов.

— Ай молодец, сынок, — засмеялся Чингиз. — Жена, дети есть?

— Нет.

— Конечно, нет, — кивнул Чингиз. — У тебя никого нет. Эти аферисты специально ищут таких ребят, как ты. У них в каждом городе такие ребята есть. Когда надо, собирают на дело, используют, потом все разбегаются.

— Удобная система, — сказал Зубов.

— Моя система лучше. У меня ты не будешь как шакал бегать. Будешь как человек жить. Никакой контрак-монтрак не надо. Просто живи в моем доме, немножко помогай, немножко охраняй. Когда я поеду, поедешь со мной. Ты русский?

— Да.

— У меня в доме все по-русски говорят. Тебя никто обижать не будет. Женщину хорошую тебе дам. Хочешь, русскую, хочешь, армянку, какую хочешь. Сейчас ничего не говори. Думай, завтра скажешь. А эти аферисты тебя используют, потом выкинут, как мусор. Я их знаю. Это не люди.

— Почему?

— Потому что люди свою нацию уважают. Других тоже уважают, но своя нация на первом месте. А эти аферисты от своей нации отказались. Вот ты — нормальный человек. Я тоже нормальный человек. Ты русский, я азербайджанец. А Миша этот, Шалаков, белая голова, он не русский и не азербайджанец. Он знаешь кто? Туран.

— Я про таких и не слышал, — сказал Зубов.

— Правильно делал, что не слышал, — сказал Чингиз. — Такой нации нет. Это типа партийная организация. Они знаешь, что придумали? У кого в языке тюркские слова есть, это все туранцы.

— Туранцы? Значит, турецкие иранцы, что ли?

— Не иранцы, а засранцы, — сказал Чингиз, и первым расхохотался, подставляя Зубову ладонь.

Зубов пожал сухую твердую ладонь, но Чингиз выдернул руку и объяснил:

— Когда у нас говорят какую-нибудь смешную вещь, и руку вот так делают, надо просто хлопнуть по ней и все. Типа «я тебя понял, брат».

Он снова подставил ладонь, и Зубов по ней хлопнул.

— Вот так, — удовлетворенно сказал Чингиз, тяжело слезая со стола. — Ты меня понял, я тебя понял.

— Я только не понял, — сказал Зубов, — какой смысл записываться в эти туранцы? Какая тут выгода?

— Наверно, есть выгода. Они все — шестерки. А шестерки любят работать в большой команде. Чтобы их было много. Вот ты один, их четыре. Ты справился. А если их четырнадцать, тогда что? А если сорок, тогда? Наверно, такая выгода. Ладно. Забирай игрушки и иди к своим аферистам. Завтра поговорим.

Они перешли в комнату со стеклянными столами. «Стечкины», «узи» и четыре коварно припрятанных ТТ лежали под марлей, как медицинские инструменты.

— Ай, аферисты, сукины дети, — покачал седой гривой Чингиз. — Конкретно им сказал, разбирайтесь без оружия. Будь проклят тот день, когда я пустил их сюда.

— Удивляюсь я, — сказал Зубов, укладывая в сумку чужое оружие. — Какие могут быть дела у такого человека, как вы, с такими уродами?

— Откуда ты знаешь, какой я человек? — спросил старик.

— Один глоток достаточно…

— Дела разные бывают, — сказал Чингиз, поудобнее устраиваясь в своем кресле и снова закуривая. — Я что, виноват, если какая-то шпана на моей земле устроила свою хазу? Раньше легче было. Все друг другу помогали, советовались. Этот вайнах дикий что, не мог у меня сначала спросить? Дядя Чингиз, у меня дома ситуация нестабильная, можно у тебя мои вещи полежат? Я что, без понятия? Нет, все сами решили. А теперь война из-за этих чемоданов. Мне войны не надо. Целоваться с туранами-баранами я тоже не буду, но они по-человечески попросили, культурно. Дядя Чингиз, люди говорят, что наши чемоданы видели где-то в твоем городе. Разберись, пожалуйста. Это уже другой разговор. А то, что они меня вербовать начали, это потому что аферисты.

— Вас? Вербовать?

— Клянусь, конкретно вербовали. Даже бумажку давали подписывать. Рекламщики, да. Такие они хорошие, половина мед, половина сахар. Мюсюльмане бедные, несчастные, только тураны-бараны их защищают. Наши школы все ерунда, дети пускай в медресе ходят. Я им сразу сказал: мозги полоскать не надо. Если ваш медресе такой хороший, почему ваши инженеры всю жизнь у нас учились? А насчет аллаха тоже самое. Пока я живой, мне мулла не нужен. Тем более турецкий. Мы «шийя», шииты, а они сунниты.

— Что, такая большая разница?

— Католиков знаешь? Есть разница с русскими? Вот у нас то же самое.

— Тогда зачем они сюда лезут? — спросил Зубов. Ему не хотелось уходить от старика, и он закурил еще одну его алжирскую сигарету. — Если бы католики так нагло лезли в Россию… А ведь так и есть. Лезут. Сейчас им свобода. Лезут все, кому не лень. Сектанты всякие, вообще уроды.

— Вот у нас тоже самое, — кивнул старик. — Я так думаю, они сами такую вещь придумать не могли. Это Америка их толкает. Спокойно жить не могут, слушай. Где немножко лишние деньги видят, сразу лезут. Теперь им нефть надо. Всем нашу нефть надо. Все сюда лезут, только не сами. Впереди себя разных баранов толкают. И у вас то же самое, ты говоришь?

— Да я особо не интересовался, — Зубов пожал плечами.

— Сынок, надо интересоваться такими вещами, — строго поднял Чингиз свой прокуренный палец. — Это как цирроз. Тихо-тихо болит, даже не думаешь про это. Потом — парт! И готово. Надо раньше интересоваться, чтобы потом не жалеть.

— Ну и чем кончилась их вербовка?

— Они видят, что я не какой-нибудь там пацан, сразу отстали. В общем, так. Пускай заберут свое говно, потом на сто километров ко мне не подойдут. Если чужое говно в твой дом попало, надо его быстро-быстро выкинуть, а потом хорошо почистить.

— Понятно, — сказал Зубов. — Почистить, конечно, придется…

26. Победителей не судят

С тяжелой сумкой Зубов вышел во двор. Автобус уже развернулся. Выбитое стекло было затянуто серой занавеской.

Он поднялся на подножку передней двери и ощутил тяжелый запах крови и формалина. Салон автобуса был перекрыт серой шторой, и Азимов с Шалаковым сидели рядом на тесном сиденье. Зубов остался на подножке, бросив сумку на пол, и автобус выехал со двора.

Водитель открыл форточку, и теплый ветер бил в лицо Степана Зубова, обдавая его запахами нефти и вянущей листвы, вот примешался запах горячего хлеба, а вот потянуло жгучими соленостями с базара. Это были запахи жизни. Как же он раньше не замечал, что жизнь так вкусно пахнет? А какие дивные женщины проносились мимо него… Некоторые изумленно оглядывались, увидев его ухмылку за стеклом закрытых дверей катафалка.

Пару часов автобус простоял у длинной стены с вышками и прожекторами. Зубов и водитель сидели на корточках под одиноким деревом, задерживая дыхание, когда ветер дул от автобуса.

Наконец, Шалаков с Азимовым вышли из КПП, а через какое-то время ворота раздвинулись, выпуская серый фургон с зарешеченными окнами.

Фургон послушно катил за автобусом через весь город до самой дачи. А там из него выгрузили изможденного зэка. Зубов завязал ему глаза черной лентой с остатками золотых букв и повел за собой, а впереди шагали «аферисты».

Они шли по извилистой дорожке между голыми деревьями к неприметному зданию на самом краю сада. Дом был сложен из такого же камня-кубика, что и бесконечный забор, окружавший сад. Маленькие окна были изнутри прикрыты пожелтевшими газетами. У входной двери стояли двое в сером камуфляже. Завидев идущих, они вытянулись и шагнули в стороны.