Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь

• Название: Иметь и не иметь
• Автор: Эрнест Хемингуэй
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-300-02917-3

Творчество Эрнеста Хемингуэя (1899–1961) входит в золотой фонд мировой литературы. Человек огромного таланта, величайшей силы воли, доброты и гуманизма, он оставил глубочайший след в истории культуры.

Во второй том Собрания сочинений включены романы «Прощай, оружие!», «Иметь и не иметь», книга рассказов «Зеленые холмы Африки» и рассказы разных лет.

Ernest Hemingway. To Have and Have Not. 1937.

Перевод с английского Е. Калашниковой.

Эрнест Хемингуэй. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Издательства «Терра-Книжный клуб». Москва. 2000.

---

Эрнест Хемингуэй • ИМЕТЬ И НЕ ИМЕТЬ Роман

Часть первая ГАРРИ МОРГАН (Весна)

Глава первая

Представляете вы себе Гавану рано утром, когда под стенами домов еще спят бродяги и даже фургонов со льдом еще не видно у баров? Так вот, мы шли с пристани в «Жемчужину Сан-Франциско» выпить кофе, и на площади не спал только один нищий, он пил воду из фонтана. Но когда мы вошли в кафе и сели, там нас уже ожидали те трое.

Мы сели, и один из них подошел к нам.

— Ну? — сказал он.

— Не могу, — ответил я ему. — Рад бы помочь вам. Но я уже вчера сказал, что не могу.

— Назовите свою цену.

— Не в этом дело. Я не могу. Вот и все.

Двое других тоже подошли и смотрели на нас с огорчением. Они были славные молодые люди, и я был бы рад оказать им эту услугу.

— По тысяче с головы, — сказал тот, который хорошо говорил по-английски.

— Мне самому неприятно, — ответил я ему. — Но я вам по совести говорю: не могу.

— Потом, когда все здесь изменится, это вам сослужит службу.

— Знаю. Рад бы душой. Но не могу.

— Почему?

— Лодка меня кормит. Если я потеряю ее, я останусь без куска хлеба.

— За деньги можно купить другую лодку.

— Но не в тюрьме.

Они, должно быть, решили, что меня только нужно уговорить, потому что первый продолжал:

— Вы получите три тысячи долларов, и впоследствии это может сослужить вам службу. То, что тут сейчас, знаете, долго не продержится.

— Слушайте, — сказал я. — Мне совершенно все равно, кто у вас будет президентом. Но у меня правило: не перевозить в Штаты ничего такого, что может болтать.

— Вы хотите сказать, что мы будем болтать? — сказал один из тех, которые до сих пор молчали. Он сердился.

— Я сказал: ничего такого, что может болтать.

— Вы считаете нас lenguas largas?

— Нет.

— Вы знаете, что такое lengua larga?

— Да. Тот, у кого длинный язык.

— Вы знаете, как мы поступаем с такими?

— Не петушитесь, — сказал я. — Вы ко мне обратились. Я вам ничего не предлагал.

— Замолчи, Панчо, — сказал сердитому тот, что говорил первым.

— Он сказал, что мы будем болтать, — сказал Панчо.

— Слушайте, — сказал я. — Я вам говорил, что не берусь перевозить ничего такого, что может болтать. Ящики с вином не могут болтать. Четвертные бутыли не могут болтать. Есть еще многое, что не может болтать. Люди могут болтать.

— А китайцы не могут болтать? — сказал Панчо со злостью.

— Они могут болтать, но я их не понимаю, — ответил я ему.

— Значит, вы не хотите?

— Я вам уже вчера сказал. Я не могу.

— Но вы не станете болтать? — сказал Панчо. Он меня не понимал и оттого злился. Да, пожалуй, и оттого, что дело не выходило. Я ему даже не ответил.

— Вы-то сами не из lenguas largas? — спросил он все еще злобно.

— Кажется, нет.

— Это что такое? Угроза?

— Слушайте, — ответил я ему. — Охота вам петушиться в такую рань. Я уверен, что вы немало глоток перерезали. Но я еще даже кофе не пил.

— Так вы уверены, что я режу людям глотки?

— Нет, — сказал я. — И вообще мне на это наплевать. Разве нельзя говорить о деле и не беситься?

— Да, я взбешен, — ответил он. — Я вас убить готов.

— Тьфу, черт, — сказал я ему. — Да придержи ты язык.

— Ну, будет, Панчо, — сказал первый. Потом мне: — Очень жаль. Я бы хотел, чтоб вы перевезли нас.

— Мне тоже очень жаль. Но я не могу.

Все трое направились к двери, и я смотрел им вслед. Они были красивые молодые люди, хорошо одетые: все без шляп, поглядеть на них, так было похоже, будто у них денег хоть отбавляй. Послушать их, так, во всяком случае, было на то похоже; они и по-английски говорили, как говорят кубинцы из богатых.

Двое из них были, видно, братья, а третий, Панчо, чуть повыше ростом, но из той же породы. Знаете, статная фигура, хороший костюм, блестящие волосы. Я подумал, что не такой уж он, верно, злой, как кажется. Он, верно, просто нервничает.

Как только они вышли из кафе и повернули направо, я увидел, что через площадь мчится к ним закрытая машина. Первым делом зазвенело оконное стекло, и пуля врезалась в пирамиду бутылок в правом углу витрины. Я услышал выстрелы, и — боп-боп-боп, вся пирамида разлетелась вдребезги.

Я прыгнул за стойку и видел все, выглядывая слева из-за края. Машина остановилась, и возле нее присели на корточках два человека. У одного был автомат Томпсона, а у другого магазинный дробовик с отпиленным стволом. Тот, что с автоматом, был негр. Другой был в белом шоферском пыльнике.

Один из кубинцев лежал на тротуаре ничком, как раз под разбитой витриной. Два других спрятались за фургон компании «Тропическое пиво», только что подъехавший со льдом к соседнему бару. Одна лошадь упала и билась в упряжи, другая неистово мотала головой.

Один из кубинцев выстрелил из-за фургона, и пуля отскочила, ударившись о тротуар. Негр с «томпсоном» пригнулся почти к самой земле и выпустил заряд под фургон, — и верно: за фургоном один упал, головой на тротуар. Он судорожно дергался, закрыв голову руками, и шофер выстрелил в него из дробовика, пока негр вставлял новую обойму. Заряд был основательный. По всему тротуару виднелись следы дроби, точно серебряные брызги.

Второй кубинец за ноги оттащил раненого под прикрытие фургона, и я увидел, как негр снова пригнулся к мостовой, чтобы выпустить еще заряд. Но тут вдруг мой друг Панчо стал огибать фургон с другой стороны, прячась за той лошадью, которая устояла на ногах. Он вышел из-за лошади, белый, как грязная простыня, и выстрелил в шофера из своего люгера, держа его обеими руками для большей устойчивости. Он, не останавливаясь, дважды выстрелил поверх головы негра и один раз ниже.

Он попал в шину, потому что я видел, как взвилась струя пыли, когда воздух стал выходить из камеры, и негр, подпустив его на десять шагов, выстрелил ему в живот из своего «томми», истратив, должно быть, последний заряд, потому что я видел, как он отбросил автомат, а друг Панчо с размаху сел на мостовую и потом повалился ничком. Он пытался встать, все еще не выпуская из рук свой люгер, но не мог поднять головы, и тогда негр взял дробовик, который лежал у колеса машины, рядом с шофером, и снес ему половину черепа. Ай да негр.

Я живо глотнул из первой откупоренной бутылки, попавшейся мне на глаза, даже не разобрал, что в ней было. Вся эта история очень мне не понравилась. Я юркнул прямо из-за стойки в кухню и черным ходом выбрался на улицу. Я миновал площадь в обход, ни разу даже не оглянувшись на толпу, которая сбежалась к кафе, прошел через ворота и вышел на пристань прямо к лодке.

Тип, который зафрахтовал ее, был уже там и ждал. Я рассказал ему, что произошло.

— А где Эдди? — спросил Джонсон, этот самый тип, который нас зафрахтовал.

— Как началась стрельба, я его больше не видел.

— Может быть, он ранен?

— Какого черта! Я же вам говорил, выстрелы попали только в витрину. Это когда автомобиль их нагонял. Когда застрелили первого прямо под окном кафе. Они ехали вот под таким углом…

— Откуда вы это все так хорошо знаете? — спросил он.

— Я смотрел, — ответил я ему.

Тут, подняв голову, я увидел, что по пристани идет Эдди, еще более длинный и расхлябанный, чем всегда. Он ступал так, словно у него все суставы были развинчены.

— Вот он.

У Эдди вид был неважный. Он и всегда-то не слишком хорош по утрам, но сейчас у него вид был совсем неважный.

— Ты где был? — спросил я его.

— Лежал на полу.

— Вы видели? — спросил его Джонсон.

— Не говорите об этом, мистер Джонсон, — сказал ему Эдди. — Мне тошно даже вспоминать об этом.

— Выпить вам надо, — ответил Джонсон. Потом он сказал мне: — Ну как, выйдем сегодня?

— Зависит от вас.

— Какая будет погода?

— Такая же, как вчера. Может быть, даже лучше.

— Так давайте выйдем.

— Ладно, как только принесут наживку. Мы уже три недели возили этого молодчика на рыбную ловлю, и я пока не видел от него ни цента, кроме сотни долларов, которые он мне дал еще до переезда на Кубу, чтобы уплатить консулу, получить разрешение на выход из порта, запасти бензину и кой-какой еды. Мы уговорились по тридцать пять долларов в день, рыболовная снасть моя. Он ночевал в отеле и каждое утро приходил на пристань. Устроил мне это дело Эдди, так что пришлось и его взять с собой. Я платил ему четыре доллара в день.

— Мне надо запасти бензину, — сказал я Джонсону.

— Ну что ж.

— На это нужны деньги.

— Сколько?

— Галлон стоит двадцать восемь центов. Надо галлонов сорок, не меньше. Это будет одиннадцать двадцать.

Он вынул пятнадцать долларов.

— Может, остальные засчитаем за пиво и лед? — спросил я.

— Превосходно, — сказал он. — Пусть это идет в счет моего долга.