Лев Толстой - ТОМ 23 ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1879-1884

• Название: ТОМ 23 ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1879-1884
• Автор: Лев Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

Год после матери (моей бабушки) в самый 40[-и] голодный год померла в Оптиной Пустыни и Александра Ильинишна.

Мне было тогда 12 лет.[175] Ближняя родня нам оставалась другая сестра отцова, Пелагея Ильинична. Пелагея Ильинична была мужняя жена. Муж ее Юшков жил в Казани.[176] Она приехала к нам, поступила в опекунши и увезла нас в Казань.

Пелагея Ильинична

В ЧЕМ МОЯ ВЕРА?

№ 1.

К главе I

(Помню, в одну хорошую минуту, когда я, беседуя с монахом учителем, сообщил ему мое желание отдать именье всю собственность, чтобы последовать Христу, учитель сказал мне, что это было бы дурно, что этого не требует учение Христа, что для исполнении учения Христа не надо так прямо понимать его учение, а надо следовать учению церкви о том как исполнять учение Христа, что церковь предлагает другой, царский путь. Отдавать всего не надо; а надо продолжать жить в роскоши, отдавая 1/10, и молиться и пользоваться благодатью таинств.)

№ 2.

К главе Х

Отыскиванием истины математической, научной считаете похвальным заниматься. Разрешением разных восточных, римских вопросов можно заниматься. Можно заниматься писанием опер, комедий, историй, можно заниматься геральдикой — чем хотите, всё это допускается, но истинной жизни нашей человеческой не позволяется заниматься. Это считается глупым, смешным — или непозволительным. Единственные люди — социалисты и коммунисты, — которые пытаются заниматься этим, считаются врагами и религии, и государства, и человечества, и всего святого.

КОММЕНТАРИИ

«ИСПОВЕДЬ»

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ

I

«Исповедь», или «Вступление к ненапечатанному сочинению», является первым законченным произведением Л. Н. Толстого, написанным после его «второго рождения», как он называл происшедший во второй половине 1870-х годов перелом в его миросозерцании.

В последней части «Анны Карениной», над которой Толстой работал в начале 1877 г., дается описание того душевного кризиса, который переживал в то время автор. Как и Левин, Толстой испытывал мучительные сомнения в основах своего миросозерцания. Он искал ответов на тревожившие его вопросы о смысле и цели жизни. Как Левин, «невольно, бессознательно для себя, он теперь во всякой книге, во всяком разговоре, во всяком человеке искал отношения к этим вопросам и разрешения их… Мысли эти томили и мучили его то слабее, то сильнее, н никогда не покидали его. Он читал и думал, и чем больше он читал и думал, тем дальше чувствовал себя от преследуемой им цели».[177]

3 марта 1877 г. С. А. Толстая писала в своем дневнике: «Сегодня он [Лев Николаевич] говорит, что он и не мог бы жить долго в той страшной борьбе религиозной, в какой находился эти последние два года, и теперь надеется, что близко то время, когда он сделается вполне религиозным человеком».[178]

Разрешение своих религиозных сомнений Толстой нашел там, где никак не думал найти: не в богословских сочинениях, не в общении с профессиональными духовными лицами, а в общении с русским трудовым народом. Спасло его «уважение и какая-то кровная любовь к мужику, всосанная им, как он сам говорил, вероятно, с молоком бабы-кормилицы», которую он, как изображенный им Левин, всегда испытывал в сильной степени. В «Анне Карениной» рассказывается, как разговор с крестьянином Фоканычем вывел Левина из состояния отчаяния, в котором он находился до того времени. Толстой, как Левин, принимает церковную веру, потому что ее придет придерживается большинство трудового крестьянства.

Он исполняет все предписания церковной веры: ходит в церковь, молится дома, соблюдает посты, едет вместе с Н. Н. Страховым в Оптину пустынь. Весной 1877 г. он считал себя уже вполне церковно-верующим человеком, как это видно из следующего места черновой редакции последней части «Анны Карениной», написанной не позднее мая 1877 г.: «Я знаю, к кому мне прибегнуть, когда я слаб, я знаю, что яснее тех объяснений, которые дает церковь, я не найду, и эти объяснения вполне удовлетворяют меня».[179]

25 августа 1877 г. Софья Андреевна записывает в дневнике; «Всё более и более укрепляется в нем религиозный дух. Как в детстве, всякий день становится он на молитву, ездит по праздникам к обедне… по пятницам и и средам ест постное я всё говорит о Духе смирения, не позволяя и останавливая полушутя тех, кто осуждает других».[180]

Едва ли, однако, Толстой был когда-либо вполне православно-верующим. Уже 6 ноября 1877 г. он писал Н. Н. Страхову: «На днях слушал я урок священника детям из катехизиса. Всё это было так безобразно. Умные дети так очевидно не только не верят этим словам, но и не могут не презирать этих слов, что мне захотелось попробовать изложить в катехизической форме то, во что я верю, и я допытался. И попытка эта показала мне, как это для меня трудно и, боюсь, невозможно. И от этого мне грустно и тяжело».[181]

В письме к Н. Н. Страхову от 27? января 1878 г. Толстой жизнь Христа (даже «Христов», как он пишет) не выделяет из ряда «жизней Авраамов, Моисеев… святых отцов»; причащению— этому центральному акту общения человека с богом по учению церкви — не придает никакого значения («остаюсь к нему индиферентным» — было скачала написано в этом письме).[182]

Но еще более, чем догматическая сторона, возбуждало в Толстом сомнение нравственное и общественное учение церкви. В Дневнике 22 мая 1878 г. он записал: «Был у обедни в воскресенье. Подо всё в службе я могу подвести объяснение, меня удовлетворяющее. Но «многая лета» и «одоление на врагов» есть кощунство. Христианин должен молиться за врагов, а не против них».[183]

11 июня 1879 г. Толстой отправляется в Киев, куда приехал 14 июня. Здесь он ходит по соборам, пещерам, монахам, схимникам, но остается неудовлетворенным. «Не стоило того», — пишет он жене в тот же день.[184] Приехавший в Ясную Поляну в конце июня 1879 г. Н. Н. Страхов нашел Толстого уже в «новом фазисе», как писал он ему 21 июля.[185] Этим «новым фазисом» было, без сомнения, антицерковное настроение Толстого, тогда впервые замеченное Страховым.

27 сентября 1879 г. Толстой поехал в Москву, а ив Москвы проехал в Тровце-Сергиеву лавру. В Москве он беседовал о вере с митрополитом московским Макарием (Булгаковым) и викарием Алексеем (Лавровым-Платоновым), а в лавре — с наместником Леонидом (Кавелиным). «Все трое прекрасные люди и умные, — писал Толстой Н. Н. Страхову 4 октября, — но я больше еще укрепился в своем убеждении. Волнуюсь, метусь и борюсь духом и страдаю; но благодарю бога за это состояние».[186]

По-видимому, вскоре после возвращения из Москвы Толстой принялся за изложение своих религиозных взглядов и своего отношения к православию. Писал он для себя, повинуясь непреодолимой внутренней потребности выяснить самому себе свое отношение к религии. Работе шла страшно напряженно.

«Я очень занят, — писал Толстой Н. Н. Страхову в коротеньком письме около 2 ноября 1879 г., — но не скажу, что пишу».[187] Ему же 22 ноября: «Я очень занят, очень взволнован своей работой. Работа не художественная и не для печати».[188] В тот же день Фету: «Я очень занят. Из занятия моего ничего не выйдет, кроме моего удовлетворения, но все-таки очень занят».[189] Страхову около 12 декабря; «Я очень занят и очень напрягаюсь. Всё голова болит».[190]

Вся умственная энергия его до такой степени была устремлена на занимавшую его работу, что ему трудно было оторваться даже для того, чтобы написать письмо. «Поблагодарите Стасова, — писал он Н. Н. Страхову в том же письме, — за… его милое письмо и вопросите извинения, если теперь не отвечу, хотя хочу ответить».

Брату Сергею Николаевичу Толстой 21 декабря 1879 г. писал о своей работе в следующих выражениях: «Я всё так же предавался своему сумасшествию, за которое ты так на меня сердишься. Только теперь роды[191] выбили меня из колеи».[192]

Некоторые сведения о работе Толстого над религиозно-философским произведением сообщает и его жена в письмах к своей сестре Т. А. Кузминской. 7 ноября 1879 г. она писала: «Левочка всё работает, как он выражается, но увы! он пишет какие-то религиозные рассуждения, читает и думает до головных болей, и всё это, чтобы доказать, как церковь несообразна с учением Евангелия. Едва ли в России найдется десяток людей, которые этим будут интересоваться. Но делать нечего; я одного желаю, чтоб уж он поскорее это кончил и чтоб прошло это, как болезнь. Им владеть или предписывать ему умственную работу такую или другую никто в мире не может, даже он сам в этом не властен».[193] 15 ноября: «Левочка… пишет всё свое божественное». 29 ноября: «Левочка очень много пишет, но все то же объяснение на Евангелие и религиозные работы какие-то, которыми я почти что не могу интересоваться, и хотя мне это больно, но себя не переделаешь. Он тоже все не совсем здоров, все голова болит».[194]