Антонина Коптяева - Дерзание

• Название: Дерзание
• Автор: Антонина Коптяева
• Жанр: Советская классическая проза

ОБ АВТОРЕ

Роман «Дерзание» (1958 г.) Антонины Коптяевой завершает трилогию о докторе Аржанове, первые две части которой составили книги «Иван Иванович» (1949 г.) и «Дружба» (1954 г.). Перипетии жизни своего героя Коптяева изображает в исторически конкретной обстановке.

Так, в романе «Иван Иванович» хирург Аржанов работает в глубинке, на северо-востоке страны, в крае, который еще в недалеком прошлом был глухим и диким. Помогает людям избавиться ст болезней, воодушевляя их своим трудом. Действие романа «Дружба» вводит читателя в драматическую обстановку Сталинградской битвы, участником которой является и доктор Аржанов, а в «Дерзании» Иван Иванович предстает перед нами в послевоенное время: он уже в Москве и один из первых дерзает проводить операции на сердце.

Работа Ивана Ивановича, его одержимость делом, которому он служит, показана в естественных взаимосвязях с действиями, надеждами и устремлениями людей, среди которых он живет. Рядом с образом главного героя перед читателем проходят живые, правдивые и нравственно светлые образы председателя районного Совета Марфы Антоновой, юной якутки Вари Громовой, одной из учениц Ивана Ивановича, ставшей его женой, молодого и талантливого врача Ларисы Фирсовой, у которой война отняла семью. Своим трудом эти люди утверждают силу добра, благородства и гуманизма.

Следует отметить важную черту писательского дарования Антонины Коптяевой — обстоятельность и точность изображения характеров ее героев. Страницы трилогии, показывающие доктора Аржанова у операционного стола, захватывают точностью изображения настолько, что, читая их, ощущаешь себя как бы присутствующим в операционной. Хотя дело Ивана Ивановича определяет главную линию его жизни, однако, показывая и личную, семейную жизнь героя, которая складывается непросто, автор поднимает проблему гармонии творческого труда и личного счастья.

Жажда очерковой достоверности вместе с желанием заглянуть во внутренний мир своих героев, коснуться вечных источников бытия — любви, верности, измены, встречи, разлуки, товарищества — отличает уже раннюю работу писательницы — ее первый роман «Фарт» (1940 г.). В нем показана жизнь золотодобытчиков — старателей, шахтеров, обитателей суровой тайги. Роман был написан на основе долгих наблюдений, отличного знания быта, условий таежного труда, которые открылись автору не как стороннему наблюдателю. Родившись в семье золотоискателя на прииске Южном, с юных лет Антонина Коптяева работала со старателями в амурской тайге.

Наблюдения, почерпнутые в золотоносном таежном крае, легли в основу следующего произведения Коптяевой — ее дипломной работы в литературном институте им. Горького — романа «Товарищ Анна» (1946 г.), в котором раскрывается образ человека с сильным и цельным характером. Личная жизнь главной героини Анны, руководительницы крупного золотодобывающего предприятия, фактически слившаяся с жизнью в обществе, на производстве, является главным содержанием книги. Автор показывает духовное обновление человека, неразрывно связанное с творческим трудом.

Эту мысль Коптяева последовательно проводит и в романе «Дар земли»(1963 г.), где на фоне напряженной борьбы за добычу приволжской нефти показывает картины зарождения новых взаимоотношений в трудовой семье.

После завершения работы над романом «Дар земли» Антонина Коптяева обратилась к новой для себе теме — историко-революционной. Роман «На Урале-реке» посвящен борьбе оренбургских рабочих против белоказаков Дутова и колчаковцев. В книге раскрывается способность автора широко охватить всю картину событий И одновременно представить ее читателю в детальных подробностях. В романе правдиво переплелись судьбы героев, созданных воображением писателя на основе изучения жизненного материала, и характеры действующих лиц, реально существовавших, таких, как Петр Алексеевич Кобозев — чрезвычайный комиссар по борьбе с дутовщиной, герой казахского народа Алибий Джангильдин, председатель оренбургского ревкома Самуил Цвиллинг, рабочий-большевик Александр Коростелев и другие.

Коптяева показала быт и нравы оренбургского казачества и в мирной жизни и во время гражданской войны. В первой книге романа «Год 1917-й» автор рассказывает о возникновении Оренбургской партийной организации, о всеобщей рабочей забастовке, вооруженной защите города от войск атамана Дутова, о приходе Советской власти в Оренбург. Вторая книга охватывает события гражданской войны в Оренбуржье в 1918 —начале 1919 года.

Яркое художественное выражение нашла здесь идея защиты революционных завоеваний, одухотворявшая героев обороны Оренбурга.

В творчестве Антонины Коптяевой большое место занимает в работа в очерково-публицистическом жанре. Книга очерков «Чистые реки» (1969 г.) и страницы из дневника писательницы — «Сибирские сокровища» (1971 г.) свидетельствуют об остроте чувства современности, о знании автором жизни народа.

Очерки Коптяевой отличает естественность интонации повествования, светлый лиризм. Описание природы она использует как средство для более полного раскрытия сути происходящих событий. Это проявляется и в небольших по объему, но богатых по содержанию очерках «Края родные», «О самом дорогом», «Память сердца», «Северное сияние»…

Всем своим творчеством Антонина Коптяева раскрывает общественное назначение человека, утверждая невозможность истинного счастья без ощущения нужности людям.

Е. Абрамович.

---

— Как тебе не стыдно! — сразу вспылила Варя. — Ты сегодня… вчера… Я всю ночь глаз не сомкнула. Мучилась, плакала!.. Где ты был вчера вечером?

— Слушал музыку.

На минуту Варя остолбенела от охватившего ее негодования. Она тут истерзалась вся, а он был в театре. Он развлекался!

— С кем ты был? — тихо спросила она.

— С Алешей Фирсовым.

— С сыном Ларисы Петровны? Вдвоем?

— Да.

— Ты лжешь! Она тоже была с вами, — грубо сказала Варя, и лицо ее в густой тени леса стало прозрачно-белым, даже синеватым, как мокрый снег.

— Я никогда никому не лгал. Тебе тем более.

— Мне? Скажите какое исключение! Да я всю жизнь только и делаю, что плачу из-за вас! — вдруг перейдя на «вы», с враждебностью сказала Варя, подумав и о том, что он нашел время для сына Фирсовой, а своего ребенка совсем забросил в последнее время.

— Неужели больше ничего у нас не было?

— Трудно припомнить после таких переживаний!

— Ну что же, спасибо!

Иван Иванович круто повернулся и пошел прочь, громоздкий и мрачный, продираясь, точно медведь, сквозь заросли пушистых сосенок, сквозь кусты бузины, усыпанной гроздьями кроваво-красных ягод, и высокие папоротники, похожие на пучки скрученных желтых перьев. Маленькие елочки, будто дети, выбегали навстречу, задерживали его, протягивая цепкие лапки. Большие деревья качали над ним густыми кронами, нарядные в своем богатом осеннем уборе. Лес так и теснился вокруг, шелестел, успокаивал, но человек, ослепленный душевной болью, шагал да шагал, ничего не замечая.

Дружная семья белых грибов встретилась ему на утоптанной полянке. Они были так сказочно хороши — толстоногие здоровяки в ядреных коричневато-бурых шапочках, — что Иван Иванович невольно замедлил шаг. Сетка-авоська — единственное, что нашлось для него на даче, — висела у него на руке. В авоське, распирая ее, лежали хорошие, отборные грибы… Иван Иванович собирал их с толком. И ножик-складень был у него в руке, бессознательно закрытый и зажатый в горсти во время разговора с женой.

С минуту хирург стоял и, собираясь с мыслями, смотрел на свою новую находку. «Курень», — сказала Наташка. С груздями это плохо вязалось, а вот боровики, прочно сидевшие в жесткой земле, так и выпиравшие из нее твердыми белыми животиками, и впрямь походили на богатырскую семью в казачьем курене. Иван Иванович нагнулся и машинально начал срезать их и складывать в авоську. Один, толстый, молоденький, тяжелый, с маленькой, очень крепкой шапочкой, напомнил ему Мишутку. Иван Иванович выворотил его целиком и, держа в руках, выпрямился, забыв на земле и нож, и богато набитую сетку.

«Золотая рыбка, поиграй со мной!» — как будто зазвенела в лесном безмолвии детски простая песенка, полная глубокой печали о манящем, далеком, несбыточном. Как смешно повторял потом эти слова Мишутка! Где ему понять сложность жизни и человеческих чувств! Но одно он уже понял: отец перестал играть с ним, совершенно занятый своими взрослыми делами. О чем он плакал тогда: о пропавшем блюдце с киселем или от обиды на равнодушие отца, при котором его обидели?

«Я только и делаю, что всю жизнь плачу из-за вас!» — прозвучали в ушах Ивана Ивановича слова Вари.

«Все превратила в черное пятно! А учеба? А ребенок? А помощь моя и забота? Ольга одна ушла, а эта ребенка уведет с собой. Ведь нельзя же отнять у нее Мишутку?!»

Слезы заволокли глаза Ивана Ивановича, он сморгнул их, но тут же представил сынишку: его громкие песни, потешные слова, вспомнил уши игрушечного зайца, торчавшие из ребячьего кулачка, обращение к овчарке: «Я хороший, Дези!» — И… слезы набежали снова.

Что же дала человеку трудная и почетная работа, вся его беспокойная, честная и чистая жизнь? Вот он стоит, одинокий, в лесной глуши, и плачет. Да, плачет! Такой сильный — и такой беспомощный перед хитросплетениями своей судьбы. А ведь кто-то сказал же: человек — сам кузнец своего счастья.

— Значит, плохой я кузнец! — Иван Иванович осторожно, но опять-таки машинально, положил грибок на приметный, почерневший в срубе пень и пошел в сторону станции, привлеченный шумом поезда, проходившего за лесом.

11

«Что же теперь будет? — подумала Варя, оставшись одна в кабинете, где она и заведующая отделением Полина Осиповна осматривали больных. — Рушится мое счастье. Рухнуло уже! Здесь я немножко забываюсь, а дома все гнетет. Вот тему для диссертации получила… Ведь это не шутка — сразу после института приступить к научной работе! А мне доверили, значит, я стою того. И страшно и радостно, а поделиться не с кем. Есть друзья, но они только посочувствовать могут, а любимый человек, который мог бы дать настоящий совет, отошел».

И опять у Вари возникла мысль, что, возможно, лучше было бы иметь Ивана Ивановича другом, а семью создать с Платоном Логуновым.

«Как же это? О чем это я?! — вспыхнув от стыда, упрекнула себя она. Но не впервые возникшая мысль вернулась снова: — С Платоном, наверное, легче и радостнее бы жилось. Мы с ним равные товарищи. А Иван Иванович привык смотреть на меня с высоты, и, когда я попыталась заговорить с ним в полный голос, он счел это оскорблением. Чем дальше, тем хуже… Вот ходил на концерт и даже не предупредил. И рада бы поверить, что он был там только с Алешей, да не могу! Зачем такому солидному человеку идти в театр с мальчишкой и почему именно с сыном Ларисы?» — Обида и всколыхнувшаяся опять ревность вытеснили без следа мысль о Логунове.

Потом Варя подумала о теме для диссертации, полученной ею на кафедре Центрального института усовершенствования при содействии ее шефа профессора Щербаковой. Тема, — «Новокаин в лечении глаукомы». Надо оправдать доверие своего учителя. И для движения вперед надо переступить этот порог, и для того еще (это уже где-то в глубинах души зрело), чтобы доказать нечто очень важное доктору наук профессору Аржанову.

Когда Варя представляла себе свое будущее глазного врача, то думала о профессоре Щербаковой. Вот кому хотела бы она подражать! Конечно, Щербакова, всю жизнь отдавшая лечению глазных болезней, могла служить ей образцом. Золотые руки ее, и знание, и опыт сохранили тысячам людей самое дорогое — зрение! Хрупкая пожилая женщина-профессор с молодо блестящими черными глазами покорила Варино. сердце, так же, как терапевт Медведев, у которого были резкие столкновения с Иваном Ивановичем. Не всегда студент может запросто подойти к профессору, а в кабинет Щербаковой и Медведева Варя и ее товарищи являлись по каждому наболевшему вопросу и ни разу не ушли, не разрешив возникших сомнений.

Еще на четвертом курсе Варя с увлечением занималась в студенческом кружке, которым руководила Щербакова. Опытная преподавательница сразу заметила и оценила одержимость студентки. Многие, в том числе и Иван Иванович, советовали Варе учиться на детского врача, но она подала заявление о прохождении субординатуры шестого курса в глазной клинике Щербаковой.

И ни разу не приходило ей в голову, что Иван Иванович мог бы принудить ее пойти по иному пути: он окрылял и поддерживал ее во всех начинаниях.

Она была так благодарна ему за помощь, что когда получила премию в двести рублей за работу, написанную в студенческом кружке, то сразу решила купить ему подарок… Ведь это были особенные деньги!

Варя вспомнила, как бегала по магазинам, высматривая подарок. Щербакову она могла отблагодарить только своими успехами, а мужу надо было подарить что-нибудь купленное на деньги за ее первый научный труд.

Иван Иванович все понял тогда. Ведь он тоже любил ее! А теперь?.. Варя вспомнила сцену в лесу. Какая чужая, неподвижная рука, какой холодный взгляд.

— Ужасно! Ужасно! — прошептала Варя. — Да! — очнувшись, отозвалась она, услышав легкий стук в дверь, и в кабинет, полыхая сквозь загар румянцем, вошла молодая девушка.

Это была Таня Бражникова, которой Варя сделала летом операцию, чтобы устранить косоглазие. Прямо и радостно смотрели теперь на врача ярко-голубые глаза. Красавицей выглядела Бражникова, еще недавно диковато-угрюмая, глядевшая одним глазом далеко в сторону.

— Как вы расцвели, Таня! — невольно позавидовала Варя ее юной жизнерадостности.

— Благодаря вашим заботам, доктор! — Курносенькое лицо девушки стало еще румянее, совсем под стать цветочкам на ее платье. — После вашей операции я точно заново на свет родилась. Сами понимаете, что значит в деревне, когда косоглазая! С малых лет задразнили. А теперь замуж выхожу… Жених у меня… Вот приехали с ним из колхоза кое-что купить к свадьбе. — Девушка еще больше заволновалась, поправила свободной рукой светлые, выгоревшие от солнца волосы, поправила оборку на груди. — Я вам подарок принесла! — выпалила она и неловко протянула Варе какую-то покупку в серой оберточной бумаге.

— Ой, что вы! Зачем!